— Учти, со мной такие штуки не пройдут.
— Мы в этом году сдаем Т.Р.И.Т.О.Нов! — завелась Гермиона. — Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, насколько они важны для нашего будущего?
— Грейнджер, если ты не заткнешься, у нас с тобой не будет никакого будущего, — с глумливой слизеринской усмешкой заметила Сольвейг.
— О Боже, — Гермиона покраснела. — Я не имела в виду… Сольвейг, прекрати!
Сольвейг замотала головой, продолжая беззвучно содрогаться от хохота. Отсмеявшись, она мотнула головой.
— Давай вернемся к Снейпам, Грейнджер.
Красная, как рак, Гермиона уткнулась в листок с семейным древом.
— Да, ты была права, — после небольшой паузы сказала она.
— Насчет будущего?
— Насчет родственников, Паркер! У Снейпа действительно нет никаких родственников. Тебя тут, кстати, тоже нет, — добавила она, с сочувствием поглядывая на Сольвейг. Та пожала плечами.
— Это еще ничего не значит. Я же не Снейп. Если я и дочь Северуса, то, скорее всего, незаконнорожденная, а таких Большая Книга Судеб не фиксирует.
— Ты так это говоришь… — пробормотала Гермиона.
— О Господи, Грейнджер, — закатила Сольвейг глаза. — Ты думаешь, меня волнует, имею ли я право называться Снейп? Сольвейг Паркер звучит гораздо лучше, чем Сольвейг Снейп, по-моему…
— Сольвейг Снейп лучше, — машинально пробормотала Гермиона, разглядывая что-то на семейном древе. — Посмотри-ка, Паркер, что бы это значило?
Две головы, тесно сдвинувшись, склонились над листком. Переплетающиеся линии родового древа, начинающиеся внизу листа с Октавиана и Августы Снейпов, вели выше, к именам, датам и — века с восемнадцатого — портретам, некоторые уводили за пределы листа — там, очевидно, начинались другие фамилии, — и заканчивалось все это последним представителем рода Снейпов — Северусом Роландом, 1960 г. р., не женат, детей не имеет. Но вот рядом…
От родителей Северуса (Августус Снейп, 1930–1974 гг., Миранда Забини-Снейп, 1936–1974 гг.) шли две нити. Одна заканчивалась именем и портретом Северуса. А под другой была большая, словно выжженная дыра. Покрывало на кровати сквозь эту дыру почему-то не просвечивало.
— Ага, — сказала Сольвейг. — Значит, брат все-таки был…
— Он умер? — спросила Гермиона.
— Нет. Это значит, что его изгнали из рода, — Сольвейг опустила голову на руки. — Можешь выбрасывать это, Грейнджер. Даже если мы узнаем, кто этот брат, нам это уже бесполезно.
— Почему?
— Он изгнан. Это значит, что его не просто выгнали из дома и лишили наследства. Изгнание из рода — это целый колдовской обряд, суть которого — отрезать кровные нити. Ни одно симпатическое зелье, чье действие основано на родстве крови, не может быть использовано, если речь идет об Изгнаннике.
Гермиона подперла подбородок рукой и задумчиво посмотрела на Сольвейг.
— Не понимаю. Какое заклинание может изменить состав крови?
— Они не меняют состав крови, — ответила Сольвейг. — Они просто запирают. Я не знаю точно, как это действует. Ну, представь, что ты поставила охранные заклинания на комнату, и если кто-то попытается ее открыть, его заклинания просто завязнут в твоих, а возможно, обратятся против своего создателя.
— И все-таки мы должны найти его, — Гермиона открыла оглавление «Истории древних семей». — Возможно, ты его дочь и на твою кровь вся эта фигня с изгнанием не распространяется. Или ты дочь самого Снейпа.
Ты просто обязана быть его родней!
— С какой стати? — насмешливо спросила Сольвейг.
— Вы похожи, — коротко ответила Гермиона, открывая нужную страницу. — И вообще, это просто интересно.
У меня есть одно подозрение…
— Наверное, мне следовало проконсультироваться с Поттером, — сокрушенно заметила Сольвейг, наблюдая за тем, как палец Гермионы скользит по строчкам.
— Насчет чего? — машинально спросила Гермиона.
— Насчет того, какая ты зануда.
— Я помогаю тебе, между прочим, — произнесла Гермиона, с удивлением отметив про себя, что «зануда» от Сольвейг звучит совсем не обидно.
— Ты такая энтузиастка, — Сольвейг зевнула, — что даже боязно.
— Вот, смотри, — Гермиона подвинула к ней книгу. — Здесь выдержки из Кодекса Снейпов. Пункты, за что человека могут изгнать из рода.
