— К телефону? — удивился я.

— Да, — удовлетворенно ответила она.

Я снял трубку.

— Извините, одну минутку.

Значит, вторая по важности задача — запроектировать, именно запроектировать технологию работ, третья — решить механизм управления этой стройки. Мне нужно было обязательно додумать. Что-то ускользало… А, ну да! Четвертая — качество!.. Ну а начало строительства? Как отодвигается?.. Качество — это что значит? Культура мелочей? Да, именно — мелочей, куда ни посмотришь…

— Я слушаю.

Мелодичный женский голосок спросил:

— Это Нефедов?

— Да.

— Так вот. Владимир Яковлевич будет завтра на площадке в девять. Он просил, чтобы вы были.

— Можно узнать, кто такой Владимир Яковлевич и кто со мной говорит?

Голосок недоумевал:

— Вы не знаете Владимира Яковлевича?.. Это же начальник СУ-113. Он будет строить СЭВ… А говорит секретарь Владимира Яковлевича, Таня… Владимир Яковлевич просил, чтобы вы подтвердили время.

— Конечно, Таня, раз Владимир Яковлевич назначил…

— Нет, нет, вы не думайте. Просто Владимир Яковлевич очень занят… Просил меня позвонить.

— Хорошо, Таня.

Так, значит, качество — четвертая задача… Четвертая? Вполне возможно, что она станет первой…

— Довольно бесцеремонно передавать через секретаря такие вещи. — Елена Ивановна опустилась в кресло, зажигая спичку (я уже заметил, что сигарета у нее обычно гасла).

— Вы слушали разговор?

— А что? — удивилась Елена Ивановна. — Я всегда слушала разговоры Костырина, чтобы быть в курсе дела.

— Ну а если разговор личного характера? — поинтересовался я.

— Личного? Что вы, Виктор Константинович, на работе все связано, — снисходительно объяснила Елена Ивановна. — Вот, например, вы уехали. Позвонит женщина, ну ваша знакомая, я должна знать, что ей ответить?

— Ответьте, что я уехал.

Елена Ивановна снова зажгла спичку, прикурила. Нарушая все противопожарные правила, не потушив, сунула спичку в коробку.

— Ничего, — успокоила она меня. — Костырин тоже вначале был такой, как вы, потом понял…

Снова раздался телефонный звонок. Опередив меня, Елена Ивановна сняла трубку:

— Милая, как вас зовут?.. Ах, Таня! Так вот, Танечка, передайте своему Владимиру Яковлевичу…

— Не надо, Елена Ивановна! — прервал я ее. — Дайте трубку.

— Пожалуйста, а напрасно, Виктор Константинович. Уж поверьте мне, бесцеремонных людей нужно приводить в порядок сразу. — Она положила на стол трубку. — Костырин тоже…

— Секретарь стройуправления сообщила, что завтра на строительстве будут рабочие.

— Спасибо, Таня.

Итак, начало работ на обычном строительстве — задача самая сложная, а по моему счету здесь задача № 5 решалась сама собой. Какие-то силы, пока неизвестные, действовали помимо меня. Ну что ж, спасибо, неизвестный помощник.

Что и говорить — это было впечатляющее начало. Весьма! Было сделано все, чтобы сразу показать: на стройку пришли люди, которые не любят, а главное — не хотят шутить.

Площадка стонала, гудела, завывала. Тихая, пустынная улица Тополиная, где только вчера сам с собой в прятки играл ветер, скрылась. Огромные столбы пыли, дыма, языки пламени окружали ее. Столбы иногда опадали, и тогда было видно три, четыре, пять больших бульдозеров, которые, как танки, зло воя, ползли на деревянные домики, рушили, подминали под себя все: и заборики, и серые скамеечки, и сами дома с дощечками номеров. Номера сурово молчали, странно белели на кучах сгнивших балок. Экскаваторы металлическими бабами били стены красного кирпичного дома сверху, сбоку, и стены вместе с перекрытиями оседали, падали, превращаясь в обломки — большие, малые, а там, где раствор был послабее, даже в отдельные кирпичи. На высокую кучу взобрался экскаватор, дико лязгая длинной цепью, он забрасывал ковш, поднимал сразу тонну груза и сбрасывал в высокие кургузые самосвалы.

