— Почему слезы?
— Не иначе как от счастья! — съязвила Катя. Впервые она вела себя столь решительно и враждебно, и только туповато-добродушный настрой от выпитого стакана не давал пока Багрову взорваться.
— Ну, хватит, потолковали. Мне пора, мать ждет, — он отстранил Катю и двинулся дальше.
Твердо помня, что Майя будет ждать в милиции, он нес ей последнюю — нетронутую! — поллитровку. Наглядное подтверждение обета, маленький подвиг.
«Мать ждет». Катя вообразила, что ждет дома. Это уж хуже некуда! Она повисла на отце, не пуская его.
— Нечего тебе в Еловске делать! Мало нам было сраму!.. Уходи, уезжай отсюда!.. Пусть тебя где подальше ловят!
Багров стряхнул ее и начал накаляться. Своя, кровная и вона что придумала — посылает его опять в бега!
— Ну сильна, дочка! Вот сокровище вырастил!
— Ты меня вырастил?!.. — взвилась Катя. — Ты мне всю жизнь отравил! Я из-за тебя в институт не попала!
— Готовиться надо было, а не с Витькой целоваться! — рявкнул Багров.
— Да меня Семен Григорьич так подготовил, что куда хочешь поступить могла! Вспомни-ка — время экзамены сдавать, а папашу посадили!
Имя Загорского дочь вонзила в такое еще кровоточившее, что Багров задохнулся. Объяснение с женой похоронило ненавистный призрак, но могила была слишком свежа. А тут — новость, представившаяся Багрову чрезвычайно многозначительной. Загорский занимался с Катей? Для чужих подобного не делают. И — скрытно!.. Что еще от него скрывают?
— Семен Григорьич подготовил? — переспросил тихо. — А я и не знал.
— Мало ли чего ты не знал! — подливала масла в огонь Катя. — К примеру, мама до сих пор во сне уроки ведет. Ты храпишь с перепою, а она бормочет: «Алабин, иди к доске…»
— А Семен Григорьича во сне не поминает?
— Отчего и не помянуть? Уж не хуже тебя!
— Катька!! — вне себя гаркнул он.
— Ну, ударь, ударь! Маму уже бил, теперь меня давай!
Багров схватил ее за плечи и затряс:
— Мать бил?!.. Я — бил?.. Пальцем не трогал!
— Своими глазами видела! Прямо по лицу!
— То один раз… тогда причина была… — оттолкнул он дочь, стремясь вместе оттолкнуть и постыдное воспоминание.
Но та не дала «закрыть тему»:
— Знаю, какая причина! Думаешь, спала, не слышала? Мама уйти хотела. И почему только не ушла!.. Я бы на ее месте без оглядки…
Земля на могиле зашевелилась, холмик стал осыпаться.
— Куда ж бы она ушла? — спросил Багров со зловещей вкрадчивостью. — К кому?
— Господи, будто на тебе свет клином сошелся! Жили бы сейчас тихо, культурно…
— Тихо-культурно… С Загорским, что ли?
Катя закусила удила:
— Да хоть бы и с ним!
Призрак полез наружу, обдавая загробным холодом. Призрак с незапятнанной репутацией, с двумя высшими образованиями, трезвый, уважаемый, очень культурный — первая любовь Майи, проклятие жизни Багрова. Оцепенение, с которым тот готовился вновь принять на плечи весь сброшенный было груз, внешне могло показаться спокойствием.
— Говори, дочка, говори, я кое-что соображать начинаю… — медленно и как бы равнодушно произнес он. — Только вопрос, будет ли ей с Загорским счастье?
Обманчивое спокойствие отца окончательно лишило Катю разума.
— Да Семен Григорьич — золотой человек! — закричала она в каменное его лицо. — Он бы с мамы пылинки сдувал! Еще бы не счастье! Это ты вот — горькое горе!
В раскрывшуюся могилу ухнуло все — покаяние перед Майей, ее умиротворяющие речи, решение идти с повинной. Туча бесов ринулась в душу Багрова.
— Та-ак… — протянул он, зверея под их натиском. — Так, Майя Петровна… Поверил, развесил уши… Иудиным поцелуем предала. «Иди, объявись». Чтобы, значит, место очистить!.. Ну, все. Кланяйся мамаше! Да пусть своему Загорскому учебник географии в гроб положит! Еще, поди, заблудится на том свете!