Сольвейг склонилась над книгой.
— Нормально так… — пробормотала она. — «Попытка ранить, предать врагам или еще каким-либо путем причинить телесный вред Снейпу карается изгнанием из рода Снейпов»… что тут у нас еще? «Уничтожение имущества, являющегося семейной реликвией Снейпов на протяжении более чем трех поколений карается изгнанием из рода Снейпов»… о, а вот это мне нравится, Грейнджер: «Вступление в интимные сношения с мужчиной для мужчины и с женщиной для женщины карается изгнанием из рода Снейпов». Что, интересно, сделал северусов брат? Надеюсь, что-нибудь посерьезнее уничтожения реликвии.
— Это все пункты? — Гермиона, прищурившись, пробегала глазами по строчкам. — Похоже, что нет…
— Похоже, что самые дурацкие… Смотри-ка! «Снейп, уличенный в дружбе либо знакомстве с нелюдем, кроме домовых эльфов, должен быть изгнан…» бла-бла-бла…
— Ну-ну, — надменно бросила Гермиона. — Остроумные — домовиков они исключили. Еще бы…
— Знаешь, Грейнджер, — Сольвейг закрыла книгу, повернулась к Гермионе, уложив голову на вытянутую руку, и гриффиндорка внутренне сжалась. «Дура, что бы тебе не держать язык за зубами хотя бы при ней?!
Дались тебе эти эльфы!..» — Мне кажется, что попробовать стоит. У тебя, конечно, ничего не получится, но ты ведь первая. У первых никогда не получается, но они зажигают сердца тех, кто идет следом. Негры в Америке тоже не хотели свободы, но сейчас вот вполне свободны… Правда, пока мы живем в мире, а посмотри на США — расизм ведь никуда не делся…
Она замолчала, выжидающе глядя на Гермиону. Та сморгнула.
— Ты о чем?
— О домовиках, конечно, — удивилась в свою очередь Сольвейг. — А ты что подумала?
— Ты считаешь, что я права? — тихо спросила Гермиона, садясь.
— Ну, я всегда так думала, — Сольвейг перевернулась на спину, заложив руки за голову. — Что, однако ж, не означает, что я должна ходить со значком «ПУКНИ». Я вообще против значков…
— Но ты ведь мне поможешь? — глаза у Гермионы загорелись.
— Нет, конечно, — ответила Сольвейг. — Ненавижу общественную деятельность. Я тебе рекомендую стать культурным деятелем и пропагандировать свои идеи посредством… ну, короче, ты поняла. Что-то мне лень стало разговаривать. Я и так с тобой говорю в три раза больше, чем обычно.
— Каким культурным деятелем, что ты несешь? — рассмеялась Гермиона. — Я же ничего не умею!
— Ну почему ж, — Сольвейг села и неожиданно оказалась так близко, что кончики их носов соприкоснулись.
Дышать почему-то стало трудно, и Гермиона приоткрыла рот. — Ты сочиняешь замечательные стихи. Они просятся в песню.
— В песню? — машинально переспросила Гермиона. Ее взгляд приковала чаинка, оставшаяся на нижней губе Сольвейг. Страшно, до крика захотелось прикоснуться губами и снять это маленькое, черное, раздражающее пятнышко. Мгновением спустя до Гермионы дошел смысл слов слизеринки. — Стихи? Ты читала мои стихи?!
— Ааа… — Сольвейг, улыбаясь, прикусила губу, и чаинка сгинула. — Ну, понимаешь ли, я заметила, что ты что-то пишешь и прячешь. Знакомые синдромы… И я наложила заклятие на весь твой запас пергамента.
— Какое заклятие? — изумленно спросила Гермиона.
— Ну, я уже использовала такое раньше, — ответила Сольвейг. На лице ее было написано смущение, но что-то — возможно, веселые искорки в синих глазах, — подсказывали, что смущение это искренне в лучшем случае наполовину. — Когда читала дневник Драко. Но с дневником было проще — я завела себе такую же книжечку, как у него, и связала их симпатическим заклинанием…
— Подожди, когда это было? — перебила Гермиона.
— В начале пятого курса, — ответила Сольвейг.
— Ты умела творить Симпатические чары в начале пятого курса?!
— Ну да. Я вообще много чего могу, если мне очень надо. Правда, у этого заклятия был минус — если бы я что-то написала в своей копии драковского дневника, это появилось бы и в его настоящем дневнике. Это случайно вышло. Но с тобой было сложнее — ты же не пишешь в особой книжечке, так что пришлось зачаровать весь твой пергамент… Есть свои плюсы — у меня теперь есть полный курс лекций по Истории магии. Объясни, как ты ухитряешься слушать, да еще и записывать всю эту фигню?
