«Больше никогда не буду подглядывать и доносить, — кается бабулька с балкона второго этажа, — вот те крест!»

На бледных губах умирающей возникает слабая улыбка. В последний раз затянувшись «Мальборо», она обводит собравшихся туманным взором и говорит…

— Жри!

Лена вздрогнула, возвращенная окриком из своих видений.

В приотворившуюся дверь чья-то рука втолкнула алюминиевую глубокую миску, и дверь вновь захлопнулась.

На ощупь девочка отыскала миску и нашла в ней ложку.

Каша была преотвратной на вкус, но это все-таки была каша, настоящая еда.

Торопливо, будто боясь, что кто-то отберет скудное кушанье, Лена принялась ее есть.

Через несколько минут она почувствовала, что ноющая боль в животе тает.

Голод прошел.

Лена хотела было снова прилечь на топчан и от нечего делать вздремнуть, как из-за двери донеслись гулкие шаги и грохот засовов.

— Выходи! — приказал знакомый уже голос.

Лена робко переступила порог темницы.

Перед ней стоял рослый мужчина с абсолютно голым черепом, похожий на птицу гриф. Его маленькие глазки, расположенные впритык к огромному, крутому носу, смотрели пристально и зло.

— Здрасьте, — сказала Лена.

Не ответив, гриф сделал ей знак: иди вперед.

Девочка повиновалась.

Она шла и слышала за собой тяжелое, простуженное дыхание своего конвоира.

Вновь, как и прошлый раз, они продвигались по запутанному лабиринту коридоров, поднимались-спускались по железным грохочущим лестницам, сворачивали в темные закоулки, минуя наглухо закрытые, оббитые металлом двери.

Наконец утомительное путешествие закончилось.

Лена оказалась в просторном помещении, абсолютно пустом, если не считать стоящих посередине табурета и стола. На столе ярким светом горела направленная на дверь лампа.

Конвоир втолкнул ее и захлопнул за спиной дверь.

На какое-то мгновение Лене показалось, что она здесь совершенно одна, как вдруг из глубины комнаты раздался тихий, вкрадчивый голос:

— Пройди вперед и сядь.

Лена попыталась прикрыть глаза от света ладонью, чтобы разглядеть говорящего, но этот маневр не дал результатов: за время, проведенное в кромешной темноте, зрачки успели отвыкнуть от яркого света и теперь реагировали только на него.

— Садись, я сказал, — настойчиво повторил голос.

Лена опустилась на стул.

— Здравствуй, — сказал голос.

— Здрасьте.

— Ты, наверное, удивляешься, что оказалась здесь, и думаешь, зачем, почему?

— Очень надо, — пожала плечами Лена.

— Значит, тебе все равно?

— Ага.

Для начала, решила Лена, надо прикинуться дурочкой. Пусть поговорит, авось сам себя и выдаст.

Взрослые — они глупые, потому что думают, что с детьми надо сюсюкать, иначе они ничего не поймут.

— В таком случае, давай знакомиться, — предложил голос.

— Давайте.

— Тебя как зовут?

— А вас?

— Виталий Витальевич, — после небольшой паузы произнес невидимый собеседник.

— А сколько вам лет?

— Много, к сожалению. Честно сказать, я хотел бы быть, как ты, — молодым и беззаботным.

— Да, — со вздохом кивнула Лена, припомнив папину фирменную поговорку, — старость — не радость.

— Что? — удивился голос.

— Это я просто так, к слову, — сказала Лена.

— Теперь расскажи о себе, твоя очередь, — напомнил Виталий Витальевич.

— Мне шестнадцать лет, — с удовольствием начала врать Лена. — Зовут меня Мишель… Странное имя, да? Но зато красивое.

— Очень хорошо, — похвалил голос. — А сейчас — то же самое, только по-честному.

— Я и говорю по-честному, — изобразила возмущение девочка. — Вы что, не верите?

— Верю. Допустим, что верю… Про родителей ты не сказала. Кто они?

— Как кто? Мужчина и женщина.

— Ценная информация. А чем они занимаются?

— Папа — летчик. Сейчас он в Париже на переподготовке. А мама переводчица. Она в Китае.

— Так. Братья и сестры есть?

— Пятеро. Но они все в детском доме. Закрытом. Потому что мама занимается секретной работой, и все дети у нее засекреченные.

