16 Для ваз, тончайших ваз чудесного Челлини, Венчавших славою печаль его чела, Сама Италия с улыбкою дала Живую красоту своих волшебных линий: Изгиб стены, рисунок стройных пиний, Неясный силуэт забытого дворца И трепетный узор садов, где без конца Горит орнамент роз, азалий и глициний. Ему подарены, и в блеске ваз живут. От Комо – аметист, от Капри – изумруд, А пурпурный закат на зеркале Канала, На rio спутанных Венеции моей — В изгибах легких ваз, среди других камней, Горит созвучием рубина и опала. 17 Ты помнишь? – мы были в Версале В осенний задумчивый день. Мы шумный Париж променяли На эту бесшумную тень. Ты помнишь, как серые стены Нас вывели в вянущий сад? Как ты покупала мадлэны, Как ты не хотела назад? В аллеях листы монотонно Летели с деревьев к земле, В замолкших фонтанах Латоны Грустили на желтом ковре. И там, где туманней и глуше, Где все в неразбуженном сне, — Нашли мы этюды la Touch'a В сонетах Henri de Regnier. В бассейна бестрепетном лоне Твой образ терялся и гас. На этом загадочном фоне Все было загадкой для нас. Ты помнишь? В уютной коляске На нашем обратном пути Мы только молчали, как в сказке. Мы слов не хотели найти. Все то, что вернуться могло бы, Нам было так трепетно жаль, — И после мы поняли оба, Что мы полюбили Версаль. 18. В саду одной из старых вилл, на Комо «Да, этот сад дает не мало мне хлопот! Как только умерла графиня, сын графини В Париж уехал; там живет он и поныне; Не вижу я его уже который год. Все пишет только мне: убавь, убавь расход. Живет он широко; читал о нем в газете. И вот пришлось совсем забросить розы эти, А жалко: – кое-как весь сад теперь растет!..» Садовник замолчал… Спускалася прохлада… Аллеи узкие покинутого сада Грустили в сумраке вечерней тишины… Кусты последних роз ко мне склонились ниже, И мне послышалось: «мы умереть должны: — Цветы оранжерей так дороги в Париже!» 19. Амальфи. Монастырь Сквозь рамку белую старинной колоннады И ветви пыльные скучающих олив Сверкает небосклон, и город, и залив, К которому сойти зовут ступени сада. Быть может, там, внизу, и воздух и прохлада, Но солнца южного так радостен призыв, — И жалко двигаться… Сегодня я ленив; Мне чудно хорошо, мне ничего не надо… И мне мерещится сквозь дымку снов моих Какой-нибудь монах, который меж других Здесь так же сиживал и так же спал, наверно, В дни жаркие, пыхтя, сосал большой лимон, Дарами прихожан смущал неверных жен И в келию таскал из погреба фалерно. 20
Вы в hall'e моего отеля Сегодня были в пять часов; Пройдя по бархату ковров, Вы на одно из кресел сели. Вы две газеты просмотрели, Пока швейцар, без лишних слов, Принес вам список всех его жильцов За две последние недели. И над бумагой небольшой Вы наклонилися. Порой Ваш взор туманился заботой. Вы просмотрели, не нашли, Вздохнули, встали и ушли… — Я полюбил вас отчего-то!.. 21. Фьезоле. Монастырь св. Франциска Как ни старался я монаху объяснить. Что год тому назад, свободно, без преграды, По узким келиям и по аллеям сада Часами целыми один я мог бродить, — Меня не согласился он пустить; И отвернулся я с невольною досадой. О, только пять минут, – мне большего не надо! За пять минут я все успею пережить! Но он захлопнул дверь, и только на мгновенье Увидел я аллей знакомых направленье, Колодец с розами, узор седых олив И ту скамейку, где с безумною печалью Я столько раз мечтал, о мире позабыв, Глядя, как небосклон сливался с синей далью… 22. Воспоминанья об Италии О, эти мелкие, прелестные детали Поездок! Реализм меж этих вечных снов! Журнал, потерянный в тиши пустых садов; Билет, украденный в Болонье на вокзале; Лимон, зацепленный гондолой на канале; Мошенник, знавший пять нелепых русских слов; Плохой бенедиктин в Орвьето; семь часов, Что в Кьюзи, кажется, мы пересадки ждали… Воспоминания еще недавних дней, Картины лучшие Италии моей, — Простите! – в памяти я вас поставлю рядом С мальчишкой, что просил подачки битый час. С ризотто спорченным, и этим псом, что раз Я в Тиволи кормил швейцарским шоколадом! |
