191 Возьми в ладонь свою планету, Свою привычную звезду, И молви: Я предвидел это. Мы расстаемся. Я уйду. Но что-то с неуемной силой (Ее и смерть не победит) Меня с тобой соединило И никогда не разлучит. Твои тяжелые прибои Мне солью пропитали рот. И шрам, оставленный тобою. В моей душе не заживет. Ты будешь ждать меня. Веками Ты будешь для меня хранить Свое немеркнущее пламя. Свою нервущуюся нить. И я вернусь. Вот в этой точке Вот этого материка Восстану в новой оболочке. Непредрешаемой пока. Взгляну… И словно в сновиденьи Предстанет мир передо мной. Уже в лучах преображенья, Уже иной, совсем иной. И, верно, вовсе и не словом В том неожиданном краю, А чем-то несказанно новым Свои я песни допою. Ведь для того и бред, и муки, И судорога этих строк, Чтоб дольний мир земные звуки В небесный замысел облек. 1957 192 Подснежник узкой льдинкою в горсти. Как та, через которую прошел он. Еще он весь морозной тайны полон. Морозной тайны своего пути. И пальцы холодя прикосновеньем. Мне греет сердце медленный цветок. Который лишь терпеньем превозмог Всю невозможность своего рожденья. 1956 193 Вчерашней ветки повторенье В моем распахнутом окне. Но все иное: все – цветенье. Все – солнечных лучей биенье В сиреневой голубизне! Не так ли ночь и мне поможет Себя осуществить вполне? И на заре и я, быть может. Совсем другим предстану тоже В Его распахнутом окне! 1958 194 Жизнь незаметно, с каждым днем, Мне все становится нужнее. Мы так давно уже вдвоем, А вот впервой сроднился с нею. Так в детстве смотришь, не дивясь. На статуэтку на камине. И сердца не волнует вязь Ее давно знакомых линий. А после как-нибудь возьмешь И разглядишь ее прилежней И подпись Мастера найдешь. Которой не заметил прежде. И вот особое с тех пор Ты видишь в ней очарованье. И для тебя ее фарфор — Сладчайшей плоти трепетанье. С тревогой размеряешь срок. Что ей отпущен быть твоею. И мыслишь: как я только мог Всегда не любоваться ею! 1956 195
Когда, протягивая руки, Я вижу молодость мою — Весь сокровенный смысл разлуки Я просветленно познаю. Пока она во мне, со мною И распускалась и цвела, Пока она совсем нагою В моих объятиях была — Ценил ли я ее усладу, Ее полураскрытый рот? Нет, нам расстаться было надо И снова встретиться, – и вот Она встает передо мною И приближается ко мне Все той же, но совсем иною, Впервые понятой вполне. Пускай и мрак вокруг струится И тяжесть прячется в виске — Я вижу даже тень ресницы На розовеющей щеке. И как я мог в далекой были, Той ослепительной весной Не разглядеть алмазных крыльев, Сиявших за ее спиной! 1958 196 О, славные содружества поэтов Благословенной пушкинской поры! Где ваши клятвы, пылкие приветы, Беседы и невинные пиры? Где ваши споры, где ночные бденья На берегах торжественной реки, Звенящие, как струны, посвященья, Упоминанья, краше чем венки? Все отошло… Мы вам уже не пара! Мы мелочны, завистливы, скучны, И даже самым совершенным даром Развлечены, но не потрясены. На сердце нам, заветно и глубоко. Высокой дружбы не легла печать. Вот почему и радости высокой В стихах у нас – увы! – не прозвучать. 1958 197 Приземист лес, и берега пологи, И море глухо плещет о песок… Как этот край, и скучный, и убогий, Мне на сердце тяжелой ношей лег! Как будто где-то в позабытой были, Меня теперь догнавшей сквозь века, Уже давно обещаны мне были И этот плеск, и этот хруст песка. И здесь, сейчас, в глухом уединеньи, Назначенном зачем-то наперед, Какое-то земное преступленье Не торопясь мой путь пересечет. Но все мертво, все пусто, все безмолвно, Лишь плеск воды да ветра слабый стон, И тайный страх уже спадает, словно Измучивший и отлетевший сон. Но навсегда запомнится мне этот Пологий берег, волны и песок И то, что там осталось без ответа: Смутивший знак, ненаступивший срок. 1957 |
