— Я так и думал, — лениво протянул он.

Костромин был мне в эту минуту очень неприятен, и, чтобы сократить разговор, я спросил:

— Что я должен теперь сделать?

Костромин свободно откинулся в кресле.

— Вы, как всегда, очень торопитесь. — И властно добавил: — Вам нужно сказать об этом Леониду Леонидовичу.

Я встал:

— Пошли!

…Управляющий разговаривал по телефону, он жестом показал на кресло, мы сели за маленький столик, друг против друга, как уже много раз сидели.

— Я постараюсь, — сказал управляющий в трубку.

Он положил трубку и чуть насмешливо спросил: — Ну, что нового предложит инженерная мысль?

Ответил Костромин:

— Отныне в нашем тресте будет спокойствие и согласие. Сегодня Виктор Константинович сказал, что прекращает свою «новаторскую» деятельность, — будет работать, как все главные инженеры.

— Это правда? — управляющий быстро посмотрел на меня.

Я молчал. Смотрел на Костромина, но перед глазами стояли картины прошлого.

…Маленькая кухонька. Залитое слезами лицо Марии Васильевны: «Ничего, ничего, Витенька, будет все хорошо. Ты еще всем покажешь. Ты знаешь, какой ты?! Мне бы сына такого… сына!»

— Чем вызвано такое решение? — снова спросил управляющий.

Костромин вытащил из кармана красную расческу и неторопливо причесался.

— Вчера произошла авария, — внушительно сказал он. — Как главный инженер, за нее отвечает Виктор Константинович. Но этого мало, сей молодой человек, — Костромин, усмехаясь, показал на меня расческой, — решил проявить благородство. Выручил прораба и дал ему разрешение пользоваться новой траверсой… задним числом. Липовую бумажку дал. Помните, Леонид Леонидович, когда касалось установки кранов, он не хотел дать липовой справки. А теперь дал…

— Ну?

— Я разъяснил ему, чем это для него пахнет, — продолжал Костромин. — Виктор Константинович оказался не так уж силен, как вначале показалось, и поднял ручки вверх.

— Так и поднял? — серьезно переспросил управляющий.

— Поднял… ха-ха-ха, — захлебываясь засмеялся Костромин.

И вдруг я очнулся. Что я делаю!.. Что я делаю! Ведь это самая постыдная капитуляция. Я предаю всё — и прошлое и настоящее. Я решился:

— Так вышло… Я проявил слабость, Леонид Леонидович… Но ведь теперь просто невозможно остановить перестройку. Так что… я буду продолжать.

— Ах, так! — Костромин вскочил. — Леонид Леонидович, где бумага?

— Тут, — управляющий положил руку на папку. — Пошли, разберем это дело при всех, на собрании.

Когда все собрались, встал Васильев.

— На повестке открытого партийного собрания доклад главного инженера, — тихо сказал он. — Но, как вам известно, вчера вечером у нас произошло чрезвычайное происшествие. Мы посоветовались и решили до начала собрания разобрать его… Пожалуйста, Леонид Леонидович.

Управляющий встал, как обычно холодно и чуть угрожающе заговорил:

— Обстоятельства дела таковы: во время монтажа у прораба Сокова с траверсы упал бетонный блок весом более трех тонн. Он пробил восемь этажей, сбросив вниз лестничные марши. При этом было установлено, что Соков применил новую траверсу, которая была испытана, но это не было надлежащим образом оформлено… Итак, виноват Соков… Но вот на стройку приезжает главный инженер. Что он делает? Вместо того чтобы привлечь Сокова к строгой ответственности, он выдает ему разрешение пользоваться новой траверсой без оформленного акта. Причем распоряжение выдается прошедшим числом, то есть выдается липовая справка.

Управляющий вынул из папки мое распоряжение и показал его присутствующим.

— Вы помните, товарищи, несколько месяцев назад главный инженер в этом же самом кабинете отказался подписать липовую справку для установки кранов, а сейчас подписал… Кто, выходит, во всем виноват?

— Главный инженер! — твердо и резко сказал Костромин.

— Видите, товарищи? — подтвердил управляющий. — Оказывается, виноват Виктор Константинович. Зачем вы это сделали? — обратился он ко мне.

