БЕЗ ДУРАКОВ Эрудит, но без знания языков, книгочей фантастики и популярщины, со своими формулами испепеляющими, со своими правилами! Без дураков! Дураки ему, полуумнице, полудурку, мешают жить, не дают пройти по улице, не дают ни есть, ни пить. Он, своим полуразумом гордый, не желает их глупые морды полуглупой видеть своей и своих полуидей перед их безыдейностью цельной не выказывает. Не ценит и не любит он дурака. Всё о нем. Приветик. Пока. «Трудоустроенный кровопийца…» Трудоустроенный кровопийца крови не пьет, пьет молоко, предпочитает не торопиться, дышит легко и глубоко. Десятилетия перечеркнувши, выскочивши из неотложки-судьбы, он собирает грибы чернушки, он собирает другие грибы. Он подписывается на собрание сочинений Эмиля Золя. Он посещает все собрания в жакте, табачищем пыля. Там по каким-то сноровкам, ухваткам он без ошибки определит, что же является фактом, нефактом, что, у кого, почему болит. Не обнаруживая мудрости, не оглашая вывод свой, вежливо, выдержанно, нахмуренно он покачивает головой. НОВЫЙ ТИП Очень крепкие ноги, вбитые в очень крепкие сапоги. Он уже явление быта. Если можешь — спасайся, беги. Галстук вывязан и без спеха — в меру ряб или в меру пег. Он уже достигнул успеха. Он уже имеет успех. Тот, кто может, — спасайся. Кто не успеет — оторопело смотрит, как вдевает в пальто он свое спортивное тело. А какие он мысли проводит — разве в этом, собственно, суть? Погляди, как плечами он водит, прежде чем за́ угол завернуть. «Среднее звено мечтает…» Среднее звено мечтает облегчить свои задачи. Все, чего им не хватает, получить, квартиры, дачи, все, что недодали им давно. Все это планирует в недальней дали среднее звено. «Поправляй меня, Родина! Я-то…»
Поправляй меня, Родина! Я-то поправлял тебя, если мог. Сколько надо, меду и яду подмешай в ежедневный паек. У взаимного восхищения нету, в сущности, перспектив, Поправляй меня, коллектив! Я не жду твоего прощения. Четверть века осталось всего веку. Мне и того помене. И присутствовать при размене комплиментов моих и его не желаю и не хочу. Это мне и ему некстати. Лучше этот стишок вручу — для архива, не для печати. ГАШЕНИЕ СКОРОСТЕЙ Итак, происходит гашение скоростей, и наша планета, пускай продолжая вращение, любой из своих разнообразных частей дрожит, словно зверь в состоянии укрощения. Итак, переходят, как из самолета — в такси и как из такси — в старомодный трамвай тихоходный, и наша планета, подрагивая на оси, из кавалерийской становится снова пехотной. Она на секунды считала — теперь на года. Газеты читала — теперь она книги читает. Ей кажется (сдуру), что никто, никогда былых ускорений не испытает. И новости спорта преобладают с утра, а вечером — новости театра, кино, телевидения, и новости жизни куда удивительнее, чем новости смерти, не то что вчера. Быть может, впервые с тех пор, как студент молодой стрелял по эрцгерцогу в глуши тихоходной, сараевской, планета замедлить свой ход, не ускорить, старается, задумчиво глядя на чаши с живою и мертвой водой. «Стоял вопрос про роток и платок…» Стоял вопрос про роток и платок. Стоял вопрос про лес и про щепки. Все подготовлено было крепко. Осталось включить ток. Но было страшно его включать, начать исключать, а потом заключать, ведь проводу дай только повод, и он срывается со столба, и в план врывается судьба, и бьет, где попадя, провод. Поэтому лес пока шелестел. Никто его рубить не хотел, и щепки, вцепившись цепко в привычку, в быт, в свое «дважды два», такие вот произносят слова, высказываются крепко. |
