28. Маленькую маркизу отвозят в монастырь Ее всю ночь баюкало в дормезе, А рано утром кучер и лакей, С поклоном низким, подарили ей По самой яркой, самой красной розе. Еще прохладой веяло в лесу; Из-под колес спасалися гурьбою Лягушки; длинный хлыст сбивал порою С прозрачных листьев яркую росу. В жеманной речке отражались ивы; Цвели луга; неслось жужжанье пчел; Спала деревня; у стены осел Жевал репейник и смотрел лениво… Чтоб вылезти и чтоб нарвать цветов На ярко синей, радостной полянке. Она щекочет шею гувернантке Прикосновеньем легких лепестков. Но та строга, неумолима даже: «Нам надо быть к семи в монастыре! Он там, ты видишь, – слева, на горе». И поправляет ленты на корсаже. Ах да, она забыла! – ночью ей Виконт приснился, – что за сон чудесный! Он говорил: «маркиза, вы прелестны!» И руки целовал ей до локтей. А тут ее на много лет запрячут От этих всех загадочных вещей, Оденут скверно и прикажут ей Весь день молиться… – и маркиза плачет… А в гору медленно ползет дормез; Фруктовый сад, стена, фонтан, ворота… Подножка щелкнула; развеяна дремота, И падают из рук стебли увядших роз… И мать-игуменья встречает на дорожке Ту, что с собой Мадонне принесет Три тысячи французских ливров в год. Вопрос в глазах и две прелестных ножки… 29 Прозрачное раннее утро дышало весенней прохладой. Вершины деревьев горели под лаской луча золотого. Он шел по заглохшим аллеям забытого старого сада Любимую женщину с грустью увидеть в объятьях другого. Он знал ту аллею, в которой они назначали свиданья: Там гуще сплеталися ветви, теснее ложилися тени, И так безотчетно дарили неясное благоуханье Акации желтые грозди и белые ветки сирени. И он их увидел, где думал. Они говорили, и внятно Весеннее утро будили их юные, смелые речи: А утро уже просыпалось, и ветер ласкал ароматный Ее непослушные кудри, ее обнаженные плечи. В руках ее – ветка сирени; к губам прижимая неясно, Она отдает ее после с капризной улыбкой другому. О, как он тогда ненавидел, безумно, мучительно, властно, И белую ветку сирени, и неги весенней истому! И сколько стоял он – не помнил. Когда же очнулся, то было Все тихо и пусто, и только порою, угрозой несмелой, Еще незаснувшая злоба послушную память будила. И белая ветка сирени на старой скамейке белела. Душистым, проснувшимся ветром пахнуло; листва зашептал; По гравию узкой аллеи, мелькая, забегали тени. Он тихо нагнулся и поднял и, чтобы она не завяла, С собою унес он с улыбкой забытую ветку сирени… 30. Летом
Георгины на круглом столе Побледнели с потухшим закатом… Вы зайти обещали ко мне С сен-бернаром и маленьким братом. Я велел принести на балкон Старомодные синие чашки. Мой заброшенный сад напоен Ароматом некошеной кашки. Этот милый минутный визит Будет все же почти не визитом! У меня шоколад и бисквит: Двое младших займутся бисквитом! А для вас… а для вас у меня Есть цветы небольшого букета. Тихий вечер июльского дня И четыре неясных сонета… Будет тихо… Сквозь ветви берез Долетят монотонные стуки… Сен-бернара обиженный нос Нам уткнется в сплетенные руки… Головенка с большим хохолком Оторвется на миг от бисквита: «Расскажи-ка еще мне, как гном От колдуньи забрался в корыто!» Шелест листьев… Спадает жара… Я забыл все рассказы про гнома!.. Но куда вы? – «Домой. Нам пора. Я давно обещала быть дома». Сен-бернар от восторга хвостом Опрокинет забытые чашки. Торопясь, мы пойдем вчетвером По ковру темно-розовой кашки. Мальчуган на изглоданном пне Снимет домик со скользкой улитки. – О, позвольте, пожалуйста, мне Проводить вас до старой калитки! Я открою… закрою… мелькнет Вдалеке ваша шаль голубая… Эта ночь, – она скоро придет… Добрый вечер, моя дорогая! 31 В саду, где май сверкал и где цвели цветы, В аллее, где сирень горела сказкой белой, Моей любви мучительно несмелой Я вам сказал желанья и мечты. И вы ответили… уже не «вы», а ты… Но все прошло так быстро, так нежданно… Мы разошлись уже, когда в саду туманном Кружились первые осенние листы… Когда-то, чтоб еще безумней было счастье, Весна коснулась нас своей волшебной властью; Теперь же осень грустно убрала Листвой увядшею, эмблемой страсти дальней, Аллею, по которой ты ушла, — Чтобы разлука нам была еще печальней… |
