122 Вспомним вместе, вспомним все сначала! …Утро пело, озеро цвело, Лодка у короткого причала Надломила легкое весло. А оттуда, где спустясь, опушка Загляделась в радужную гладь. Куковала щедрая кукушка, — Было даже и не сосчитать! Что тайком мы оба загадали — В этом мы признались лишь потом, А покуда, сидя на причале, Толковали о совсем пустом. Вот уже былое как в тумане… Но еще с тобою мы не раз Милую пророчицу помянем, Что тогда не обманула нас. 1951 123. Звезды В учебнике учат дети, Что, мол, далеко звезда. Но мне в рассужденья эти Не верилось никогда! Бывало, еще ребенком, Я ночью любил не спать, И звезды легко и звонко Мне сыпались на кровать. Я с черных ветвей каштанов Их стряхивал на песок, Я, ими набив карманы, Скупить все на свете мог. С тех пор – мое сердце, правда? — И злым я и черствым был, Но детской веселой правды. Старея, не позабыл. И пусть на земле все низко. А в небе все высоко. Я знаю, что звезды – близко И встретиться нам – легко. 1950 124. Голос мира Умолк навеки голос с высоты, Угасли знаки вещих откровений… Куда пойдешь, кому послужишь ты И перед кем падешь ты на колени? Все стало тайной. В путах тишины Апостолы в неведеньи томятся, И ангелами вспененные сны Первосвященникам уже не снятся. И все-таки ты не совсем забыт! Взгляни вокруг! В лазоревом просторе Как горний голубь облако парит, Как Гавриил благовествует зори; Поют ветра – как с неба голоса, А в темноте такой библейской ночи — Как Моисей гремит и жжет гроза, Как Иеремия океан пророчит; И твердь гудит, и прядает звезда, И воинство лесов подъемлет пики, А в зареве закатов иногда Еще сквозят архангельские лики. Иди и слушай шелест и прибой — Немолчный голос счастья и тревоги! И пусть навеки замолчали боги — Ты не один: мир говорит с тобой! 1949 125
Что весною тебе отмерено — Принесешь ты к своей зиме. Ничего не будет потеряно Из того, что ты здесь имел. Все дурное и все хорошее Перебродит в крови твоей И певучею станет ношею — Собеседником поздних дней. 1950 126 Корзина с рыжиками на локте. А за плечом – мешок еловых шишек. Опушки леса ласковый излишек — Не царский ли подарок нищете!? Затопим печку ужин смастерим И ляжем спать на стружковой перине. … Есть в жизни грань, где ты неуязвим, Неуязвим, как ветры и пустыни. 1951 127 Возле дома моего — Поле, больше ничего. Вдоль него, мертво и зло, Напрямик шоссе легло. Каждый вечер (как служу!) По нему хожу, хожу… Час, и час, и снова час, В камни палкою стучась, Сам с собою говоря, До беспамятства куря, — Лишь бы только как-нибудь Обессилеть и заснуть. 1949 128 Мы на земле – рабы своей сумы, И что за поворотом – нам не видно. И вот совсем напрасно просим мы «О смерти мирной, смерти непостыдной». Что пользы нам в прохладной простыне, В глотке воды, в друзьях у изголовья?! Есть смерти злые, трудные, вдвойне Оплаченные ужасом и кровью. В них вещий смысл! Такая смерть несет В себе не просто смерть – преображенье. Проси о ней! Проси о том паденьи, Что душу окрыляет как полет! 1950 129. Жизнь Не дорогой – тропой дремучею Мчишься гоголевским Хомой. Оседлала меня, замучила. Наглумилася надо мной… Осадить бы! В крапиву свалится! Только страшно… Ведь в тот же миг Обернется она красавицей И предсмертный раздастся крик. Будет стройною, черноокою На земле лежать, не дыша. И заплачу над ней, жестокою, Той, что все-таки хороша. 1951 130. Сердце и пальцы Это в пальцах не хватает силы. Сердце – все такое ж, как и было. Сердце шепчет в страхе и в надежде: – Я хочу служить тебе, как прежде! Лишь бы только пальцы поспевали, Все, что напою я, записали! Но у пальцев есть своя забота, Пальцы горькой заняты работой: Прижимаются к вискам свинцовым, Зябнут под подушкою пуховой, Шарят в темноте по одеялу… Некогда служить им сердцу стало! И взмолилось сердце в нетерпеньи: – Что мне мир и миру я – без пенья!? Отпусти меня туда отсюда. Где само, без пальцев, петь я буду! 1951 |
