— Поступай, как сочтешь нужным, брат. Теперь я должен попросить тишины, и будет неплохо, если вы все поможете мне, сосредоточившись на чем-то отдельном. Это остановит волнение, вызванное вашими разрозненными мыслями, а я в это время войду в имматериум.
— Песнь Назея? — предложил Шафан. Он получил кивок в ответ.
Магистр святости начал молиться и остальные присоединились к нему через нескольких секунд. Хор их голосов возрастал и опадал, пока они пели, звук формировался акустикой комнаты, затухая вдали, пока Харахил готовился снова отпустить свои сознательные мысли. Библиарий был безмолвен и спокоен, отделяясь от своего тела, входя в транс так, чтобы его душа — или её часть — смогла возвысить его мысли из их материального корабля в беспокойные завихрения имматериума.
Пение и средоточие внимания на псалтыре, исключающие прочие мысли, успокаивали пульсации и отголоски, что нарушали концентрацию Харахила.
— Sanctus Imperator protectorum, — прошептал библиарий. — Освободись.
Возникло чувство отрешенности, когда его дух отделился от смертной оболочки. В этот момент он был соединен и с варпом и с физическим миром — стал каналом для проникновения нереального в реальность, но Харахил с выработанной точностью ускользнул от себя подобно кораблю, отбывающему со своего причала.
Тепло, свет, звук — все мирские ощущения пропадали из его осознания одно за другим. Их место в его вселенной заняли ткани и переплетения эмпиреев, звучание варпа и психическое гудение, которое он обычно относил к фоновому шуму. Реальность исчезла, а нереальность застыла, оставаясь соединенной, но при этом перемещенной внутрь его сознания.
Вокруг библиария буйствовал варп, но в близлежащем к нему пространстве образовался омут спокойствия, смягченный молитвами его собратьев. Они ничего не знали о том, какой эффект возымели их действия, но данное им преимущество от этого никуда не делось.
Харахил, свободный от тела, потащился, теряя часть своей сознательности на волнах эмпиреев и позволяя давлению варпа отнести его в сторону от смертной оболочки своего сознания. Он повернулся — не в буквальном смысле, но в средоточии внимания — чтобы увидеть свое тело, сидящее в кресле в окружении оберегов и его боевых братьев. Подобный золотому тросу след, извиваясь, тянулся назад к его телу, привязывая душу к плоти. Это тоже было плодом многих лет обучения, позволявшим ему найти путь назад к своей смертной оболочке.
Отступая назад, Харахил смотрел как звездолет постепенно удаляется, палуба за палубой, пока он не увидел его снаружи, плавающего как пузырь на потоке, заключенного в мерцании своего поля Геллера. Нечто пульсирующее, неправильное и мощное отвлекло его внимание от корабля и он сосредоточился на нем.
В варпе расстояние не имело физического смысла, но его мозг не мог совладать с безразмерной структурой, не смотря на всё его обучение. Было невозможно формировать мысли без ощущений верха и низа, близи и дали, внутри и вне.
Пульсация пришла откуда-то из близи, по крайней мере, по галактическим меркам. Шторм кружился на грани восприятия Харахила, одинаково засасывая в себя все подряд подобно вихрю и при этом одновременно изливая наружу волны и потоки силы варпа.
Око Ужаса.
Величайший варп-шторм в Галактике, нахлестка между мирами, где материальное и нематериальное были равнозначными, настолько огромный, что охватывал десятки световых лет реального пространства. В реальном мире он воспринимался как шар в небесах, пульсирующий пурпурным или красным, но в варпе Око Ужаса выглядело в меньшей степени как бездонная пропасть и в большей как темное окно, показывающее звезды и планеты, туманности и кометы, которые сверкали энергией.
Око Ужаса постоянно колыхалось, и в его перемещениях Харахил мог видеть вещи, существовавшие между мирами, не принадлежащие ни варпу, ни реальности, дававшие некоторые представления о царствах Богов Хаоса. Подобные зрелища могли свести с ума неподготовленного человека, не способного растолковать водовороты энергий и бурные вихри. Подготовка Библиариуса позволяла Харахилу привнести порядок в эту путаницу — пусть и ограниченно — искажая его мысли и вызывая в воображении возвышающиеся железные крепости, волны кристальных валов, сияющие зеркальные пейзажи и гниющие леса.