Он круто и четко развернулся и стремительно двинулся прочь от дочери, от города, от жены.
Разумеется, Катя не сознавала, что делала. Она просто закатывала скандал, чтобы дать выход накипевшему и спровадить отца. Накипело много, за полгода его заключения особенно, а за последние дни — прямо невыносимо. И она надеялась избежать хотя бы той бури пересудов, которая подымется, если его заберут «на дому». На этом Катя «зашкалилась».
И только сейчас поняла, на чем «зашкалился» отец, зачем — за кем! — рвался на волю. И что она порушила удачным скандалом. В ней взыграла лихая кровь, а отец воспринял злые реплики как откровение, как наконец-то достоверно узнанную правду.
— Папа! Папа, погоди!.. — не своим голосом завопила она и побежала следом.
Растолковать ему… признаться, что врала со зла… Семен Григорьевич готовил к экзаменам не ее отдельно — целую группу… мама никогда не звала его во сне… и совершенно ничего между ними не было…
Но Багров удалялся, Катя отставала. Отчаявшись, повалилась в сугроб. Когда вернулось дыхание, побежала обратно.
Дома записка от мамы добила ее: «Катюша, где ты? Приходи в милицию повидаться с отцом. И, пожалуйста, будь с ним поласковей».
21
В дежурную часть возвратилась первая, затем вторая группа захвата во главе с Гусевым. Обе разочарованные.
Конопатый связной сообщил, что Майя Петровна вернулась домой и, не раздеваясь, снует по кухне, а Кати пока нет. С ним послали кого-то из освободившихся людей; решено было не выпускать из виду жену и дочь Багрова: их вечерняя суета вызвала сомнения.
Так что дежурка встретила Майю Петровну удивленным и выжидательным молчанием.
— Добрый вечер, — сказала та с порога; она несла аккуратно перевязанный сверток и старенькую сумку со сломанной молнией, полную консервных банок, пачек сахара и другой провизии.
— Здравствуйте, Майя Петровна… — отозвалось несколько голосов.
Томин с любопытством всматривался в жену Багрова. После всего о ней слышанного ему рисовалось нечто яркое, впечатляющее. А в Багровой не было даже «изюминки». Никакого женского задора, кокетства. Хорошее лицо, спокойное благородство в повадке. Вроде бы не из тех, вокруг кого разыгрываются «роковые страсти-мордасти».
Томин представился.
— Вы по поводу моего визита?
— А-а, Лена мне говорила… — не поняла она. — Нет, я не к вам.
По лицам присутствующих догадалась, что ее появление неожиданно и, следовательно, мужа в милиции еще нет.
— Михаил в городе. Сейчас он придет… Я принесла теплые вещи и продукты. Надеюсь, это можно?
Обращалась она к дежурному как наиболее, очевидно, знакомому.
— Вы видели мужа? — скорее всех отреагировал Томин.
— Да.
— Где?
— У Василия Васильевича Полозова, — сообразив, что заправляет тут Томин, сосредоточилась на нем.
— У деда Василия! — ахнул в досаде Гусев.
— Как вы узнали, что он там?
— Василий Васильевич записку принес.
Томин укоризненно покосился на дежурного, тот развел руками:
— Думал, сороковины…
— Да-а… Старика Полозова мы не предусмотрели! — корил себя Гусев.
— Сколько времени назад вы расстались? — Томин задавал вопросы быстро, чтобы получить ответы раньше, чем Багрова оценит ситуацию.
— С полчаса примерно… нет, больше.
— И он сказал, что явится в милицию?
— Он обещал.
— Сколько ходу от Полозова до вас?
— Минут двадцать — двадцать пять, — отозвался за нее Гусев.
— От Полозова забежали домой и прямо сюда?
— Да.
— Дома пробыли долго?
— Вот только собрала…
— Ровно четверть часа, — доложил от дверей мальчишеский голос.
Это конопатый связной — согласно инструкции «контролировать передвижения» домочадцев Багрова — притопал за Майей Петровной.
— И до милиции от вас ходу… Быстро шли?
— Нет.
— Тогда еще пятнадцать, — определил сам Томин.
— Имеем пятьдесят минут, как минимум, — подытожил Гусев. — Напрямик от Полозова сюда два раза можно гуляющим шагом поспеть.
— Михаил вот-вот будет, — старалась убедить присутствующих Багрова. — Он понимает, что это единственный выход в его положении.