ПРОЩЕНИЕ Грехи прощают за стихи. Грехи большие — за стихи большие. Прощают даже смертные грехи, когда стихи пишу от всей души я. А ежели при жизни не простят, потом забвение с меня скостят. Пусть даже лихо деют — вспоминают пускай добром, не чем-нибудь. Прошу того, кто ведает и знает: ударь, но не забудь. Убей, но не забудь. ИНФОРМАЦИЯ И ИНТУИЦИЯ В загашнике души всегда найдется лихая вера в то, что обойдется, что выручат, помогут и спасут, что Страшный суд не очень страшный суд. Вся информация против того, но интуиция — вот дура — почему-то подсказывает: «Ничего! Устроится в последнюю минуту». И как подумаешь, то, несмотря на логику, на всю ее амбицию, нас информация пугала зря и верно ободряла интуиция, и все устроилось в последний час, наладилось, образовалось, с какими цифрами подчас к нам информация усердно ни совалась. ВСЕ ЧЕТЫРЕ ВРЕМЕНИ ЖИЗНИ О счастливые и невозвратимые все четыре времени нашей жизни! Вы не только счастливы — вы невозвратимы. Вы — не лето с осенью, зимою, весною: нет вам даже однократного повторенья. Вы необратимы, как международная разрядка. Вы приходите, проходите, не приходите снова. Все. Точка. В просторечии — крышка. Детство — иные выделяют отрочество, но это только продленное детство, детство, пора узнавания, в твоих классах нет второгодников — не спеши. Ни к чему торопиться. Юность — иные выделяют молодость, но это одно и то же, юность, пора кулачной драки с жизнью,— твои пораженья блаженны так же, как твои победы. Этих ран, этих триумфов никогда не будет больше. Все твои слезы — слезы счастья, но это последние счастливые слезы. Не спеши. Ни к чему торопиться. Зрелость — пора, когда не плачут: времени нету. Время остается только для свершений. Зрелость, пора свершений, у твоей империи оптимальные границы. Позднее придется только сокращаться. От добра добра не ищут, а если ищут — не находят, а если находят — оно проходит еще быстрее, чем проходит зрелость. Не спеши, зрелость! Ни к чему торопиться. Старость, счастливейшее время жизни! Острота воспоминаний о детстве, юности, зрелости острее боли старческих болезней. Болезненно острое счастье воспоминаний — единственно возможная обратимость необратимых, как международная разрядка, трех предварительных времен жизни. Не спеши. Ни к чему торопиться. Не спеши. Почему — сама знаешь. БОЯЗНЬ СТРАХА
До износу — как сам я рубахи, до износу — как сам я штаны, износили меня мои страхи, те, что смолоду были страшны. Но чего бы я ни боялся, как бы я ни боялся всего, я гораздо больше боялся, чтобы не узнали того. Нет, не впал я в эту ошибку, и повел я себя умней, и завел я себе улыбку, словно сложенную из камней. Я завел себе ровный голос и усвоил спокойный взор, и от этого ни на волос я не отступил до сих пор. Как бы до смерти мне не сорваться, до конца бы себя соблюсть и не выдать, как я бояться, до чего же бояться боюсь! ОСЕННИЙ ОТСТРЕЛ СОБАК Каждый заработок благороден. Каждый приработок в дело годен. Все ремесла равны под луной. Все профессии — кроме одной. Среди тысяч в поселке живущих, среди пьющих, среди непьющих, не берущих в рот ничего, — не находится ни одного. Председателю поссовета очень стыдно приказывать это, но вдали, километрах в шести, одного удается найти. Вот он: всю систему пропорций я в подробностях рассмотрел! Негодяй, бездельник, пропойца, но согласен вести отстрел. А курортные псы веселые, вежливые бесхозные псы, от сезонного жира тяжелые, у береговой полосы. Эти ласковые побирушки, доля их весьма велика — хоть по капле с каждой кружки, хоть по косточке с шашлыка. Кончилась страда поселковая. И пельменная, и пирожковая, и кафе «Весенние сны» заколочены до весны. У собак не бывает историков. В бывшем баре, у бывших столиков, скачут псы в свой последний день. Их уже накрывает тень человека с тульской винтовкой, и с мешком, и с бутылкой в мешке, и с улыбкой — такой жестокой, и с походкой такой — налегке. |
