— Вас срочно просит к телефону Левшин.

Я обернулся, сзади меня стояла нормировщица.

— Ну вот, — насмешливо сказал Морозов. — Есть возможность ретироваться…

— Передайте, пожалуйста, что я ему позвоню минут через десять.

— Каков сегодня наш главный инженер! А? — Морозов оглядел собравшихся. — Не выгоняет, великодушно слушает!.. Так вот, хватит нам в бирюльки играть. Поток наших работ должен быть таков: бригада Косова в три смены, а не в две, как сейчас, — потому что в первую смену в нижних этажах копаются несколько рабочих, — ведет ускоренный монтаж; потом приезжает специализированная бригада Гната с машиной для сверления отверстий и за сутки… слышишь, Гнат?

— Слышу, давай дальше.

— За сутки просверливает все отверстия. За ней приезжает специализированная бригада по стяжке и с помощью машины за трое суток делает стяжку. Потом движется бригада плотников, человек двадцать с прорабом, выполняет все столярные работы и так далее… Это будет поток. Так, Гнат?

— Может быть.

— Так, Беленький?

— Конечно, если разобраться…

— Так, Беленький?

— Да.

Морозов не спеша опросил всех. Ответы были разные.

— Ну, а вы, Виктор Константинович? — спросил наконец он меня, впервые называя по имени и отчеству.

Я не был готов ответить, так и сказал Морозову.

— Ну что ж, подождем, пока вы с Владиком запросите электронно-счетную машину. Так, что ли?

Я опять не нашелся что ответить и промолчал.

Морозов усмехнулся, похлопал рукой старенький растворонасос и направился к воротам. Сделав несколько шагов, он вернулся.

— Здесь вы проявили себя смелым человеком. Не случайно ли это? А? Хватит ли смелости у вас сейчас созвать техсовет по этому вопросу и, кстати, извиниться при честном народе за то, что выгнали меня с совещания у Анатолия?

Дома меня ждала сердитая Маринка. Она сделала мне строгий выговор — возмущалась, что я даю Тёшке много сырого мяса.

Когда этот вопрос был улажен, я и Тёшка клятвенно заверили Маринку, что ее указания будут неукоснительно выполнены, — она немного смилостивилась:

— Дядя Витор, мама передала, чтобы вы послезавтра в семь часов вечера были дома. Она сказала, что у вас послезавтра день рождения… Ох, какой она вам большой торт печет! Только вы меня не выдадите, что я вам про торт рассказала?

— Клянусь, Маринка!

Она недоверчиво посмотрела на меня:

— Вы как-то тоже обещали не говорить, а рассказали. Мне мама выговаривала… Мама говорит, что торт будет из четырех слоев.

Маринка пояснила мне состав каждого слоя, особенно подробно остановилась на самом верхнем, шоколадном.

— До свидания, дядя Витор! До свидания, Тёшка!

Мы почтительно попрощались, подождали несколько минут. Я посмотрел на Тёшку, Тёшка на меня — и направились к холодильнику, где лежало мясо.

Я сажусь в кресло… День рождения, день рождения! Странно, как они узнали? Я никогда об этом дне никому не говорил; может быть, только Вике.

Восемь часов. Сейчас, как всегда, она позвонит… Между прочим, она все же оформилась в Управление обеспечения. Ведь по телефону заявила, что не будет там работать. В самом деле, странно. Спросить ее сейчас, что ли?.. Нет, не нужно. Пусть себе работает у Анатолия — мне-то все равно…

Анатолий, наверное, ее уговорил. Он поступил тогда красиво. А ты, миленький, раскричался.

Восемь пятнадцать. Странно! Спешат часы, что ли? Я набираю «100».

— Двадцать часов… шестнадцать минут, — раздается резкий женский голос.

Позвонил телефон. Ага, Вика!.. Только, пожалуйста, не спрашивай ее ничего, а как обычно: «Здравствуй, Вика!»

Я снял трубку:

— Слушаю?

— Я к тебе, Виктор, — в трубке слышится голос моего друга Аркадия. — Алло, алло! Чего ты молчишь? Алло!..

— Слышу тебя, Аркадий!

— Я сейчас к тебе еду… у меня билеты. Алло, алло!

— Буду рад.

