— Вот, привел, — конвоир, молоденький верзила, подтолкнул своего подопечного в спину.

— Ты свободен, — сухо сказал конвоиру Чубаристов.

— Иди-иди, оставь нас, — закивал головой Клоков. — Будь умницей.

— Понял, — и верзила послушно выскользнул в коридор.

У Чубаристова не было сомнений, что паренек в первую очередь откликнулся на приказание Клокова, будто слово старика было для него законом. Неужели и здесь Клоков за каких-то пару дней успел навести свои порядки?

Они молча стояли друг против друга, будто выжидая, кто же заговорит первым.

— Ну? — не вытерпел Виктор Сергеевич. — Долго будем глазки строить?

Старик в ответ не проронил ни звука, лишь облизал ссохшиеся губы, продолжая с нескрываемым вниманием рассматривать Чубаристова.

— У меня нет времени на перемигивания, — дряхлый стул жалобно скрипнул под Чубаристовым, когда тот занял свое следовательское место, откинулся на спинку и скрестил руки на груди. — Вы искали встречи со мной. Вот, я здесь, я пришел.

— Спасибо, — тихо произнес Клоков. — Впрочем, иначе и не могло быть.

— Неужели? — иронично поинтересовался следователь. — Какая самоуверенность. Вы не стесняйтесь, присаживайтесь.

Клоков склонился над железным табуретом, ножки которого были намертво приварены к полу, несколько раз плавно провел ладонью по сиденью и, словно чего-то испугавшись, резко дернулся в сторону. Прислонился к шершавой стене и виновато помотал головой:

— Спасибо, я постою, если можно.

— Можно. — Виктора несколько озадачило странное поведение Клокова. Более того, в его душе уже начинали закрадываться сомнения насчет нормальности Дум-дума. Действительно, внешний вид старика (в особенности лихорадочно мерцавшие глаза) наталкивали на мысль: а не сбрендил ли он окончательно? — Я слушаю вас.

— Давайте перейдем на «ты», — предложил Павел. — Мы же почти ровесники…

— Не возражаю, — пожал плечами Чубаристов. — Кстати, для своих сорока с хвостиком выглядишь ты хреново, прямо скажем. Сдаешь, сдаешь…

— Значит, уговорились? — оживился Клоков, сползая по стене на корточки. — Я могу называть тебя просто Витей?

— Почему нет? Валяй. Только ближе к делу.

— Прежде чем я начну говорить… — Павел вдруг зашелся в хриплом клокочущем кашле, его тело начало изворачиваться, как при падучей, глаза вылезали из орбит.

Чубаристов не мог скрыть появившейся на лице брезгливости и, чтобы отвлечься от этого неприглядного зрелища, закурил сигарету, понимая, что в непроветриваемой комнате этого делать не надо бы.

Кашель отпустил Клокова, но он еще долго не мог успокоить сбившегося дыхания.

— Как не вовремя, ч-черт побери… — сказал он.

— Воды? — Виктор потянулся к стоявшему на углу стола графину.

— Да. Побольше… — затряс головой Дум-дум, но, прежде чем следователь успел налить воды в стакан, неожиданно передумал: — Нет, не надо. Не хочу. Покажи лучше свое удостоверение.

— Что? — Чубаристов решил, что ослышался.

— Ксиву свою покажи.

— Зачем?

— Иначе я не скажу ни слова. Ты понял?

В голосе Клокова появились истерические нотки, а сам он, сжав татуированные кулаки, буравил следователя безумным и ненавидящим взглядом.

«Приехали… Вот и первый признак стремительно прогрессирующей паранойи, — отметил про себя Чубаристов. — Каждую минуту настроение меняется, то радость, то беспричинный гнев… Не надо было с ним связываться, пустой номер».

— Это твое право. — Глубоко затянувшись, Виктор потушил сигарету, поднялся из-за стола и шагнул к двери. — Прощай, фраер…

— Постой, куда ты? — скорчив страдальческую гримасу, закричал Клоков.

— Не о чем нам с тобой базарить.

— Не уходи, Витя! Не уходи! — взмолился Клоков. — Ты не пожалеешь! Я тебя такой выкладкой обеспечу — закачаешься!

— Пошел ты на хер, Дум-дум, — процедил сквозь зубы Чубаристов. — Смотреть на тебя не хочется.

— Не уходи! — «Старик» простер к Виктору руки. — Я все тебе объясню! Ты поймешь! Ты обязательно поймешь! Только покажи ксиву, я должен убедиться…

— Убедиться в чем?

— Я же тебя никогда в глаза не видел, чучело. Откуда мне знать? Может, ты вовсе не Чубаристов, а какой-нибудь Тютькин, мать его за ногу!

