У самки цератозавра день выдался, пожалуй, самым трагичным. Ее самец погиб на охоте, получив от дацентрура хвостом по голове. Один из шипов пронзил висок, вмиг упокоив хищника, своей жертвой открывший подруге дорогу к шее травоядного. Но динозавриха не притронулась к умерщвленной добыче, оплакивая своего партнера.

Среди этих динозавров была распространена верность сродни лебединой. Конечно, если кто-то один расстается с жизнью, второй рано или поздно находит себе новую пару или погибает, однако даже первый сценарий вызывал у цератозавров отторжение.

В бешенстве самка всю ночь бегала по лесу, громко каркая и гоняя всех, кто подвернулся под короткую, но крепкую четырехпалую «руку». Когда вспышка ярости достигла апогея, на пути цератозавра оказалась старушка-дракопельта. Хищница предвкушала легкую победу, но не тут-то было.

Прижав набитое еще не переваренной растительностью пузо к земле, дракопельта злобно замычала, заводила хвостом из стороны в сторону, показывая, что без боя не сдастся. Что ж, будет тебе бой.

Самка цератозавра обрушила тяжелую заднюю лапу на спину жертвы, покрытую окостеневшей чешуей и усеянную огромными остеодермами — костяными щитками. Дракопельта вдруг вскинулась, упруго поднялась задними лапами, и хищница, потеряв опору, завалилась на бок. Дракопельта обжигающе больно хлестнула цератозавриху хвостом и снова заняла оборонительную позицию. И в этот момент хищницу отвлек Кирилл, прервав ее подготовку ко второму раунду.

Наполненный порохом ярости сосуд разума только ждал такой вот маленькой искорки, такого намека на то, что можно кого-то совершенно безнаказанно убить. К тому же людей самка цератозавра на дух не переносила. Из-за этих завоевателей ей пришлось отказаться от привычных маршрутов, которые теперь пересекались с бариониксом. Ящер-рыболов несколько раз успешно давал рогатым динозаврам отпор, в ходе последней стычки серьезно ранив самца-цератозавра в бою за рыбу. Будь барионикс один, без детеныша, он бы отступил, но тогда он изъявил намерение драться до последней капли крови, и цератозаврам пришлось уходить ни с чем. Что ж, пусть теперь люди вкусят то, что посеяли.

Развернувшись спиной к дракопельте, цератозавриха круто взмахнула хвостом и побежала вперед, в новом, только что полученном направлении.

В Гросвилле осталось всего четыре бойца. Четыре опытных охранника на несколько сотен рабочих. Последние взяли себя в руки, немного очухались — весть о прибывающем с минуту на минуту челноке приободрила их. Конечно, пилить до челнока придется порядочно, но транспорта в Гросвилле хватает, можно даже за одну ходку управиться.

Пять бронированных внедорожников стройной колонной двигались на юг. Эти машинки здесь еще не применяли, потому что не было большой нужды. Почему-то даже крупные хищники шарахались от автомобиля, в самых худших случаях лишь скалясь и рыча на бессловесную груду металла. Нападать на джипы и автобусы пока не пытался даже торвозавр.

Взрыв в автопарке превратил арсенальную в груду обломков, не оставил камня на камне от прачечной и покорежил несколько внедорожников. Не так уж и плохо, Фэнлоу опасался худшей развязки. Самое главное, что автобусы остались нетронутыми. Дорога до парка уже была выложена асфальтом — последние ярды клали буквально накануне. На территории парка, увы, вместо дорог пока существовали лишь направления, но автобусы пройдут — там хорошо накатано, да и серьезных дождей, размывающих землю, не было вот уже почти три месяца.

Выйти из бункера и проделать пешком путь до автопарка казалось смертельно опасной задачей, однако Фэнлоу быстро переборол себя и пошел вместе со всеми, хоть ему настойчиво предлагали обождать в безопасности, пока за ним не подъедут. На куратора нашло какое-то дивное настроение, даже кураж — он словно бы умер, и потому смерти уже не боялся. Как минимум, карьера его точно была похоронена, раз и навсегда Свобода, возможно, тоже. Так, может, лучше умереть здесь, в чистом, еще не обезображенном цивилизацией мире?