…Может быть, она заболела? Нет, все равно позвонила бы. Было уже раз так. В чем же дело?

Звонок!

— Да-да! — я уже не стараюсь придать голосу равнодушие. — Слушаю!

Молчание. Потом в трубке раздается голос Гната:

— Я приеду к тебе, инженер.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего. А что должно случиться? — удивляется Гнат. — У меня не получается расчет… Ты что, инженер, разве недоволен?

— Доволен — это не то слово, Гнат. Я счастлив!

Он рассмеялся.

— У тебя сегодня хорошее настроение, инженер. Может, захватить?

Гнат всегда попадает пальцем в небо, но именно поэтому рядом с ним все просто и легко… А впрочем, может, он не так прост, как кажется, мой Гнат.

— Ни-ни!

— После расчета, инженер, — предлагает он компромисс.

— Нет, — строго говорю я, хотя знаю: как Гнату ни запрещай, он все равно придет со свертком, как когда-то приходил Миша.

…Вика не позвонила.

Из Крыма.

От Николая Николаевича Скиридова.

Эге-ге, мой миленький профессор, я прямо в восторге! Оказывается, Виктор, нашелся человек, который «почти», как ты написал, доказал тебе, что ты отстал в технологии.

Это очень, очень приятно. Право, я уже начал тебя побаиваться, так же как нашу Лидочку, которая раз навсегда усвоила медицинские истины и применяет их всюду и ко всем.

А теперь, оказывается, ты можешь ошибаться. Вот так оно, милый, и бывает, помнишь, у Льва Николаевича Толстого в «Войне и мире» немецкого военачальника Пфуля, помнишь? Не оказался ли ты похож на него?

Кто этот Морозов? Кажется… ага, припоминаю — здоровина такая с загоревшим невозмутимым лицом. Так что же? Хи-хи, этот дубоватый товарищ положил тебя на лопатки? И требует он ни больше ни меньше как созыва техсовета?

…Ну вот, я немного пришел в себя и даже готов извиниться за злорадство. Просто я рад, что обыкновенные смертные, как Морозов, я и другие, тоже кое-что еще могут сделать в технологии и в той важнейшей работе, которую ты начал, — экономии человеческого труда.

Ты спрашиваешь моего совета, как поступить? Право, не знаю, Виктор. Раньше я бы этого самого Морозова за дерзкое поведение при народе скрутил бы в бараний рог и объявил бы его предложения чепухой. Исходил бы при этом из такого соглашательского правила: лучше принятое среднее решение, чем непринятое хорошее. Но сейчас… нет, не буду тебе давать советов. Решай сам.

Скажи, как точно называется такая машина для стяжки и где ее достать, Виктор? Где достать алмазные буры? Какой растворонасос подает песок с водой? Марка? Это ты еще можешь колебаться, у тебя две тысячи, а у меня с моими восемнадцатью орлами надо хвататься сразу за механизм, за способы производства, которые экономят труд.

Пожалуйста, срочно ответь мне на эти вопросы, — может быть, в оставшиеся две недели я что-нибудь еще смогу сделать для своей строечки.

Как это здорово писать — «в оставшиеся две недели». Правда, Виктор?

Ну, до свидания!

Н. Н.

Из Крыма.

От Лидии Владимировны Северской.

Здравствуйте, Виктор Константинович!

Я задержалась тут со своими больными, которых привезли из Москвы.

Почему Вы мне не ответили? Уже прошло восемь дней, как я послала Вам письмо. Это как раз то время, даже с небольшим запасом, чтобы от влюбленного человека примчалось письмо. Или Вы, увидев какую-нибудь новую машину, забыли меня?

А я-то тут думала, что он, бедненький, не спит, не ест, похудел, осунулся — только и мечтает обо мне.

Вот возьму и влюблюсь в Читашвили, самого сильного, самого робкого, самого нахального человека, которого я встречала до сих пор.

«Зачем, девушка, тебе Москва, — говорит он. — Смотри, какое голубое небо, синее море, какие деревья — все твое. И дарить ничего не нужно, кто приезжает сюда — тот и владеет ими».

Вот сколько, дорогой мой главный инженер, поэзии ежедневно (потому что с Читашвили я вижусь каждый день) выливается на меня из уст директора. Скажите, какое женское сердце при этом не дрогнет?