«Хочешь? — предлагает он. — Они вкусные». Вы проходите через толпу людей, пересекаете рынок и выходите на извилистые улочки. «Они не дадут мне денег, — говорит он. — Моя семья знает, кто я. Амиль просто хотела смутить меня, опозорить перед дедушкой». Он поворачивается лицом к каменной стене, тяжелые слезы капают с его ресниц. «Ты должна вернуться домой. — Он вытирает глаза шарфом с блестками. — Мы пойдем туда и заберем твои сумки. Я отвезу тебя в аэропорт, ты здесь больше не останешься. Я приеду через неделю, когда закончится оплакивание».

— Ты остаешься?

— Ради памяти дедушки.

Ты летишь домой одна, всю дорогу спишь и приземляешься с головной болью. Квартира без Алюэтты теряет свой блеск. Она выглядит не эксцентричной, а нелепой, не уютной, а заставленной вещами. Ты чувствуешь себя разбитой. У тебя мигрень, озноб, болит живот. Сперва ты думаешь, что плохо перенесла разницу во времени, потом думаешь, что простудилась. У тебя темная моча. Ты все время лежишь и не можешь есть, только спишь, спишь, спишь.

Алюэтта приезжает через тринадцать дней. При виде тебя у нее перехватывает дыхание, и она немедленно отвозит тебя в больницу.

Там тебе дают зеркало, в нем маячит зеленовато-желтое лицо. «Это — гепатит А, — говорит врач. — Вам делали прививку?» Ты не можешь ответить на этот вопрос. «Вы выезжали за рубеж? — интересуется врач. — В какую-нибудь страну третьего мира?»

— Я отвечу, — фыркает Алюэтта. — Она была в гребаной Индии.

— Вы могли съесть какую-нибудь зараженную еду, — говорит он. — Немытые овощи. Яблоко.

Ты слышишь, как врач шепчется с Алюэттой в коридоре. «Обычно это не смертельно, но вам нужно начать лечение как можно скорее, болезнь прогрессирует».

Предметы в комнате расплываются у тебя перед глазами, ты не можешь сфокусировать взгляд, как будто глаза у тебя намазаны вазелином. Ты слышишь голоса родителей, но не видишь их. Сколько времени ты там проводишь, неделю, две? Температуру не удается сбить, инфекция проникает в твой спинной мозг, головной мозг, поражает ДНК. Поедает тебя, как колония черных муравьев, распространяется и разрастается, пока тебя не уносит какой-то волной. Вдох, ты задерживаешь дыхание, вспоминаешь урок балета, когда ты была маленькой и учительница сказала, что у тебя пируэт получается лучше, чем у всех остальных. Она снова и снова просила тебя показать его классу.

Потом ты больше ни о чем не думаешь.

Ты остаешься в доме. Ты так устала, что мир вокруг начинает казаться каким-то психоделичным. Кажется, что искусственные цветы, расставленные вокруг фотографии дедушки Рашида, раскрываются и пульсируют. Ты пытаешься сдерживать дыхание. В комнате странное смешение красок: оранжевые стены, зеленые сари, на всех женщинах такие красивые одежды. Ты себя чувствуешь полевой мышью, окруженной павлинами. Они одеты в жатый шелк, вышитый хлопок, прозрачный шифон. Коралловый, фиолетовый, ядовито-зеленый, персиковый. Цвета вращаются в твоей голове, в комнате душно от запаха духов. Ты закрываешь глаза. Тебя будит Амиль. «Иди в постель, — говорит она и ведет тебя в свою спальню на первом этаже. В маленькой ванной ты ополаскиваешь лицо, ложишься на шелковые простыни и погружаешься в глубокий сон без сновидений. Позже тебя кто-то будит. «Рашид? — шепчешь ты. — Алюэтта?» Фигура садится на краешек твоей постели и медленно наклоняется к тебе. Ты чувствуешь запах духов. Это Илан, младшая сестра Рашида, она целует тебя в губы. Ты пытаешься сесть, но она толкает тебя назад и прижимается ртом к твоим губам. Губы у нее со вкусом лимона с сахаром. Твоя рука тянется к ее напряженному под платьем бедру.

Кровь наполняется адреналином. Илан прижимается к твоим затвердевшим под рубашкой соскам. Ее руки ласкают твою кожу. Из коридора доносятся какие-то звуки, звон бокалов или смех, она останавливается, вскакивает и поправляет свое сари. «Приходи позже ко мне в комнату, — шепчет Илан. — Дождись, пока выпустят собак. Так ты будешь знать, что все заснули».