Он смутно ощущает реакцию своего тела на космическом корабле. Харахил инстинктивно поведал о своем путешествии остальным — беглое описание того, что он пережил. Это требует усилий мысли, не больших чем для поддержания сердцебиения и заполнения легких — истинный поток сознательности.
Границы стираются, стены рушатся, миры и цивилизации низвергаются, — пробормотал Харахил, едва шевеля губами. Его глаза продолжали двигаться, как будто распознавая видения варпа, вызванные в воображении его сверхчувством — или же в бесплодной попытке сделать это.
Мощь Ока Ужаса была всепоглощающей. Библиарий чувствовал, как она с неудержимой силой затягивает его в его сердце водоворота. У Харахила не было ничего, кроме его омута спокойствия в бушующем океане и золотой нити, что разматывалась позади него подобно спасательному тросу, прикрепленному к воину, выброшенному в безвоздушное пространство.
Все быстрее и быстрее он неминуемо притягивался к сокрушительным силам, что бушевали в Оке Ужаса, и хотя Харахил отводил все свои мысли и усилия на борьбу с внутренней волной, не было ничего, что могло бы остановить его падение на дно открывающейся темной преисподней.
Он пытался уплотнить свой трос, превратить его в золотой стержень, что будет удерживать его на месте, но сила Ока Ужаса была слишком велика. Он почувствовал внимание созданий, бывших громаднее любого живого существа, за исключением, пожалуй, самого Императора. Мгновение они смотрели на него так, словно заметили пылинку, упавшую неподалеку. В этот момент Харахил опасался, что одно из этих враждебных сознаний протянет руку и более подробно изучит его омут спокойствия, или же, не раздумывая, сметет его одним ударом, но ощущение прошло, и он остался один, дрейфуя на хлещущем потоке силы варп-шторма.
Ультор был расположен на самом краю этого безумного пейзажа. Харахил знал, что если он хочет узнать больше, ему придется рискнуть жизнью в непредсказуемых ветвях энергии, мечущихся на окраинах Ока Ужаса. Его психический торс, золотая нить его жизни, держал твердо, но у него не было никакой возможности для выбора направления. Его выворачивало наизнанку, крутило вверх-вниз и взад-вперед, он был настолько захвачен бушующими потоками, столь характерными для Ока Ужаса, что уже не знал, как он сможет вернуться назад к остальным.
А затем он увидел одинокую серебряную звезду.
Он точно знал, что она собой представляла, а потому позволил своей душе дотянуться до нее, прицепившись к её свету, как утопающий хватается за спасательный круг, брошенный ему. Едва позволив серебряному лучу упасть на него, Харахил взбодрился, наполненный силой, теплом и чувством принадлежности.
Жар звезды проплавился через кровоточащий хаос, отводя в сторону бури и волны, успокаивая варп вокруг библиария так же, как он успокаивал его хаотичные мысли.
Несмотря на всю тряску Ока Ужаса, маяк оставался подлинным, сильным и непоколебимым даже здесь, вблизи от центра потока пульсирующей энергии. Больше, чем маяк — опора, на которой можно обрести минуту покоя, мост для переправы, крепость, стоящая против безумия и неопределенности.
Астрономикон.
Путеводный Свет.
Душа Императора.
Преграды сметены, за ними обнаружен свет, путь свободен, — с облегчением пробормотал Харахил.
Получив такую возможность по милости света Императора, Харахил сосредоточил свое внимание на поиске мира Ультор, скрытого в ветвях энергии варпа, вытекающей из Ока Ужаса. Он черпал свою психическую силу для обнаружения её очертания внутри варпа также, как демоническая мощь создавала фальшивое судно в реальном пространстве. Подпитываемый светом Астрономикона, Харахил казался рыцарем из серебряного и белого огня, пылающего холодной чистотой своего дела. В руках он держал темно-зеленый клинок, окаймленный бледным пламенем, с крестовиной, выполненной в форме расправленных крыльев в соответствии символу ордена, красующемуся на нагруднике его нематериальной брони. Плащ темно-синего цвета — цвета Библиариуса — свисал с его плеч.
