Спастись при помощи одного только челнока невозможно. В нем нет ни воды, ни продовольствия. Запас воздуха рассчитан всего на семь часов, да и энергетические батареи настолько изношены, что для обогрева кабины придется жечь прометий. И дальность действия передатчика на челноке не оставляет надежды на обнаружение каким-нибудь кораблем.

Зато Йамбе мог бы сам выбирать, как ему умереть. Спрятаться на корабле и попытаться перехитрить захватчиков — или убежать на челноке и погибнуть от холода и удушья. Или просто застрять в шлюзе…

Йамбе почти добрался до челнока, как вдруг из-за машины вышел человек. Едва капитан попытался поднять оружие, как непонятно откуда вылетело серебряное лезвие и, вонзившись в руку, пригвоздило ее вместе с ружьем к бедру. Белая вспышка шока перед глазами Йамбе сменилась алой пеленой боли. Он рухнул на колени. Кончик лезвия царапнул по кости, но выходить не собирался.

Идущий ему навстречу мужчина обладал высоким ростом и превосходным телосложением. Даже в потрепанном и запачканном скафандре он умудрялся выглядеть величественным. Его резкое, продолговатое лицо и череп были гладко выбриты, и всю кожу покрывала густая сеть татуировок. Большие темные глаза словно видели Йамбе насквозь; и на мгновение капитан даже забыл о боли в руке и ноге, о теплой струйке крови, стекающей на пол.

— Сколько топлива, — повторил мужчина тем же самым низким и звучным голосом, что слышался по вокс-каналу, — имеется на твоем корабле?

— Убирайся, бандит! — огрызнулся Йамбе.

Только отчаяние удерживало его от обморока. Он не хочет здесь умирать. Он не умрет. Он собирался бросить корабль на Эпсилон Октариус и отправиться на поверхность, чтобы начать новую жизнь, подальше от космоса. Он не должен погибнуть!

Человек что-то бросил в Йамбе — что-то теплое и ужасное; оно шмякнуло капитана по голове и свалило его на грязный металлический пол. Боль тотчас вонзилась в мозг горячей иглой, а когда пятна перед глазами рассеялись, Йамбе увидел, что рядом с ним лежит отрезанная голова Лестина с отвисшей челюстью и открытыми глазами.

— Сколько топлива на твоем корабле? Твой человек сказал, что он этого не знает.

Йамбе поднял голову. В глазах захватчика зияла полная пустота. На секунду капитану показалось, что он заглянул в варп, в бесконечность Хаоса, сводящую людей с ума.

— Достаточно, — заикаясь, пробормотал Йамбе. — Достаточно, чтобы добраться отсюда до Эпсилон Октариус. Если требуется больше, надо запустить второй реактор.

— Хорошо, — бросил мужчина, а потом перевел взгляд куда-то за голову Йамбе. — Убери его.

Йамбе оглянулся. Сзади кто-то стоял, хотя капитан и не слышал ничьих шагов. Это была женщина в черном блестящем облегающем костюме, под которым были видны тугие мускулы, словно кольца змеи, обвивавшие тело. Глаза с золотистыми крапинками смотрели на капитана с презрением.

— Я не могу здесь умереть… — заговорил капитан, но это не помешало ей поднять длинный блестящий меч и одним ударом рассечь Йамбе пополам.

Аларик не мог ощущать состояние Шлейфа, как это делала Лигейя, но ему хватало и донесений, стекавшихся в крепость на Трепитосе. Промышленный мир Магнос Омикрон был объят гражданской войной, в которой верные Императору адепты сражались с толпами последователей нечестивого проповедника. На Вулканис Ультор было введено военное положение. По приказу кардинала Рекобы подразделения тяжелой балурианской пехоты непрерывно патрулировали улицы и ограждали богатые кварталы верхнего города от банд культистов, роящихся в трущобах.

Немногочисленные корабли военной флотилии Шлейфа беспрестанно курсировали между мирами и уничтожали каждый грузовой корабль, если его капитан не мог вразумительно перечислить груз и всех членов экипажа.

Апокалиптические бедствия обрушились на многие миры. Как только распространились первые слухи, граждане Империума наводнили соборы. Проповедники совершали многолюдные молебны во имя спасения и всепрощения. Молящиеся приходили в экстаз: временами собрания благочестивых имперцев невозможно было отличить от сборищ культистов Гаргатулота.

