ДИЛЕММА Застрять во времени своем, как муха в янтаре, и выждать в нем иных времен — получше, поясней? Нет, пролететь сквозь времена, как галка на заре пересекает всю зарю, не застревая в ней? Быть честным кирпичом в стене, таким, как вся стена, иль выломаться из стены, пройдя сквозь времена? Быть человеком из толпы, таким, как вся толпа, и видеть, как ее столпы мир ставят на попа? А может, выйти из рядов и так, из ряду вон, не шум огромных городов, а звезд услышать звон? С орбиты соскочив, звезда, навек расставшись с ней, звенит тихонько иногда, а иногда — сильней. ВЫБОР Привычный шум смешался с тишиной, цвет примелькавшийся с ночью смешался, а я еще подумать не решался, что станется со мной. Вольюсь ли я, сольюсь ли я, сплетусь иль собственной тропинкой поплетусь, чтобы, пускай несмело, свое, особое, доделать дело. Неужто не решусь я до утра и снова ночь — всю напролет — промучусь? Неужто не пора мне, не пора, не время выбрать долю или участь? Так, перекатываясь по простыням, матрац злосчастный в плоский блин сминая, решенья принимая и меняя, я сам себя неловко распинал. «В одинокой его судьбе…» В одинокой его судьбе занимала немалую площадь нелюбовь говорить о себе, то есть жаловаться или хвастать. Благодарны мы хвастунам, восхваляем их хвастливость ну хотя бы за то, что нам подражать им никак не хотелось. Пусть другие про нас говорят или, что гораздо лучше, пусть про нас и другие молчат, как мы сами молчать приучились. «Звеном в цепи, звеном в цепи, звеном в цепи…» Звеном в цепи, звеном в цепи, звеном в цепи звени — терпи, звени — терпи, звени — терпи. Терпенье звона мудреней, а цепь из дней, из дней, из дней длинна, как степь. Еще длинней. Ты — миг, и миг был до тебя, а миг после тебя придет, как ты: звеня — терпя, звеня — терпя. Ты — век, и ты одна из вех, из вех на том пути, где до конца не добрести, до краю — не дойти. Пока звенит в твоих ушах предшественника шаг, к последователю не спеша ты делаешь свой шаг. Ты ритм, в котором ход часов подготовляет бой. Молчание, а после зов считаешь ты судьбой. Ты — жим штангиста, — тыщу тонн подняв над головой. Ты жив, покуда не сметен рекорд твой мировой. Ты скороход, и ты бетон на мировом шоссе. Но смерть придет, прервав твой стон, и ты — как все, как все. «Не грозный оклик палача…»
Не грозный оклик палача и не тоскливое изгнанье — меня, как автолихача, наказывает знанье. Свою вину с собой влача, влача свою беду, как нарушитель правил, я на лекцию иду. Нет, лучше было все признать, снести все, что положено, но только ничего не знать, не ведать по-хорошему. Нет, что-то есть такое в них, в тех тысячах прочтенных книг, что сушит кровь, и ломит кость, и в сердце колобродит. А старость — тот незваный гость, что встал и не уходит. ЭНЕРГИЯ СТАРОСТИ Какие тени налагает старость на лбы, на щеки! Какие пени налагает старость! Какие важные уроки она дает! Какие прегрешенья она прощает! Какие нам советует решенья! С каких постов смещает! Какие нам подсказывает строчки! И, в общем, все дает. Кроме отсрочки. «Уже не холодно, не жарко…» Уже не холодно, не жарко, а так себе и ничего. Уже не жалко ничего, и даже времени не жалко. Считает молодость года и щедро тратит годы старость. О времени жалеть, когда его почти что не осталось? А для чего его жалеть — и злобу дня и дни без злобы? Моей зимы мои сугробы повсюду начали белеть. Не ремонтирую часов, календарей не покупаю. Достаточно тех голосов, что подает мне ночь слепая. |