— А ты взяла и все выболтала.

— Просто я уже взрослая. Я замуж скоро выхожу.

— За кого?

Лена хотела сказать: «За Вовку Пучкова», но передумала, потому что это прозвучало бы не столь романтично.

— Папа меня с одним французом познакомил, — сообщила она, — и тот влюбился без памяти. Сказал, что повесится, если я не соглашусь стать его женой. А мне что, я согласилась. У него дом в Париже, в Лондоне, а еще вилла на море. Средиземном. Он богатый. Миллионер. Нет, даже миллиардер.

— Вот как?

— Да-да. Он очень красивый. С кинозвездами дружит. Они тоже за него замуж хотели, но он выбрал меня. Сказал, что на «мерседесе» кататься будем.

— Потрясающе! — оценил Виталий Витальевич. — Ну а теперь, Леночка, расскажи про себя еще раз. Про себя, про Клавдию Васильевну, Федора Ивановича… и других. Только правду, ладно?

Лена сначала растерялась, а лотом обиделась.

— Ну вот, если вы все знаете, зачем спрашиваете?

— Кое-что я действительно знаю, но не все. Вот ты мне и помоги.

— А зачем?

— О, — усмехнулся из темноты Виталий Витальевич, — на это есть немало резонов. Ты ведь хочешь выйти отсюда живой-здоровой, снова увидеть родителей, чтоб все было тип-топ?

— Хочу, — ответила Лена, не совсем понимая, куда клонит невидимый собеседник.

— Но ведь этого может и не случиться, — произнес он. — И хотя тебе не шестнадцать, а всего лишь четырнадцать, ты уже должна понимать, что всякие случаются истории: уходят люди из дому и не возвращаются Слышала о таком?

— Слышала и в «Московском комсомольце» читала.

— Но ведь ты не хочешь, чтобы какая-нибудь другая девочка прочла то же самое про тебя?

— Нет, — твердо заявила Лена.

— В таком случае ты должна сотрудничать с нами и честно отвечать на все вопросы. Это очень важно. Договорились?

— Ага. А вы кто?

— Я тот, кто задает вопросы. А ты та, которая на них отвечает, — в голосе зазвучало раздражение. — И не советую тебе нарушать правила. С твоей мамой в последнее время происходили какие-нибудь странные вещи, ты не замечала?

Лена задумалась.

— Она злая какая-то стала… Обнюхивает меня, когда с работы приходит: не пахнет ли от меня сигаретами.

— Так. А еще?

— С папой ругается.

— Ты не слышала, чтобы она упоминала, что случайно нашла что-то?

— А-аа, так вот про что вы спрашиваете! — воскликнула Лена. — Надо было сразу так и сказать. Но это не я, это все она виновата. Это она их на антресоли запихнула, а сама забыла.

— Что запихнула? — нетерпеливо поинтересовался Виталий Витальевич.

— Как что? Ботики, конечно. Ей папа ботики в позапрошлом году подарил, а она их на антресоли засунула и забыла. Целый год искали и наконец нашли. А меня ругала, как всегда. — Лена обиженно поджала губы.

— Ботики — это хорошо, — Виталий Витальевич едва сдерживался. — А что еще было?

— Извините, пожалуйста, — попросила Лена, — а вы бы не могли отвернуть от меня лампу, а то я ничего не вижу, ну просто совсем ничего.

— Она не отворачивается, — отрезал собеседник.

— Тогда я табуретку переставлю, — предложила девочка.

— Табурет привинчен к полу.

— Да? А зачем?

— Вопросы задаю я! — внезапно заорал Виталий Витальевич.

— Хорошо-хорошо, — пробормотала Лена, — только не надо так кричать, а то у меня перепонки лопнут.

— А у меня — терпение, — откликнулся голос. — Последний раз спрашиваю: что-нибудь необычное происходило у вас в доме в последнее время?

— Папу кто-то избил. Хулиганы какие-то. Он теперь со шваброй вместо костыля ходит.

— Еще!

Лена вздохнула: вроде все новости.

— Ладно, — сказал Виталий Витальевич, меняя тему. — А как ты думаешь, родители тебя любят?

— Нет, — категорично заявила девочка, — они мне даже платье отказались купить. Замечательное платье — с воланами, а спина открытая, прям как в кино. Я с ними полтора месяца из-за этого не разговаривала.