Знаменский. Неужели нашли?!
Филиппов. Пользуйтесь советами уголовного розыска! Подробности потом. Так вот — двое. Своими глазами видели того чертова пешехода!
Знаменский. И могут узнать?!
Филиппов. Уверены. Но ведь это еще полдела…
Знаменский. Нет, Афанасий Николаевич. Дайте мне только свидетелей, и через пятнадцать минут я им покажу того пешехода!
Филиппов (с интересом взглянув на Знаменского). Значит, вы тоже нашли?.. Ладно, подробности потом. Свидетели в коридоре.
Знаменский (возвращается к Каталину). Олег, никуда не уходите! Сидите около этого телефона, пока не позвоню!
Сцена тридцать вторая
Кабинет Сотникова. Входит Знаменский.
Сотников (скорее с удивлением, чем с раздражением). Опять вы?.. Ничем не могу быть полезным, уезжаю на совещание.
Знаменский. Будет вам, Максим Тарасович, что за детская игра. Раз я вернулся, значит, ситуация изменилась.
Сотников поднимает брови.
Знаменский. В приемной сидят два подлинных свидетеля наезда. Они запомнили человека, ставшего причиной аварии. Пригласить их?
Сотников. Зачем?
Знаменский. Провести опознание. Как полагается, при понятых и прочее… Так что — звать? Или обойдемся без лишнего позора?
Сотников (после долгой паузы). Ну я, я!.. Признаю, свалял дурака… Черт знает что! Все время спешка, гонка… У меня был заказан важный междугородный разговор, от него зависел квартальный план…
Знаменский (открывает дверь в приемную). Большое вам спасибо, товарищи. Можете быть пока свободны. До свидания. (Возвращается к столу Сотникова, снимает телефонную трубку.) Короткий телефонный звонок. (Он не извиняется перед Сотниковым, а просто информирует его мимоходом. Затем в трубку.) Кто это?.. Вы мне и нужны… Так вот, Олег, идите домой и успокойте мать… Да, можете спать спокойно… (Кладет трубку.)
Сцена тридцать третья
Каталин в комнате Знаменского в ГАИ медленно кладет телефонную трубку. На лице его долго держится счастливое недоумение…
Сцена тридцать четвертая
В кабинет Сотникова входит Филиппов. Знаменский достает и начинает заполнять бланк протокола допроса.
Сотников. Послушайте, что вы хотите делать?
Знаменский. Записать ваши показания. Фамилия, имя, отчество?
Сотников (морщась). До чего все это неприятно! Никогда я в свидетелях не был…
Филиппов. Боимся, что вам уготована роль обвиняемого.
Сотников. Что?!
Знаменский. Попрошу фамилию, имя, отчество.
Сотников (растерянно). Сотников Максим Тарасович… Но погодите. Я глубоко сожалею о том, что произошло. Готов засвидетельствовать это официально. Готов даже понести наказание по служебной линии. Но это (указывает на протокол) — это вы уже перегибаете палку!
Знаменский. Речь не о покаянии, а об ответственности за преступление. Год рождения?
Сотников. Преступление?.. Вы хотите сказать, что я — преступник?!
Знаменский. Год рождения?
Сотников. По-моему, вы не вполне понимаете… 1926-й. Вы приходите ко мне и в таком тоне… хоть бы посоветовались с руководством!
Знаменский. Я следователь. Я руководствуюсь законом.
Сотников. Так ведь не я же задавил! Задавил шофер! Или, по-вашему, он не виноват?!
Филиппов. Нет. Он ехал на разрешенной скорости. В своем ряду. Никого не обгонял. Затормозил только из-за вас.
Сотников. А может, у него тормоза отказали?
Филиппов. Есть заключение технической экспертизы. Во всем, что касается безопасности движения, машина находится в нормальном эксплуатационном состоянии.
Сотников (лихорадочно ищет оправдания). А то, что он сбежал?
Знаменский. Вы ведь тоже сбежали.
Сотников (после паузы). Ладно, пусть оба виноваты. Но уж если выбирать… Положите на весы его и меня. Он мальчишка сопливый, а я?!.. При мне весь район преобразился! Вы пройдите, посмотрите!.. Я работаю как вол! Спросите людей, вам объяснят, что значит Сотников на своем месте!
Знаменский. Максим Тарасович, закон есть закон для всех… Конечно, суд учитывает личность, но это не избавляет от ответственности… Место рождения?
Сотников. Москва… Но как же так? Я даже статьи этой вашей не знаю! Марьяна, правда, говорила, но… Вы хоть Марьяну не трогайте, она же ради меня, в женском ослеплении…
Знаменский. Вопрос о лжесвидетельстве решит суд. А ваши действия подпадают под статью 213 УК РСФСР.
Сотников. Черт знает что… Нет, не может быть, чтобы пешехода судили за аварию! Ни единого раза не слышал!
Филиппов. Вы отстали от жизни, Максим Тарасович. Если доказана вина, то пешехода судят.
Сотников. И… что?
Знаменский. До пяти лет лишения свободы.
Сотников (ошеломленно). Пять лет?!.. Что я — задушил кого, ограбил?!.. Всего-навсего перешел улицу?!
Знаменский (продолжает). В неположенном месте, результатом чего явилась гибель человека. Гибель человека, Максим Тарасович! Молодого, полного сил! Мужа. Отца двух ребят… Вы спорите со мной о юридических тонкостях, а… совесть ваша?.. Неужели совсем молчит?
Пауза.
Сотников. Боже мой… минутная глупость… неосторожность… И вся вина на мне?..
Филиппов (грустно). Вся вина.
Сотников долго в отчаянии смотрит на Знаменского, не в силах поверить во все происшедшее. Потом тяжело опускает голову па руки.
― Дело № 8 ―
ПОБЕГ
Главный герой ведет себя достаточно экстравагантно: совершает преступление, скорее похожее на хулиганство, получает срок, затем бежит из заключения. И все для того, чтобы насолить жене, которую безмерно любит, но подозревает в неверности?!.
1
Однажды Знаменский смеха ради подсчитал, сколько времени он провел за решеткой. Вышло, что из двенадцати лет милицейской работы — года три, если не три с половиной. На нарах, конечно, не спал, но отсидел-таки по разным тюрьмам.
Таганку, по счастью, застал уже в последний момент. Она угнетала даже снаружи: от голых, откровенно казематных стен за версту несло арестантским духом, безысходной тоской. Внутри было, понятно, того хуже, особенно к вечеру, в резком свете прожекторов. И все радовались, когда Таганку начали крушить и крушили (долго — не панельный дом сковырнуть), пока не обратили в грязный пустырь.
Но она осталась королевой уголовного фольклора («Таганка, все ночи, полные огня, Таганка, зачем сгубила ты меня…» и т. д.). Почему бы, кажется, не «воспеть» Матросскую Тишину или Пересыльную, прятавшуюся в путанице железнодорожных и трамвайных отстойников? Или добротную Бутырскую крепость, в которой, к слову, содержали еще Пугачева? Ан нет, символом неволи утвердилась вонючая Таганка. (А в нынешние времена это самое «зачем сгубила» возвели в ранг эстрадной песни под электронный визг и гром. Ну да ладно, не о том речь).
Тех, кто «сидел за Петровкой», чаще всего помещали в Бутырку. Официальное название — «следственный изолятор». Доехать туда было просто — практически центр города; тюремная стена замаскирована от прохожих жилым домом, так что и морально легче — нырнул в невинный с виду подъезд, в руке портфельчик. Кто знает, что там у тебя набито в портфельчике?