Я ничего не ответил.

Шофер главковской машины Коля вез меня на стройку.

— Очень пилили? — спросил он. Чем-то его усмешка была похожа на усмешку начальника главка.

Ему я тоже не ответил.

…На стройке я попросил Елену Ивановну срочно вызвать Быкова.

— А если он не пойдет? — Она помяла в пепельнице окурок.

— Скажите, что я приказываю.

— Ого! — Она с интересом посмотрела на меня. — Наверное, в главке накачали. Да?.. Костырин тоже, когда приезжал из главка, был очень решителен. — Елена Ивановна сняла трубку и указательным пальцем, на котором красовалось кольцо с огромным зеленым камнем, начала лениво набирать номер. — Потом он остывал, Костырин.

— Елена Ивановна, если можно, поскорее. Ведь, наверное, Костырин, приезжая из главка после накачки, делал замечания и секретарю.

Она рассмеялась.

— Мне нравится ваш юмор, Виктор Константинович, английского типа, без нажима.

Я прошел к себе.

Быков не появлялся. Разговор с ним будет трудным. Я буду неправ, путаться в мелочи мне нельзя. Но сейчас в нарушение указаний начальника главка, чего бы это мне ни стоило, я заставлю Быкова срочно сделать все для Роликова. Заставлю!.. Я не могу взять лопату и работать вместо Роликова, но помочь я ему обязан. Жесткая, холодная правда законов управления на этот раз подождет…

Быков пришел только через час. С ним были Ким и Роликов. Здороваясь, Ким, как всегда, очаровательно улыбнулся, Роликов устало опустился на стул, несмело посмотрел на, меня.

— Вы опоздали на целый час, Владимир Яковлевич. Я буду вам благодарен, если в будущем вы будете приходить быстрее.

Быков не ответил. Он мрачно смотрел на противоположную стенку. Трудно сказать, легко ли ему давалось молчание, во всяком случае мое замечание повисло в воздухе.

Пришлось снова говорить мне:

— Вы получили мою записку о посуде для бетона?

Быков молчал, потом, когда я уже потерял терпение, он хрипло, не глядя на меня, спросил:

— Вы были в главке?

— Да.

— Что вам там сказали?

Я знал, что он задаст этот вопрос, и подготовился, решил сказать, что это его не касается, или соврать что-нибудь, но неожиданно для себя вдруг сказал:

— Мне приказали, чтобы я не вмешивался в текущие производственные вопросы.

Быков быстро посмотрел на меня, его недовольное лицо смягчилось.

— Я не думал, что вы так прямо скажете… Ким, ты слышал?

— Слышал.

— Роликов?

Бригадир опустил голову:

— Слышал.

Быков поднялся.

— Вроде ясно, на этом разговор, думаю, можно закончить. Я специально их взял, — он показал на Роликова и Кима, — чтобы и им все было ясно.

Я дал ему еще минуту-две покуражиться, потом, когда Он уже был у двери, резко сказал:

— Разговор не закончен!.. Для того чтобы все было ясно, как вы говорите, вы завтра в точности выполните все указания, которые были в моей записке… Неукоснительно!

Быков чуть толкнул дверь, она медленно открылась.

— Ну а главк? — спросил он.

— Главк — это для меня.

Опять на его лице появилось подобие улыбки.

— Ну, а если я не выполню, что вы сделаете?

— Кажется, два года назад при таких же обстоятельствах мне задали этот вопрос… Тогда я ответил, что сделаю сам. Вам я скажу так: все будет сделано… с вами или без вас.

Краска прилила к лицу Быкова. Он, чуть переваливаясь, быстро подошел ко мне:

— Если говорить прямо, по-прорабски, то мне начхать на угрозы. Но я все-таки сделаю то, что вы требуете… Знаете почему?.. Потому что вы сказали правду о разговоре в плавке, вы могли ее не сказать. — Показывая на меня и усмехаясь, Быков сказал Киму: — Они, — он так и сказал — «они», — играют в благородство, но и мы не лыком шиты, правда, Ким? Возьми, — он протянул Киму бумажку, — вот его записка, сделаешь!.. — Потом повернулся ко мне, щелкнул подтяжками: — Честь имею! Кажется, так нужно сказать?