Большие струи воды из труб падали на стены, чтобы прибить пыль, но не справлялись — пыль была всюду, едкая, многовековая, от чердаков, засыпок стен, от самих балок, которые, падая вниз, превращались в труху. Еще два экскаватора, кряхтя и жалуясь на свою тяжелую работу, уже копали котлован. Со всех сторон в струях едкого газа, невидимого за стеной пыли, к ним подъезжали самосвалы и, оседая под тяжестью грунта, рассыпая его, мчались по площадке.

А в центре площадки, в самом фокусе этого воющего пыльно-огненного мира, на пригорке одиноко стоял человек. Правда, вместо треуголки на его голове был белый картуз с длинным козырьком, подзорной трубы в руках тоже не было, а вместо серого мундира на нем была надета ярко-желтая рубашка, поверх которой красовались подтяжки, но все равно было ясно, кто он. То и дело маршалы-прорабы рысью направлялись к нему, получали приказания и мчались их выполнять. Конечно, это мог быть только Владимир Яковлевич Быков — начальник СУ-113.

Ошеломленный, покрытый пылью, я направился к пригорку, все убыстряя шаг, и только большим усилием воли не перешел на рысь.

— Владимир Яковлевич?.. Нефедов, — представился я, протягивая руку.

Он подозрительно скосил на меня большие выпуклые глаза.

— Здрасте, здрасте! — нетерпеливо произнес он и отвернулся к худощавому молодому человеку, очевидно, главному маршалу: — Так что?

Но маршал был поприветливее. Он протянул мне руку и, проникновенно улыбаясь, представился. Звали его Ким (несколько забегая вперед, должен сказать, что по имени его звали все, даже потом в официальных протоколах СЭВ он так именовался — Ким).

— Ну так что? — снова спросил у Кима Владимир Яковлевич. Потом, не ожидая ответа, вдруг быстро повернулся ко мне: — Как?

— Здорово! — чистосердечно ответил я.

Подозрительность исчезла с его лица, он улыбнулся по-детски смущенно, в этот момент Быков стал очень привлекателен.

— Правда?! — переспросил он.

— Конечно.

— Мы им покажем, сэвовцам, — заговорщически сказал Ким. Его улыбка буквально заглатывала собеседника.

Я уже собирался ответить что-нибудь этакое молодецкое: «Безусловно, наплачутся с нами» или: «Нам, да чтоб не показать?!» (Позже именно за желание так ответить я ругал себя), но в это время подъехали две черные «Волги». Из первой вышли начальник главка и Померанцев; из второй — Кареев.

Они поздоровались с нами, несколько минут начальник главка смотрел на площадку, на его обычно недовольном лице мелькнула улыбка.

— Ну, Владимир Александрович, вроде начали.

Кареев посмотрел вверх, повернулся ко мне и, улыбаясь, спросил:

— Вы не знаете, Виктор Константинович, где тут солнце?

— Докладывайте, как дела! — строго сказал мне начальник главка.

Я посмотрел на Быкова, прежнее выражение подозрительности и настороженности снова появилось на его лице.

— Я тут ни при чем, Сергей Платонович, тоже ищу, где солнце. Пусть лучше расскажет Владимир Яковлевич, он его спрятал.

— Слушаю! — начальник главка посмотрел на Быкова.

Быков как-то слинял, опустив большие руки, трудно молчал.

Сейчас его белая кепочка с длинным целлулоидным козырьком, желтая в оранжевую полоску рубашка, подтяжки с мудреными блестящими замками казались ненужными, бутафорскими.

Он вдохнул воздух.

— Сегодня… Э-э…

В центр нашего кружка вдруг гибко проскользнул Ким. Мягко и очень проникновенно он начал рассказывать.

Потом я анализировал рассказ Кима. Ничего особенного! Вот работает бульдозер, вот — экскаватор. Это здание ломают, это — оставляют. Пыли тут много, дыма много — зажгли обломки. Вот и все.

Ну что тут интересного? А все, и я в том числе, слушали, будто в первый раз увидели бульдозер, и вроде вообще эту машину нам доставили с другой планеты, а бульдозерист Миша, весь черный от пыли, только белые зубы блестят, не обычный бульдозерист, а особый, тоже сошедший с неба…

Первым опомнился Померанцев (может быть, потому что он стоял подальше и не смотрел в черные блестящие глаза Кима):