— Сэр Гиперион.

Я махнул ему садиться обратно. При движении из моего поврежденного локтевого сочленения с треском сорвалась искра. Мои доспехи были в ужасающем состоянии; за это Аксиум мне часами будет читать нотацию. С Малхадиилом дела обстояли не лучше, а доспехи Энцелада вообще придется разрезать.

— Юстикар Галео мертв, — сказал я им. — Думенидон также. Главный враг уничтожен, а его воинство стало уязвимым. Через несколько часов от ярла Гримнара поступят приказы — «Карабела» объединит свою огневую мощь с остальным флотом для орбитальной бомбардировки.

Кастор коротко кивнул.

— Понял, сэр.

— На этом все. Мне придется пробыть некоторое время с Палладийскими Катафрактами. Зовите, если понадоблюсь.

— Сэр?

— В чем дело, капитан?

— Вы опять спуститесь на планету?

— Да, намереваюсь. Окончилась битва, но не война.

— Могу я узнать, сколько из ордена выжило?

Мне пришлось сглотнуть, чтобы заговорить.

— Тринадцать. Тринадцать из ста девяти. Я пока не знаю всех подробностей, но спасибо за участие.

Я искренне был ему благодарен. Немногие из наших слуг интересовались бы подобным вопросом.

— И еще одно, сэр.

— Говори.

— Вы теперь юстикар Кастиана?

Я заколебался. Я даже не думал об этом.

— Просто… займись делом, Тальвин.

Прекрасные черты лица Аксиума смотрели на меня в превосходной имитации симпатии.

— Гиперион, — начал он. В мастерской внезапно стало тихо.

— Побереги слова, — сказал я. — Прости, Аксиум, я сейчас не хочу обсуждать случившееся.

— Как пожелаешь, — он отступил назад, искусственные глаза пробежались по моим доспехам. — Ох, — наконец выдавил он. — О-хо-хо.

Я отсоединил штурм-болтер и положил его на ближайший стол. От каждого движения из моего локтя шли искры.

— Сервоприводы локтевого отростка левой руки практически вышли из строя.

Я вытянул перед ним дрожащую руку. Нейронное соединение, которое делало мои доспехи такими отзывчивыми, теперь вызывало случайные мышечные спазмы, и сильнее всего в руке.

— Ох, — снова повторил он, наблюдая за моими подергивающимися пальцами. — Так дело не пойдет.

Мне отчаянно хотелось высвободиться из этой неуклюжей, тесной терминаторской брони. Мои личные доспехи находились там же, где я их оставил: в отдельном и закрытом хранилище у восточной стены рабочей комнаты.

Аксиум подозвал пару сервиторов. Как и в случае со всеми адептами Палладийских Катафрактов, у аугментированных рабов не было бионики, изготовленной из, как выразился однажды Аксиум, «вульгарных металлов»: золота, бронзы, меди и им подобных. Их бионические имплантаты были из хрома, железа, стали или — в редчайших случаях — чистого серебра.

Они приготовили инструменты-пальцы и серворуки, после чего начали трудоемкий процесс съема брони.

Несколько минут спустя они уже поднимали керамитовые пластины, липкие от крови на внутренней стороне. Аксиум застыл, встретившись серебряными глазами с моим взглядом.

— Ты ранен.

— Удары по сочленениям, и копье пробило бедро.

— Я говорю о лице. Ты выглядишь… неважно.

— Выживу. Болит только бедро.

— Да, да, соединяющие мышцы-кабели вокруг короткой приводящей мышцы правого бедра, — он наклонился ниже. — Теперь вижу.

— Я выживу, Аксиум. Просто сними это с меня.

Несмотря на усталость, я ощутил ее приближение. Я поднял глаза за секунду до того, как открылась дверь в комнату.

— Гиперион, — сказала Анника. Она вошла одна, никого из ее группы поблизости не было видно. — Кровь Императора, ты выглядишь…

— Живым?

— Да. Ну. Трон, ты же весь в крови.

И без того невероятное давление у меня в голове только усилилось.

— Кровь старая, а раны уже закрылись, — мне не нравилось, как они все возятся со мной, дергают, словно стервятники падаль. Когда Анника подошла ближе, сервиторы открутили еще несколько крепящих болтов, сняв очередной слой субдермальной брони с плеч и рук.

