218 Сколько раз я нарушал обычаи На извечном празднике любви! Сколько раз в моем косноязычии Захлебнулись радости мои; Сколько раз засматривался молча я Там, где нужно было подойти, Сколько раз другие хваткой волчьею Крали женщин с моего пути. И за это горькое незнание Как любить быстрей и веселей — Я казнен теперь воспоминанием, Самой страшной казнью на земле. 1957 219 Когда бы жизнь пришлось начать сначала — Пусть будет снова именно такой: Доверчивой, как путник запоздалый, Беспомощной, как стебель под рукой. Не уклонюсь ни от единой боли, Ни от одной из казней и обид. Пусть снова и согнет и приневолит И жалостью ненужной оскорбит. Все для того, чтобы опять и снова Изведать, задыхаясь и спеша, Прикосновение карандаша К трепещущему, пойманному слову. 1956 Уходящие паруса 220 Мы все уходим парусами В одну далекую страну. Ветра враждуют с облаками. Волна клевещет на волну. Где наша пристань? Где-то! Где-то! Нам рано говорить о ней. Мы знаем лишь одни приметы. Но с каждым днем они бледней. И лишь когда мы все осилим И всякий одолеем срок — Освобождающе под килем Прибрежный зашуршит песок. И берег назовется ясным И чистым именем своим. Сейчас гадать о нем напрасно И сердца не утешить им. Сейчас кругом чужие земли. Буруны, вихри, облака, Да на руле, когда мы дремлем, Немого ангела рука. 1961 221 Не потому, что мне когда-то О нем рассказывала мать, Не потому, что Фра Беато Меня учил ему внимать, Не потому! – А просто где-то. В той изначальной тишине. На грани вспыхнувшего света Он сам приблизился ко мне. С тех пор прошли земные сроки. Которых не произнести. Я иссушил свои истоки И расточил свои пути. И только ты, воспоминанье О той дожизненной стране. Вернее веры, ярче знанья Меня ведешь и светишь мне! Я помню, помню! Этим словом Все решено в моей судьбе! Мой ангел, спутник мой суровый, На всех путях, под всяким кровом Я буду помнить о тебе! 1960 222
На италийском мраморе плиты — Простое имя и скупая дата. Но почему остановился ты И вздрогнул я, смущением объятый? Не потому ль, что вновь коснулся нас В своем захолодевшем начертаньи На плитах всех повторенный рассказ О жалком человеческом незнаньи. Смотри: сквозь надпись проступает ложь! Лгут имена! Нас всех зовут иначе! Нам роздали их просто как пришлось! Где то, каким в веках я обозначен? И даты лгут! Нам миллиарды лет! Не эти шестьдесят, не эти тридцать! Обратно нам уже дороги нет, Но впереди нам не остановиться. Уйдем отсюда! Что нам говорят Случайно здесь разбросанные плиты? Пройдут века – и мы придем назад. Еще мгновенье – и они разбиты. 1960 223 Когда я перед зеркалом стою, Меня томит щемящее желанье В него войти, проверить жизнь мою Какой-то новой мерой расстоянья. Наверно, если в зеркало войти, Очутишься в пространствах небывалых, Где все не так, как на земном пути, И где, быть может, легче для усталых. Там тишина, конечно, и покой, А если где и сбереглись рояли — То можно, не коснувшись их рукой, Любое вспомнить, что на них сыграли. Мне кажется, что там всегда светло. Все зеркала – хранилища сияний. О, сколько в их глубинах расцвело Земных огней и солнечных касаний! Ты не найдешь там горестных могил (Ведь зеркалам нет до трагедий дела!). Но непременно ту, что ты любил — Она так часто в них тогда гляделась! Но как туда войти? Как отыскать Запретный путь в такое новоселье? Какое слово надо прошептать? Поклясться чем? Хлебнуть какого зелья? Вот так и смерть встает передо мной На зеркало огромное похожей. Такой же неподвижной и немой, — И кто мне, кто в нее войти поможет? Что если, дерзновеньем окрылен, Я кинусь к ней и вдруг, в последней муке, Лишь битого стекла услышу звон, Увижу в кровь изрезанные руки? А может быть, простое слово есть? Чуть слышное… И надо лишь неспешно Приблизиться и слово произнесть… И вот вошел я и уже не здесь, А там, в краю зеркальности утешной! 1961 |