Она беззвучно уходит. У тебя дрожат губы. Наверху продолжаются поминки, поздно за полночь ты слышишь разговоры и музыку. Ты хочешь увидеться с Илан, но не знаешь, где Рашид, вернулся ли он. Время идет. Смех смолкает, музыка прекращается, шум стихает. Ты слышишь, как люди расходятся. Потом, несколько часов спустя ты слышишь, как залаяли на переднем дворе собаки. Их выпустили. Если ты пойдешь в комнату к Илан и вас поймают, возможно, Рашид тебе уже не поможет. Ты будешь отвечать сама за себя.

Если ты пойдешь в комнату к Илан, перейди к главе 156.

Если ты не пойдешь в комнату к Илан, перейди к главе 157.

Ты отправляешься в Ирландию на пароме. Во время долгого пути разражается сильный шторм: вода чернеет и бурлит, поднимается килевая качка, корабль то накреняется на восемь футов, то снова с грохотом падает в белые пенистые волны. У тебя начинается морская болезнь. Тебя рвет, рвет, рвет, а потом просто тошнит. Ты не можешь оставаться на нижней палубе, где качает сильнее, а взгляду не за что зацепиться. На верхней палубе ты по крайней мере можешь через завесу дождя смотреть на луну — единственный неподвижный объект во всем пейзаже.

В какой-то момент ты чувствуешь, как кто-то касается теплой рукой твоей спины между лопатками. Дождь прошел и ты, промокнув насквозь, стоишь у перил. «Эй, — высокая и стройная женщина протягивает тебе чашку. — Ты, похоже, уже в состоянии выпить горячего чая». Она смотрит вниз, ее короткие растрепанные волосы закрывают темные глаза, над губой у нее маленькая родинка. Тебе хочется немедленно поцеловать эту родинку, почувствовать ее языком. Она роется в кармане и выуживает упаковку драмамина. «Возможно, мы успеем сойти с корабля, прежде чем это подействует, но хуже не будет».

Ты пьешь чай, и тебе становится немного лучше. Вы вдвоем заходите внутрь, садитесь в кафе и болтаете. Ее зовут Кристиана, она дизайнер ювелирных украшений, едет навестить своих бабушку с дедушкой. Они фермеры из Голуэя, выращивают помидоры. Кристиана говорит, что ей очень жаль, но она ненавидит помидоры. Терпеть не может их вкус, запах и даже вид. Вы обе хохочете.

К тому времени, когда корабль с опозданием прибывает в порт, в доке нет никого, кроме сходящих на берег пассажиров и отходящего городского автобуса. Кристиана предлагает тебя подвезти. Ее дедушка с бабушкой оставили для нее на парковке свой «фольксваген». «Они не будут возражать, если я кого-нибудь привезу, — говорит она. — Если, конечно, тебе нужно место, где остановиться».

По дороге вы говорите, говорите и говорите. Это как если бы ты встретила свою сестру-близняшку, только она другая и лучше. Кристиана хочет объехать Ирландию против часовой стрелки, добраться до Росслара и пересесть на паром до Франции. А потом она объедет всю Европу начиная с Парижа. Она все рассказывает и рассказывает тебе о своих планах, и глаза ее разгораются все ярче. Где бы ни находились эти места, о которых она мечтает, это залитое солнцем пространство в ее воображении, ты хотела бы последовать туда за ней.

Наконец вы добираетесь до маленького каменного домика. Ее дедушка с бабушкой уже спят. «Мы ляжем на сеновале, — говорит Кристиана. — Не волнуйся, он переоборудован». Она приводит тебя к очень милому маленькому амбару, перестроенному в домик для гостей. Там есть только одна королевских размеров кровать. Ты говоришь, что можешь лечь на полу, но Кристиана велит тебе не глупить и раздевается до трусов и лифчика. Ее тело, освещенное лунным светом, кажется бледно-голубоватым.

Вы продолжаете разговаривать и в постели, смеетесь и болтаете, а потом засыпаете. Наконец, ближе к рассвету, после того как вы долго старались не касаться друг друга, Кристиана поворачивается и гладит тебя по щеке. Она наклоняется, чтобы поцеловать тебя. Ты ощущаешь прикосновение странной серебристой субстанции, светящейся цепочки раскаленных добела шариков ртути, которая вращается вокруг твоей головы, твоего сердца и ступней.