— Да что вы тут рассказываете?! Это мы все сами видим. Планы ваши расскажите!

— Планы? — Ким снисходительно улыбнулся. — Это уж не мое, не прорабское дело. Вот!.. — Он хотел показать на Быкова, но перевел палец на меня. — Планы вот Виктор Константинович расскажет.

Быков стоял, все так же опустив вниз длинные руки, ссутулившись. Я заметил, что, пока говорил Ким, он был спокоен, но сейчас снова тень прошла по его лицу.

— Планов пока еще нет, — хрипло сказал он.

— Почему? — строго спросил начальник главка.

— Э-э…

Быкова нужно было выручать.

— Я еще Быкову не передал чертежи, Сергей Платонович, — сказал я.

— Почему?

Чертежи я не получил от секретариата, но почему-то этого не сказал.

— Не успел.

Кареев бросил на меня быстрый взгляд, но промолчал, только усмехнулся.

— Плохо, — сказал мне начальник главка. — Плохо… Померанцев, вызовите на совещание проектировщиков; по механизмам кто там, Козин, кажется? Его вызовите и транспортное начальство. — Он посмотрел на Кареева, нехотя улыбнулся. — Вот Владимир Александрович нам тоже расскажет свои планы. Правда?

— Возражений нет.

Садясь в машину, начальник главка подозвал меня, сухо спросил:

— Выручил начальника СУ, все взял на себя?

— Понимаете, он…

— Говори прямо!

— Да.

— Выручил Кареева, не сказал, что он задержал чертежи?

— Да.

Начальник главка усмехнулся:

— Дипломат он у нас, правда, Померанцев?

— Несколько своеобразный дипломат, Сергей Платонович, — не совсем ясно ответил Померанцев.

Начальник главка посмотрел на площадку:

— Хорошо СУ начало. А ты своим делом занимаешься: думаешь, готовишься?

— Да.

— Это главное. Еще раз говорю: не влезай в мелочи. Готовься. — Он захлопнул двери. — До свидания.

Я подошел к Быкову. Он уже снова приобрел обычный бравый вид, руки за спиной.

— Все хорошо, Владимир Яковлевич. Начальник главка доволен вашим началом.

Глядя на Кима, Быков медленно сказал:

— Очень мне нравятся благородные люди, Ким. А тебе?

Ким улыбался.

Так пришло лето. Здравствуй, здравствуй, милое, долгожданное и все же всегда неожиданное лето! Робкий цвет яблонь, высаженных вдоль тротуаров, желтые цветы одуванчиков, простенькие, по-домашнему близкие, ласковые; обходительное солнце, словно заказчик при первой встрече, со строителями. И хотя одного из атрибутов лета — щебетания птиц — не слышно за грозным неумолимым гулом автомашин, все равно — да здравствует Лето! Кланяйтесь и умиляйтесь ему, ибо Его Величество Лето дарит вам дни радости и полной свободы.

Я останавливаюсь от удивления: как я, даже мысленно, мог сказать, «дни свободы», да еще «полной»? Когда это она была у строителей? Во всяком случае, не с моим начальником главка. Сегодня совещание, которое он приказал созвать.

Всю неделю Быков наращивал темпы. От маленьких деревянных домиков, от большого красного здания бывшей тюрьмы, от Тополиной улицы не осталось ничего. Только обломки да серовато-лиловый пепел покрывали площадку.

Котлован, который два дня назад начали копать, сейчас уже был глубиной в десять метров. То и дело ковши экскаваторов натыкались на какие-то трубы, не помеченные ни на одном чертеже, но из труб била вполне реальная вода. Представители подземной службы Москвы спускались в котлован, удивленно разводили руками и на всякий случай штрафовали начальника участка. А Ким приносил повестки мне, неизменно улыбаясь:

— Вот, Виктор Константинович, — говорил он, — великое дело — разделение труда, правда? Я буду копать, а вы отбиваться от штрафов. Хорошо?

Котлован подошел вплотную к конторе, она повисла прямо на откосе. Грозящая опасность, что контора съедет в котлован, несколько снизила накал военных действий между Еленой Ивановной и Быковым в связи с разделом помещений.

Быков соглашался, чтобы большой зал совещаний оставался нейтральным, он давал согласие только на одну комнату. Елена Ивановна, отстаивая наши интересы, требовала три, не менее.