Мы помолчали. Было ясно, что, хотя Быков подчинился и ушел, «поле боя» осталось за ним.

— Я пойду, — Ким поднялся. — Еще дел целая куча.

Роликов остался сидеть, все так же опустив голову.

— Вот, Роликов… — начал я. Он тут же поднял голову, я замолчал, все же приятно услышать от него слова благодарности.

— Вы знаете, Виктор Константинович… мы еще раз обсуждали предложение о бригадном подряде. Все мои хлопцы, а вы знаете, какие они — золото, говорят…

Короче, Роликов просил еще раз обсудить его предложение.

Я не забыл о задании начальника главка. Пока Быков, щелкая подтяжками, всеми способами подгонял стройку, пока Ким с обворожительными улыбками показывал ее многочисленным посетителям, пока, наконец, Роликов, получив посуду, удовлетворенно принимал бетон, мы с «бестелесным» конструктором Раковым объезжали поставщиков. Как сейчас говорят, «заводы-изготовители» (странный термин! Как будто существуют заводы, которые не изготовляют).

Начальник главка оказался прав: заказать на заводах нетиповые конструкции — трудно. Хотя время было мирное, но почему-то перед заводами оказались все виды военно-инженерных препятствий. Особенно сосредоточивались они у здания главка строительных материалов, точнее, на третьем этаже, в комнате Евгения Александровича.

Комната на первый взгляд (ох этот первый взгляд!) была сугубо мирной: стол побольше, стол поменьше, телефонный столик, несколько красных стульев, вот и все. Да и сам Евгений Александрович военные действия вроде не открывал. Он только тонко усмехнулся, выслушав нашу просьбу, поднял и опустил телефонную трубку, нажал кнопку звонка, подождал, но никто не вошел, деловито переложил папки на столе. Но как только Раков закончил, быстро сказал:

— Этого заводы изготовить не смогут.

— Не понимаю… — начал я.

Это «не понимаю» стоило нам дорого. Евгений Александрович тут же прочел длинную лекцию, из которой явствовало, что заводы (он сказал: «мои заводы») не имеют форм для наших конструкций. Остановился подробно на перспективах усовершенствования форм и вообще — развития заводов. Получалось, что лет через пяток он, Евгений Александрович, сам придет к нам и чуть ли не на коленях будет просить этот заказ. Но пока… Евгений Александрович только развел руками.

Я попробовал возразить ему, Евгений Александрович снисходительно выслушал и в ответ прочитал еще одну лекцию, уже подлиннее, о перспективах развития сборного железобетона в стране.

Раков молча рисовал на бумаге какой-то эскиз… Тогда я сдался.

— Что же делать, Евгений Александрович? Посоветуйте, — взмолился я.

Руки Евгения Александровича снова пришли в движение, повторив привычные манипуляции с телефонной трубкой, звонком и папками.

— Сожалею…

Мы поднялись. Я вопросительно посмотрел на Ракова.

— Поедем в главк, пусть добиваются. — Он сунул эскиз в карман.

Евгений Александрович, тонко улыбаясь, пожелал нам успеха.

— Будет нам сейчас! — сказал я в машине.

Раков только пожал плечами, как бы отметая компанию, в которую я его приглашал, — вместе получить взбучку от начальника главка.

И в самом деле, в главке он сел в конце стола и принялся что-то рисовать.

— Ну? — сухо спросил начальник главка.

— Отказали, Сергей Платонович, — жалобно сказал я. — Ссылаются на отсутствие форм.

— Ну, что я вам говорил? Стройка начинается с обеспечения?

— Да, Сергей Платонович… Но как быть с формами?

Двадцать шестого июля (запомним эту дату) Цоле Миловой, совсем еще молодой женщине лет двадцати шести, не более, сообщили, что сегодня ее примет заместитель Председателя Совета Министров ровно в одиннадцать часов утра.

— Не понимаю, — волновалась Милова, — что значит Совет Министров? Наверное, ошибка. И почему «примет»? Я разве просила о приеме?

Директор объединения развел руками, улыбнулся:

— Сам удивляюсь. Конечно, точнее было бы сказать — «вызывает», но такова обычно форма вызова в Совет Министров.