Аларик начал осознавать, насколько силен Тысячеликий Принц. Один лишь слух о его существовании вызвал неизмеримые страдания и ужас.

Возможно, вся необходимая Аларику информация содержалась в архиве Трепитоса. Но молодой капитан Серых Рыцарей был не в состоянии пересмотреть все бесконечные кипы бумаг на полуистлевших полках. Весь штат подчиненных инквизитора Клаэса не раз уже пытался это сделать, но и они потерпели неудачу. Аларику оставалось работать лишь со свежими донесениями из миров Шлейфа да с той небольшой частью документов по истории системы, что была разобрана и тщательно рассортирована.

Комната над архивом была высокой и продувалась бесконечными сквозняками. Сквозь высокие стрельчатые окна пробивались скудные лучи света, с трудом рассеивая сумрак. Несколько служителей крепости сновали вдоль полок, закрывавших все стены помещения, и приносили Аларику требуемые материалы. Он понимал, что не сможет ничего обнаружить сверх того, что уже просмотрела и изучила Лигейя, но приходилось использовать любые возможности. Ставка была слишком высока, чтобы хоть чем-то пренебрегать.

Сотни донесений, лежащих перед Алариком, рассказывали о зверствах, учиненных культистами Гаргатулота. В них упоминались взрывы бомб, массовые убийства, мятежи, еретические проповеди по вокс-сети, набеги на имперские соборы, многочисленные похищения людей…

Инквизитор Лигейя могла погружаться в самое сердце тьмы, могла исследовать безумные идеи, занимавшие мысли последователей Гаргатулота. Все это было недоступно Аларику. По сравнению с Лигейей, его разум оставался закрытой комнатой.

— Брат-капитан, — раскатился под сводом знакомый низкий голос.

Аларик оторвался от кипы донесений и увидел идущего к нему через архивную комнату Танкреда. Двое работников крепости с удивлением обернулись, чтобы посмотреть на громадную фигуру: Танкред был в своих терминаторских доспехах, и его рост почти вдвое превышал рост нормального человека.

— Астропаты крепости получили послание, что Генхайн благополучно добрался до Титана.

— Хорошо. — Аларик все еще не привык, чтобы к нему обращались «брат-капитан». — Я хочу, чтобы мы были готовы к выступлению, как только «Рубикон» вернется. У нас совсем не осталось времени. Гаргатулот все ближе.

Танкред кивком указал на пачку бумаг:

— Насколько все плохо?

— Очень плохо. Ни один мир не избежал разложения. Пострадал даже Магнос Омикрон. Войска планетарной обороны не справляются. То же самое относится к правоохранительным органам. Арбитрес стараются изо всех сил, но им приходится подавлять слишком много культов.

Аларик грустно покачал головой:

— Как долго они здесь таились? Неизвестно. На Софано Секундосе было совсем другое дело. Это изолированный мир, и процесс мог идти несколько столетий. А сейчас мы столкнулись с миллионами мужчин и женщин. Сотни культов в каждом мире по всему Шлейфу. И все они соблюдали секретность, но только до сих пор.

— Военные флотилии в состоянии изолировать этот район. Надо объявить Крестовый Поход.

Танкред имел все основания так говорить: раньше случалось, что зачистке подвергались целые сектора космоса. В мирах Шабаша, в зоне Асклепиана и в некоторых других районах — все эти миры очищались Крестовым Походом войск Имперской армии и флотилий.

— Если бы Шлейф был охвачен открытым восстанием, если бы половина Имперских войск не была прикована к Оку Ужаса, Маллеус, возможно, так бы и поступил, — ответил Аларик. — Но не теперь. Гаргатулот не выступает настолько открыто, чтобы привлечь внимание всего Империума. Это наше дело.

— Ты говоришь так, словно впадаешь в отчаяние. — В голосе Танкреда прозвучали предостерегающие нотки.

— Это не отчаяние, правосудор, — ответил Аларик. — Ему нет места, пока жив хоть один из нас. Просто я все больше убеждаюсь, насколько хитер наш враг. Гаргатулот давно все это спланировал — возможно, еще до того, как Мандулис впервые его изгнал. И тот факт, что он возвращается в тот же промежуток времени, когда открылось Око Ужаса, — это не совпадение. Но у нас есть одно преимущество.