Но тут поднялся Гнат.

— Вот вы тут все инженеры сидите, с дипломами, — начал он. — А что, в институтах так учат, чтобы хороших людей добивать, — он показал на меня, — а бюрократов оставлять?

— Это все демагогия, — отрезал Костромин. — Сделано служебное преступление, и главный инженер должен ответить.

— Правильно, — подтвердил управляющий. — Но вот тут начинается самое непонятное. — Он обвел глазами присутствующих, вынул из папки второй листок и тоже поднял его вверх.

— Сегодня утром ко мне пришел Морозов и вручил эту бумажку. Из нее следует, что он, Морозов, дал такое же распоряжение Сокову, но еще днем раньше… Но и это еще не все: через час пришел сам Соков. Он подал мне заявление, в котором утверждается, что никаких письменных указаний ни от главного инженера, ни от Морозова он не получал, а действовал самостоятельно, и он, Соков, за все в ответе. — Управляющий поднял третью бумажку. — Что же это получается? — холодно спросил он.

В комнате стало очень тихо.

Прошла минута, наверное. Тогда встал Васильев.

— Я хотел бы сказать, — медленно начал он, — что считаю за честь работать в коллективе, где главный инженер принимает на себя вину прораба, где начальник СУ выручает главного инженера, а прораб выручает их обоих, где, наконец, три бригадира, из которых один Герой Социалистического Труда, от имени рабочих нашего треста выступают в защиту главного инженера и сегодня были у управляющего трестом, критиковали его за неправильное поведение. Я считаю за честь работать в таком коллективе…

— Это все очень хорошо, — с места сказал Костромин, — но, Леонид Леонидович, кто все же будет отвечать за материальный ущерб, нанесенный в результате аварии?

Лицо управляющего утратило наконец свою невозмутимость.

— Уместный вопрос… Тут, Костромин, присутствует заведующая ОТК завода. Она сообщила, что в результате проверки установлена вина завода за обрыв монтажной петли на блоке… Так? — Управляющий повернулся к представителю завода: — Так?

— Да.

Управляющий посмотрел на Костромина, тот молчал. Леонид Леонидович повернулся ко мне и строго сказал:

— Я проехал вчера по объектам и внимательно посмотрел то новое, что предложили бригады. Я знаю, что вы ознакомили всех ИТР и бригадиров, — это правильно. А вот то, что после осмотра вы устроили опрос, — это несерьезно. Я приказываю — слышите, Морозов? Приказываю в течение месяца осуществить все новые предложения. Ясно?

— Ясно, — невозмутимо ответил Морозов.

— У меня все, — Леонид Леонидович сел.

Сейчас мне нужно выступать. Но я не думал о докладе. Снова перед глазами проходили события последних месяцев. Все было проще… и сложнее. Я не был один, как мне иногда казалось, и ничего особенного не совершил. Просто пришло, наверное, уже время, когда инженеры должны быть инженерами. Я смотрю в зал. Вон у прохода Морозов, на миг наши взгляды встречаются. Справа сидят Девятаев, Копылов, Косов, — они все ждут от меня ответа на свои новые предложения. И еще я думал, что ответ придется дать сейчас, — остановиться уже невозможно…

Как обычно, все началось с вызова в главк. Но на  этот раз я должен был явиться не к определенному часу, а немедленно.

— Ну и поймать вас, Виктор Константинович! Вот уже на третью стройку заезжаю. — Шофер выглянул из машины. Это почти выговор. Так уж устроен мир, что водители и секретари высокого начальства копируют своих патронов. И до того удачно, что порой появляется шальная мысль: может быть, когда начальство в отпуске или болеет…

— Садитесь. Требует срочно.

Я сажусь рядом с водителем, некоторое время мы едем молча. Смотрю в окошко. Уже осень. По-моему, верно говорят, что осень — пора печальных раздумий. Обратите внимание — даже сама природа не уверена в своих действиях. Если идет дождь, то мелкий, совсем не похожий на весенние или летние грозы; про небо вообще ничего не скажешь — что-то серое, неопределенное; деревья стоят почти голые…