Анника казалась целой. Уставшей, но целой, за исключением царапин на пластинах нательного костюма. Она сдержала слово и сражалась на передовой, удерживая позиции с резервными полками.

— Ты слышал, как тебя прозвали Волки?

— Да.

— Сломавший Клинок.

— Я же сказал, что слышал. — Наверное, я ответил чуть резче, чем намеревался. Она отступила и одарила меня долгим взглядом.

— Гиперион…

— Галео и Думенидон мертвы, — я повел плечами, когда последняя деталь брони оказалась в промышленных зажимах сервиторов. — Малхадиил и Энцелад живы, хотя Энцелад ранен настолько тяжело, что уже никогда не наденет доспехи. У Мала отказал разум и позвоночник.

Она моргнула.

— Малхадиил не может ходить?

Я вынес его с поля боя. Мне было мучительно больно чувствовать, как он пытался соединиться с остальными из Кастиана, и больнее всего ощущать, как он тянулся к Сотису — и ничего не находил. Он был слепым ребенком, который потерялся в лесу.

+ Сотис? + все время повторял он, пока я тащил его к боевому кораблю. + Сотис? Сотис? +

Я чувствовал, как имя скребется по моему сознанию, слабое, словно касание паутинки к лицу.

+ Сотис? Сотис? +

— У него треснул позвоночник. Я потерял сознание после того, как сломал меч, и не знаю, что случилось. Наверное, его ранило, когда зверь разбил наш кинетический щит.

Анника восприняла мои слова с достойным уважения спокойствием, ее мысли стали медленными от усталости.

— Ясно.

— Война еще не закончилась. Я облачусь в доспехи и встречусь с врагом, как того хочет Император.

Она странно на меня посмотрела.

— Один?

— Нас выжило тринадцать. Четверо могут сражаться. Аксиум сделает для Малхадиила все возможное, а выжившие рыцари вернутся в бой.

— Великий Волк сказал, чтобы вы не появлялись перед населением.

— Мне плевать на его приказы, инквизитор. Там еще бродят нечистые души. Я — тот молот, что сокрушит их, независимо от того, где они скрываются. Придут и другие из моего ордена, Анника. Этот мир нуждается в нас. Попомни мои слова, Инквизиция вызовет других.

Она кивнула, все еще нерешительно смотря на меня.

— Я понимаю. Но… ты выглядишь нездоровым. Твои раны…

— Довольно.

— Но Гиперион…

— Ты перестанешь нянчиться со мной? Я — Серый Рыцарь Титана, а не дитя.

Один из сервиторов не попал в паз на предплечье, и сверло заскрежетало по оставшейся части субдермальной брони. Я ладонью врезал по бестолковому существу, почувствовав, как сломалась его челюсть.

— Уйди от меня. Аксиум, сними с меня оставшуюся броню. Сейчас же.

Сервитор, которого я ударил, пытался встать. В глазах у меня помутнело. Мгновение спустя корабль вздрогнул, заставив меня пошатнуться.

— Нас атакуют! Капитан Тальвин?

На меня обрушились голоса. Я не мог различить их. К ним присоединились руки, которые вцепились мне в доспехи. Анника. И Аксиум. Они показались невообразимо высокими.

Я отпихнул их сфокусированным импульсом кинетической силы. Вот только… они не сдвинулись с места.

+ Сотис? + донесся до меня голос Малхадиила из медицинского отсека. + Сотис? +

Я на коленях? Да. На коленях.

— Помогите встать, — сказал я.

— …вроде инсульта… — говорил Аксиум.

— …кровоизлияние… — вторил ему голос. Женский голос. Мягкий. Мне вдруг стало интересно, умел ли он петь. Моя бабушка пела мне, в другой жизни.

— … в стазис. Во имя шестеренки, в стазис его…

Я засмеялся. Во имя шестеренки. Что это вообще значит? Марсианская ругань казалась мне бессмысленной.

+ Помогите встать, + вырвалась из меня яростная волна. Никто не ответил. Даже несчастный, сломленный Малхадиил.

— Помогите встать. Я не хочу умереть на коленях, как Галео.

Я схватил чью-то руку. Она была из серебра. Под моей хваткой кисть смялась и прогнулась, слишком мягкая и хрупкая для моего кулака.

Откуда-то издалека донесся крик Аксиума. Я даже не подозревал, что он способен на такое. Я моргнул, но в глазах не прояснилось.