4 августа

Николаю Георгиеву,

директору объединения

г. София, ул. Вашингтона

Телеграмма

ПО ПРОСЬБЕ ГЕНЕРАЛЬНОГО ПОДРЯДЧИКА ДЛЯ УТОЧНЕНИЯ ОБЪЕМА НАШИХ РАБОТ ЗАДЕРЖИВАЮСЬ МОСКВЕ ДВА ДНЯ МИЛОВА.

Записка в почтовом ящике квартиры 124

1 августа

Мария!

Очень спешу — поэтому коротко. Был у Вас в 20.00, к сожалению не застал. Где это Вы гуляете по вечерам? (Обязательно расскажу Аркадию.)

Если Вы уже немного пришли в себя от удивления, получив эту записку, то я приступлю к цели визита. Буду правдив, хотя это в данном случае мне не выгодно. Я не заскучал по Вас, наоборот, хорошо помню, как Вы меня отчитали, и поклялся страшной клятвой отомстить, но сейчас я попал в трудное положение, требуется Ваша помощь.

Ко мне домой завтра в 20.00 с визитом (дипломатическим) придут болгарские строители, в том числе инженер Цола Милова, молодая женщина.

Померанцев, есть у нас в главке такой руководящий товарищ, требует, чтобы у меня дома была «хозяйка»: жена, сестра или кто-нибудь в этом роде. Я доложил ему, Мария, что у меня нет жены, сестры и никого в этом роде. Он знать ничего не хочет, требует хотя бы временной замены.

Начал перебирать в памяти своих знакомых и, сам не знаю почему, остановился на Вас. Прошу выручить — на два часа выступить в роли хозяйки.

Буду ждать Вас завтра в 19.30, готовить ничего не нужно, я все заказал, привезут и даже накроют стол. Как, Мария? Учтите, если Вы не приедете, не жить мне на этом прекрасном белом свете.

Жму руку.

Виктор.

Р.S. Вижу, Мария, злорадную улыбку. Эх, всегда у меня так: только поругаюсь с кем-нибудь, обязательно через несколько дней вынужден обратиться к нему с просьбой!

6 августа

Директору объединения

г. София

Глубокоуважаемый товарищ директор!

Как Вы приказали, пишу Вам очень подробное письмо. Правда, мне, как говорит Померанцев, весьма (оказывается, это слово означает примерно — «очень») трудно каждый раз менять стиль своих писем: то Вы требуете писать коротко, то длинно, но выполняю Ваше последнее указание.

Только прошу не винить меня — во всей этой истории виноват Ваш архитектор. Оказывается, он уж не такой тихоня.

Но начну по порядку. Я еще не была готова, когда Ваш архитектор зашел за мной, чтобы ехать к генподрядчику В. Нефедову. Он поехал вперед, а я приехала только через час.

Нужно сказать, что квартира В. Нефедова весьма тщательно контролируется. Когда я позвонила, из соседней квартиры выглянула молодая женщина и подозрительно посмотрела на меня. В передней, когда входишь, сразу действует звуковая сигнализация, подсоединенная к будильнику. Он начинает громко звонить.

Правда, В. Нефедов дал разъяснение, что будильник звонит по собственной инициативе, когда в квартиру входят хорошенькие женщины. Но я не обратила на эти слова внимания, так как Ваш архитектор и В. Нефедов, видно, за этот час уже дружески «побеседовали».

В первой части визита не было никаких происшествий. В. Нефедов познакомил меня со своей, как он выразился, хозяйкой — Марией. Она была очень приветлива, но вела себя как-то странно, все время улыбалась. Иногда она ошибалась ящиками, когда нужно было что-нибудь достать… В. Нефедов поднял тост за меня. Тут все и началось.

«Я поднимаю тост за Цолу Александровну, — сказал он, — во-первых, за представителя болгарских строителей, во-вторых, за милую женщину…»

Мы выпили, хотела дальше сказать тост я, но В. Нефедов извинился и сказал, что он еще не закончил тост: «…И за инженера, предложившего очень интересный способ возведения здания особым методом подъема перекрытий».

Все выпили, в том числе Ваш архитектор, товарищ директор, кроме меня.

«Откуда у Вас такие сведения?» — спросила я у В. Нефедова.

Он рассмеялся и заявил, что генеральный подрядчик должен все знать. Тут я случайно посмотрела на Вашего архитектора и по его многозначительной улыбке поняла, что рассказал он.

