— Тогда какова будет ваша воля? — Старший надсмотрщик подогнул ноги и сел. Это было равнозначно низкому поклону, который сцефилид исполнить не мог, поскольку был слишком горбат.

— Пока делай все тихо, — сказал Веналитор. — Используй солдат, про которых можно будет сказать, что они действовали по собственной инициативе, и гибель которых не будет для нас серьезной потерей. Убивай сначала дальнее окружение Аргутракса, союзников его союзников, те подпорки, на которых держится его могущество. Он полон злобы и ненависти. Он попытается нанести мне удар как можно более открыто. Демон навлечет на себя гнев Эбондрака раньше, чем это сделаю я, а когда это случится, он будет открыт для смертельного удара.

— Да будет так, милорд.

— Держи меня в курсе насчет Серого Рыцаря, — добавил Веналитор. — Когда Раэзазель овладеет им, он убьет Аргутракса.

— Разумеется.

Старший надсмотрщик покинул зал, чтобы заняться своими бесчисленными обязанностями, оставив Веналитора созерцать растекающуюся тень.

Аларика ударило спиной о стену. Он сполз на пол, и осколки золота осыпали его. У космодесантника кружилась голова. Картины из жизни демона обрушились на него, словно орудийный огонь.

Он заставил себя дышать, привел в порядок мысли и подавил в себе слабость, этот человеческий инстинкт, призывавший его бежать.

Над ним парил Раэзазель Лукавый. Из одежд выпростались серебряные крылья. По телу его пробегал огонь, и тысячи ртов в его сияющей плоти согласно пели.

— Ты знаешь, что я могу дать тебе все, что пожелаешь, — сказал Раэзазель сотней голосов. — Ты сильнее, чем другие. Ты думаешь, что сможешь распознать ложь. Возможно, ты прав.

Аларик поднялся на ноги. Он чувствовал себя маленьким и слабым. Никогда он не был настолько во власти другого существа.

— Ты жаждешь смерти, Серый Рыцарь? — спросил Раэзазель. — Я могу дать ее тебе.

Аларик заставил себя дышать ровно. Он Серый Рыцарь. Он уже встречался с ложью Хаоса и загонял ее обратно во тьму силой правды. Демоны тоже уже пытались сделать его одержимым, и ни одному из них не удалось проникнуть в его разум.

Однако ни один из них не нападал на него, когда он настолько беззащитен.

— Я жажду свободы, — сказал Аларик.

— Ты можешь обрести ее.

— Свободы от тебя.

Раэзазель склонил голову набок, глядя на человека с недоумением, словно обнаружил какую-то редкую разновидность сумасшествия.

— Тогда, — ответило существо, — тебе придется кое-что принять от меня.

Из сгустка золотой энергии появилась рука, схватила Аларика и прижала его к стене. От Раэзазеля исходила сила, она пылала в кристаллах, превращала позолоченные стены в полотнища расплавленного света. Аларик сопротивлялся, чувствуя, как рука смыкается вокруг его разума. Под веками пульсировала тупая боль.

— Я облекусь в твою плоть и покину эту тюрьму, юстикар Аларик. Я исчезну из этого мира и стану одним целым с моим богом. Это то, чего жажду я. То, что предложил мне Веналитор, послав тебя сюда, потому что даже слуги Бога Крови чтят ложь.

Аларик сопротивлялся как мог. Даже для того, чтобы просто дышать, требовались все оставшиеся у него силы, но он не впустит Раэзазеля, никогда! Он лучше умрет. Это будет его последней службой Императору. Врагу никогда не выставить во главе своего войска одержимого Серого Рыцаря, никогда… если только Раэзазель не окажется сильнее.

Пылающее лицо Раэзазеля плавало совсем низко над Алариком. Серебряная рука протянулась и коснулась его головы.

Аларика заполнила холодная боль.

Раэзазель показывал, что он может сделать с ним: наполнить мучениями на тысячелетия. Он уговаривал Аларика сдаться.

— Только не мой разум, — прошипел Аларик сквозь зубы. — Нет худшей боли, чем горечь поражения. Нет горшей муки, чем невыполненный долг. Я принадлежу моему Императору, и никому, кроме него.

Раэзазель отпустил Аларика.

— Состояние твоей души не имеет значения, — сказал он. — Если понадобится, я выверну ее наизнанку!