— Разумно… — Виктор протянул Клокову свои «корочки».

Тот чуть ли не обнюхал удостоверение, долго рассматривал и так и сяк, с разных углов зрения, сверял фотографию с оригиналом. Чубаристов терпеливо наблюдал за ним, как врач-психотерапевт наблюдает за трудным пациентом. Нельзя сказать, что все эти уголовные игры доставляли ему большое удовольствие.

— Так я и думал, — злорадно ухмыльнулся Дум-дум, обнажив большую черную прореху в ряду нижних зубов. — Так я и думал, паскуды сраные!

— Тебя что-то смущает? — спросил Виктор.

— Катись к чертям собачьим, падла! — Клоков хотел было вскочить на ноги, но потерял равновесие и, чтобы не грохнуться на пол, схватился рукой за стену. — Ты не Чубаристов! Думаешь, я лох? Не разгляжу, что ксива твоя липовая? Не на того напал! Кто ты такой? Кто тебя прислал? Отвечай, сучара, а не то!.. — Он не договорил, опять зашелся диким лающим кашлем, и теперь из его разверзнутой пасти доносились лишь обрывки угрожающих фраз, перемешанные всевозможными матерными комбинациями: — …почикаю… кишки наверну!.. из-под земли вас всех!..

— Кричи, кричи. Кто тебя услышит? — Чубаристов запустил руку за полы пиджака. — Струхнул, что я пришел тебя кончить? Так сам же напросился… Кто тебя заставлял письма писать? Ты же боишься смерти, правда? Ты же душу свою дьяволу продашь, лишь бы остаться в живых.

Припадок мгновенно прекратился. Клоков лежал на полу неподвижно, широко раскрыв остекленевшие от животного страха глаза. Он был уверен, что за полами пиджака у Чубаристова есть пистолет. И сейчас вороненое дуло покажется на свет белый.

— Да, я мог бы тебя сейчас кончить, фраер, — на скулах Виктора заходили желваки, — мог бы опустить на твою башку вот этот графин и спокойно уйти. Кто бы мне помешал? Этот вертухай? А я бы и его кончил… И оборвались бы жизни двух никчемных людишек…

— Убей, сука… — тело Клокова скорчилось в уродливую загогулину. — Вычислили, гады… Ненавижу!

— Угомонись, клоун, ложная тревога. — Чубаристов вынул руки — пистолета не было. — Я тебя пальцем не трону, хоть желание такое имею. Так что можешь дышать спокойно. Ну-ка сядь! Сядь, я сказал! — Он схватил Клокова под мышки, встряхнул его хорошенько и усадил на табурет. — Вот так-то лучше… Эй, слышишь меня? Ты вообще способен соображать?

— Значит, ты все-таки настоящий Чубаристов? — спросил Клоков.

— Нет, я Чебурашка. Похож?

— Прости меня, Витя. Я подумал… Я… Не могу больше… Нет сил… Как я устал от всего этого! Иногда думаю, что на самом деле лучше умереть, чем терпеть этот кошмар, эту пытку… Не уходи, пожалуйста. Я постараюсь держать себя в руках. Никто мне не поможет. Только ты… Меня хотят убить! Меня уже почти убили, если бы не та случайность…

— Если наш разговор будет продолжаться в таком же духе… — Чубаристов поднес стакан к губам Клокова. — На, хлебни, полегчает.

— Ты первый, — не поднимая глаз, потребовал Дум-дум.

— Благодарю, не хочется.

— Ты первый, — упрямо повторил Клоков.

— Да пей ты! — сорвался на крик Виктор. — Не отравлено! Повторяю, если бы я хотел тебя кончить, то, будь уверен, давно бы уже это сделал. Но зачем? Зачем мне тебя убивать? Вот чудило. Сам же меня вытащил, и сам теперь дешевые проверочки устраивает! На кой хрен ты мне сдался? Что тебе от меня надо? Говори!

— Я предлагаю тебе сделку… — шепотом сказал Клоков. — Хорошую сделку.

— Как ты вышел на меня?

— Какое это имеет значение? — Дум-дум выразительно приложил указательный палец к губам. — Мир не без добрых людей. Кто надо, тот и вывел.

— Комната не прослушивается.

— Бабушке своей рассказывай.

— Какой смысл ставить здесь микрофоны? — опять начал раздражаться Чубаристов. — Это же Бутырки, а не КГБ!

— Я жду тебя завтра. — Клоков вскочил с табурета и отвернулся к стене. Странно, но голос его звучал спокойно и ровно. — Ты принесешь с собой специальный аппарат, который определяет наличие в помещении подслушивающих устройств…