Раньше на Фэнлоу лежала ответственность главным образом финансовая и материальная, а теперь он отвечал лишь за судьбы людей, которых по-прежнему считал безмозглыми и никчемными. За редкими исключениями, может быть. Но в целом мнение не изменилось. Работники были недалеки, безынициативны и легко поддавались панике, заражаясь умонастроением от более авторитетных или опытных, но уж точно не более умных коллег.

План был проще некуда. Все трое «бигбоссов» изъявили весьма однозначное желание самолично произвести зачистку и разобраться с нахальными выскочками, вот так вот на раз-два уничтожившими многомиллиардные инвестиции. Особенно распалялся аль-Хаккани, безгранично возмущенный тем, что проходимцы не только умудрились провести сюда взрывчатку (или даже изготовить ее на месте), но еще и подорвать самые важные части города. Хирургически точно они обезглавили Гросвилль, сведя к нулю его научный потенциал и оставив без взлетно-посадочной площадки.

Шейх ехал сюда охотиться, а не только глазеть и одобрительно цокать, поэтому его сопровождали три десятка высококлассных генномодифицированных парней — такую охрану готовили только в Гонконге — и еще несколько человек из какой-то там прислуги.

Фэнлоу знал, что и Флинн не беззащитен. С ним не меньше десятка секьюрити, без них гендир не ходит даже покакать, и они однозначно подготовлены в разы лучше Элвина и компании.

Оставался только вопрос насчет Ларри Уэлша, хлыща из Следственного Управления Министерства Обороны. Куда он-то поперся? От него только и требовалось, что убедиться в отсутствии несанкционированных Пентагоном вооружений и технологий в Гросвилле и строящемся парке. Приехал, сделал умное лицо, посмотрел, что да как — и домой, к женушке и конопатой тройне. Но, по словам Флинна, господин Уэлш недвусмысленно отказался пересидеть опасность в ожидающем на орбите корабле и тоже полез в челнок. Мотивировал это пентагоновский засланец очень просто — он человек военный, ему бояться нечего.

«Что ж, воля ваша, мистер Уэлш», — мрачно думал Фэнлоу, смотря на проносящиеся за окном решетки вольеров. А ведь уже через месяц сюда собирались запускать первых ящеров. В планах было начать с дюжины разновидностей динозавров, добавив археоптериксов, пару-тройку млекопитающих и огромный бассейн с двумя секциями. В одной обитал бы безобидный двадцатиметровый лидсихтис, а в соседней — восьмиметровый прожорливый хищник лиоплевродон. Гребаный Вит с его шлюхой-ассистенткой Ларисой даже пометили маячками подходящих особей во время последней вылазки в море. Их оставалось только отыскать, усыпить и перевезти.

Ларису Фэнлоу тоже допросил, быстро и между делом. Та явно ничего не знала и полезной быть не могла. Разве что в другом смысле, но пока Фэнлоу до этого не было дела, да и на нее уже положил глаз Рахмет. Пусть молодежь порезвится, чего там.

До места доехали без приключений и, когда настало время выйти из спрятанных под кронами деревьев машин, солнце уже начало подниматься, открывая новый день. Вот-вот прибудет челнок, буквально с минуты на минуту. Фэнлоу, глядя на своих перепуганных охранников, хотел только одного — чтобы суденышко нормально приземлилось, выпустив из своего чрева всех желающих повоевать с невидимками, и забрало отсюда остальных.

Не прошло и пяти минут, как подтянулись Элвин сотоварищи. Сам начальник охраны держался бодро, равно как и румяные близнецы с раненым Станиславом, а вот остальные выглядели так, будто шагали на эшафот. Они утратили остатки веры в свое оружие, все вокруг виделось им опасным, таящим угрозу. И ладно бы печать смерти была только на лицах новобранцев. Нет, она отметила и бывалых вояк, прошедших горячие точки Ближнего Востока, России и Южной Америки.

— Надо бы его к врачам, сэр, — сказал один из близнецов Фэнлоу, кивая на Станислава.

Поляк прижимал руку к кое-как забинтованному плечу, морщился и бледнел, но в глазах его никакого страха не было.