«Это вы?» — спросила я у Вашего архитектора очень строго. Но он невинно заявил, что не виноват — в Советском Союзе выписывают болгарские журналы и не он дал статью в журнал.

Вот так все получилось.

Потом В. Нефедов рассказал еще, что заводы не могут в срок изготовить железобетонные конструкции — нет форм. Он говорил, что наш метод может выручить стройку. Он еще сказал (не знаю даже, стоит ли Вам писать, потому что это неофициально): «Я, кажется, Цола, вообще совершил большую ошибку. Вот у Вас (у болгар, товарищ директор!), у поляков, есть много полезного, а я отказался от участия иностранных фирм».

Дальше Вы знаете, все. Нефедов написал Вам письмо. До свидания и не сердитесь на меня.

Цола Милова.

Лес был мрачноват — одни ели, высокие, разлапистые. От того, что солнце не проникало сюда, густая зелень деревьев казалась черной. Странно, черный лес!

Лес был безмолвен — ни птиц, ни жужжащих насекомых, ни ветра. Внизу к каждой ели прижимались стайки маленьких елочек. В старину, наверное, в таком лесу водились лешие и бабы-яги, здесь по узкой просеке на сером волке мчался Иван-царевич, прижимая к себе любимую… А может быть, машина времени перенесла меня лет на пятьсот назад?!

Но вот тропинка вывела на лесную дорогу. Тут какой-то волшебник огромной лопатой срезал землю, выравнивая дорогу, но его, очевидно, «перевели на другой объект» и неубранные кучи земли так и остались лежать, мешая проходу и проезду. Добрый-добрый волшебник, зачем ты начинал работу, не рассчитав своих возможностей?

Вдали показалась велосипедистка в голубой майке и шортах (все же я нахожусь в двадцатом веке!).

— Девушка, будьте добры…

Велосипедистка скрылась за кучей земли, появилась она уже позади меня:

— Что?

— Где тут река?

— Река? — Она громко рассмеялась. — Шутите!

Дорога привела меня к «реке», ее я перешагнул. Дальше пошли дачи.

В общем, все оказалось не так, как я себе представлял. Анатолий, позвонивший мне по телефону и просивший приехать к нему в связи с его болезнью, оказывается, не лежал в постели, окруженный врачами и опечаленными родственниками, а, неловко усмехаясь, встретил меня у калитки.

Дача была старая-старая, повидавшая на своем веку много жильцов. В первом этаже в самых неожиданных местах стояли подпорки, сбоку — лестница, ведущая на второй этаж. Когда мы поднимались, она стонала и жаловалась — мол, сколько мне еще работать, бессовестные вы?! Люди-то в таком возрасте уже давно на пенсии.

— Мое наследство, — пояснил Анатолий. — Когда-то собирался сделать ремонт, но вовремя одумался.

Я вопросительно посмотрел на него.

— Ни к чему, — с вызовом сказал Анатолий. — Ни к чему!

Перила шатались.

— Тут техника безопасности не в порядке, — пробовал я пошутить.

Но Анатолий не принял шутки. С тем же выражением вызова ответил:

— Вика тоже мне это говорила.

Внизу мы шли молча. Усадьба заросла высоким кустарником. Несмотря на яркий солнечный день, тут было сумрачно. Дорожки покрыты зеленым мхом.

Мы подошли к деревянному столику: доска и по обе стороны — два круглячка. Анатолий постелил белую скатерть, принес бутылку коньяка, тарелку с закуской, две вилки.

— Это для храбрости, — пояснил он. — Трудный, наверное, будет разговор. — Он налил рюмки. — Давай, Виктор, выпьем. Я на «ты», без формальностей. Можно?.. Ну, за что, тост какой?.. Все молчишь. Как услышал о Вике, замолчал… Знаешь что, вот какой тост: что бы ни случилось, как бы ни пошел сейчас разговор, останемся друзьями. Хорошо? — На его лице появилась неловкая, просящая улыбка. — Хорошо?

— Хорошо.

Мы выпили.

— Наверное, мне нужно начинать? — спросил Анатолий.

— Наверное.

— Ну что ж, начну. Помнишь, у тебя на дне рождения ты провозгласил тост за меня. «За Анатолия, нашу совесть», — сказал ты тогда.