Аларик попытался подняться. Демон обрушил на него ужасы.

Разлагающиеся трупы смотрели с пола и стен. Аларик видел тысячи трупов. Им не поставить его на колени.

Они обрели лица его друзей, его боевых братьев и всех, кому он когда-либо доверял.

Аларик потерял много друзей. Казалось, что все, кому Аларик доверился, погибают. Он почувствовал, как кольцо силы вокруг него сжимается, отдаляя его от этих лиц, но остался тверд.

Горели миры. Галактика страдала, и звезды гасли. Загробный хохот наполнил вселенную.

Аларик сопротивлялся.

Он вызвал в памяти картины побед. Аларик знал, что Хаос можно победить. Быть может, на это уйдет все время, отведенное галактике, но это случится. Каждому гибельному видению, которые насылал на него Раэзазель, Аларик противопоставлял что-нибудь прекрасное: уничтожение флота Хаоса в битве при Гефсимании, лорда Солара Махариуса, вернувшего тысячу миров из галактической тьмы, победу над Ангроном в Первой Войне за Армагеддон. Аларик вспоминал все победы из книг по истории и вдохновляющих проповедей, какие только знал.

«Мы слабы и глупы, — повторял Аларик отчаянно. — Мы молоды и слепы. Однажды мы умрем, но мы горели ярко, и галактика, столь многое забывшая, запомнит нас».

Раэзазель разочарованно зашипел. Видения ужасов исчезли. Аларик сполз по стене, скаля зубы, словно помешанный.

— Ты не запугаешь меня и не заставишь подчиниться, демон. Я космодесантник. Мы не знаем страха.

— Значит, придется научить тебя, — огрызнулся Раэзазель.

Ментальная сила демона подняла Аларика с пола. Рыцарь отбивался, но Раэзазель подлетел ближе на крыльях света и возложил руку ему на лоб.

Серебряные и золотые нити сплелись вокруг головы Аларика и проникли под кожу. Аларик взревел и попытался вырвать их, но они были уже внутри него.

Он чувствовал, как они пробираются внутрь черепа, в мозг. Синапсы его дали сбой, и на него нахлынули нестерпимые холод и жара, тошнота, боль, смятение. Мир закружился вокруг, поскольку чувство равновесия тоже вышло из строя.

Он ударил Раэзазеля свободной рукой. Серебряные ребра хрустнули. Этого было недостаточно.

Тысячи ртов смеялись над ним.

Сознание Аларика плавилось, как золото.

В те времена, когда даже Аргутракс был юным, Раэзазель Лукавый исполнял желания.

В мозгу Аларика возникло видение бесформенного существа, просто закорючки из психического вещества в варпе. Он знал, что это упрощенный образ, искаженный, чтобы он мог быть понят человеческим разумом. Устройство варпа по-прежнему не вмещалось в его разум.

Молодой демон, чуть больше головастика, плывущий по бездумной бесконечности варпа, напитывался страданиями и ненавистью юных рас, населяющих вселенную. От них он научился хитрости и злобе, их мимолетные радости и краткие мгновения любви он воспринимал как ерунду, каковой они на самом деле и были. Живые существа в галактике были не более чем клубками лжи, сплетенной, чтобы не дать им осознать свою собственную отвратительную натуру.

Ложь была основой разума. Для смертных рас ложь была реальностью. Сила лжи могла вознести империи из грязи и снова низвергнуть их. Ложь могла подвигнуть людей, зеленокожих, эльдаров и прочих на героизм и преданность… и на ненависть, геноцид и зло. Ложь была силой. Обман был реальностью.

В варпе существовал Бог Лжи и не могло быть больше могучей силы. Мощь придавала ему лживость самой вселенной, старой как мир, и Раэзазель был лишь малой частицей его. Это был Тзинч, и это было ничто, поскольку это чистейшее олицетворение Хаоса было столь бесконечно изменчивым, что его невозможно было зафиксировать как что-то. Само его существование было ложью, потому что Тзинч не мог существовать. Из этого парадокса вытекала такая сила, что у вселенной мог быть лишь один законный властелин, и это был Тзинч.

Образ Тзинча был ужасен, он вызывал у Аларика омерзение, но к этому отвращению примешивалась преданность Раэзазеля этому существу, и получающееся в итоге чувство было совершенно чуждо разуму Аларика, являясь извращением всего человеческого.