— Ну что же вы, Виктор Константинович! Вроде это вас не касается, — выговаривала мне Елена Ивановна.

Я улыбался.

— Ну как же мы будем сидеть в одной комнате? Зайдет посетитель и, не спросись, прямо к вам? — продолжала она.

— А я его не приму, Елена Ивановна.

— Как не примете?

— А так, просто. Скажу, чтобы он сначала обратился к вам, вы спросите у меня, я дам согласие, и вы разрешите ему подойти к моему столу.

— Это все в одной комнате?

— Ну и что же, Елена Ивановна.

Моя секретарша только прищурила глаза и тут же позвонила своему бывшему начальнику Костырину. Она заявила, что в создавшихся условиях не может на стройке работать. Костырин приехал немедленно, очень перепуганный, а я, подлив масла в огонь, заявил, что согласен с Еленой Ивановной — нет ей тут соответствующих условий.

Костырин помчался к Быкову. Кажется, они поладили. Костырину пришлось со своего ведомства дать два экскаватора.

Вот тут и появился Ким. Улыбаясь, он сообщил, как что-то очень приятное, что здание дало трещину, самое большее оно простоит три-четыре дня.

Елена Ивановна, Быков и Костырин устроили экстренное совещание. Как это часто бывает в жизни, две сильных враждующих стороны пришли к соглашению за счет третьей, более слабой стороны, то есть меня. Костырин уехал, а моя секретарша (даже трудно произносить это слово в отношении Елены Ивановны) подошла ко мне.

— Что вы пишете? — спросила она.

— Да вот, к сегодняшнему совещанию…

— Вас просит Владимир Яковлевич. — Она впервые так назвала Быкова. До сих пор говорила: «Этот громовержец с подтяжками».

— Вот закончу…

— Очень срочно, Виктор Константинович.

Спорить с Еленой Ивановной — дело гиблое.

Быков сидел за столом в отвоеванной комнате.

— У вас ко мне что-то срочное? — спросил я.

Быков смотрел прямо перед собой, молчал. Повисла неловкая пауза. Мне вдруг пришла в голову шальная мысль, что Быков, столь энергичный и резкий на площадке, сейчас просто смущается, и смущается именно меня. Странно! Но времени до совещания осталось мало.

— Очевидно, Елена Ивановна ошиблась. — Я поднялся.

Когда я был уже у дверей, он кашлянул и, запинаясь, сказал:

— Н-нужно строить новую к-контору.

— Стройте.

— А деньги?

— Я договорюсь с заказчиком.

Быков встал, натянул белую кепочку с целлулоидным козырьком, поправил подтяжки.

— Можно из панелей? — не глядя на меня, хрипло спросил он.

— Из панелей? — Мы оба хорошо знали, что строить конторы капитально не принято. Быков рассчитывал на мой отказ, но именно поэтому я ответил: — Ну что ж, можно.

Он снова начал готовиться к вопросу, но мне этот разговор уже начал надоедать.

— Эскиз оформлю. Напишу вам бумажку. Все?

Быков кивнул головой.

Первым приехал Померанцев. Он зашел в нашу комнату для совещаний и в удивлении остановился:

— Печь-то, печь какая! А, Виктор Константинович? — Померанцев снял пенсне и осторожно обошел печь. — А кафель! Как клали! — Потом он увидел Елену Ивановну, которая сидела у председательского места, Померанцев так же осторожно подошел к ней.

— Не имею чести знать?

— Елена Ивановна.

— А… очень приятно.

— Не понимаю, что «приятно» — я, что ли, или печь? — покуривая сигарету, спросила Елена Ивановна, небрежно рассматривая Померанцева.

Померанцев мелко рассмеялся.

— Все приятно, Елена Ивановна.

Потом, повернувшись ко мне, строго спросил:

— Подготовился?

Померанцев сел за стол и углубился в справку, время от времени поглядывая на Елену Ивановну.

Это было первое совещание на стройке. Обычно, когда слышат слово «совещание» или «заседание», все настораживаются: «Ну, сейчас пойдет говорильня!» Придуман ярлык — «заседательская суетня», который с разгона приклеивается к любой встрече деловых людей. Конечно, бывает, что эти деловые люди не умеют организовать свою встречу, но при чем здесь все совещания? А ярлык — страшная вещь!.. Хотелось бы восстановить доброе имя совещаний, деловых, в меру длинных.