У тебя рак шейки матки. Врач говорит, что ты больна им уже многие годы. Есть люди, которые считают рак чем-то вроде восстания клеток — результат подавленных эмоций или желаний. Разумеется, это смешно. Рак развивается, когда клетки в своем развитии отклоняются от нормы. Когда это происходит, твоим детям шесть и семь лет, они плачут, рисуют тебе картинки, на которых врачи убивают микробов, и пекут тебе пирожки из грязи и одуванчиков.

Ты умираешь медленно. Тебе хочется это прекратить, положить конец боли, поту и химиотерапии, отраве, замаскированной под лекарство. Ты похожа на мультяшный персонаж, который не может придумать, как бы ему умереть. Спрыгнуть с моста? Уронить в ванну тостер? Этого ты сделать не можешь. Обязательно что-нибудь пойдет не так. Всегда, как только ты собираешься найти выход, появляется кто-нибудь с каким-нибудь проклятым мудрым афоризмом. Медсестры, христиане и те, кто пережил рак. Но ни к первым, ни ко вторым, ни к третьим ты не принадлежишь. Ты женщина, которая просто хочет жить.

Твой муж никогда не видел тебя такой, он боится силы твоих рук и дикого взгляда твоих глаз. Он прячется за спинами врачей и за приборами, надеясь, что ты соберешься и справишься с болезнью. Ты, разумеется, этого сделать не можешь. Для людей, которые ходят по яичной скорлупе, сыпят соль себе на раны, а потом сидят и таращатся в окно, нет лекарства.

Никогда не говорить: «Я люблю тебя» — было твоим собственным выбором, а теперь ты кричишь это с больничной койки любому, кто захочет это услышать. Твой муж в ужасе от твоей слабости и переменчивости, но, разумеется, довольно скоро тебе нужно перебираться в другой зал суда, где измерят размер твоего сердца, емкость твоего милосердия и выяснят, не ты ли самый непогрешимый из всех ангелов — кошмар с серебристыми крыльями, имя которому Благодать.

Ты паркуешься напротив его дома в своем личном месте для засады. В кармане у тебя пачка сигарет, а на приборной доске термос с черным кофе. Откуда ни возьмись в желобке между приборной доской и лобовым стеклом появляется паучок, и чтобы его убить, приходится дюжину раз стукнуть его свернутым журналом «Пипл». Ты ждешь. Начинается дождь. В этот вечер его машина подъезжает к дому только в девять часов, и он выходит из нее. Вместе с ним выходит стройная блондинка. В приглушенном свете она выглядит светящейся. Светящейся изнутри. Загорелая, лоснящаяся и улыбающаяся. Сучка. Ты выскакиваешь из своей машины, медленно подходишь к маленькой мисс, которая возится с продуктами, ждешь немного, смотришь в ее (огромные) голубые глаза и даешь ей пощечину. Она роняет пакет. Хватается за щеку. Ты всей пятерней хватаешь ее за волосы, а потом мир расплывается. Поворачивается вокруг оси и накреняется.

Оказывается (всегда бывает такое «оказывается»), это не его сестра, не его подруга и даже не его девушка. Это его жена, по совместительству главный врач детской онкологической больницы Святого Луки. Ее не было в городе, потому что она уезжала в Африку, по каким-то делам «Врачей без границ», совершала какие-то невероятно щедрые и добрые деяния, а теперь вернулась, загорелая, белозубая, и царапает твое лицо своим здоровенным обручальным кольцом.

Она не успокаивается, попортив тебе лицо, она губит твою репутацию. После того как она понабирала номера из записной книжки своего «Ролодекса», ты не можешь найти никакой работы в области продаж медицинских товаров. Правда, ты умудряешься устроиться работать на лотки во «Флор март», огромное панельное здание в промышленном парке за городом. Ты выезжаешь из своего фешенебельного дома, теряешь членство в загородных и гольф-клубах. Все твои старые друзья перестают с тобой разговаривать. Они притворяются, что не могут вспомнить, кто ты такая.

Однажды вечером на складе позади здания «Флор марта» ты показываешь толстой парочке и их толстому мальчишке какое-то напольное покрытие, вроде линолеума, когда вилочный погрузник зацепляется за свисающий провод, подцепляет его, и тебе на голову обрушивается вся стойка с рулонами линолеума. Мальчишку рвет.

Если ты следуешь за красным светом, перейди к главе 56.

Если ты возвращаешься в свое тело, перейди к главе 57.

Ты не собираешься устраивать засаду напротив его дома — с чего бы тебе не доверять ему? И даже если он лгал тебе, неужели ты действительно хочешь это выяснять? Ты оставляешь все как есть. Проще медузу прибить к стене, чем вытянуть из мужчины всю правду. Вместо этого ты откладываешь деньги и открываешь собственную небольшую компанию по продаже лекарств. «Артемида инкорпорэйтед» (Артемида — богиня охоты у древних). Ты закупаешь лекарственные препараты и перепродаешь их аптекам в кредит по оптовым ценам. Ты американский драг-пушер, продвигатель лекарств. На конференции, посвященной влиянию на окружающую среду, ты встречаешь архитектора по имени Эйдан, он проектирует дома с «геодезическим куполом». Вы заметили друг друга, встретились взглядами, и с этого момента все завертелось.

Несколько лет спустя вы женитесь на острове Мадлен на Верхнем озере, Эйдан считает, что это лучшее место на свете. Пять лет спустя у вас появляются дети, и после рождения второго сына вы нанимаете няню — твой бизнес стал корпоративным (ты открыла офис в Швейцарии, поближе к ученым с их разработками), и теперь ты работаешь больше, чем когда-либо.

Со своими мальчиками ты нежна, а на работе у тебя репутация человека, умеющего настоять на своем, этакой снежной королевы. А почему бы нет? Афине никогда не было дела до того, кто попадает под удар ее копья. Может быть, именно поэтому твоя смерть оказывается более героической, чем ты планировала. Стоял июньский день, до того жаркий, что асфальт плавился. Дети слизывали липкое мороженое у пальцев, когда ты, услышав визг тормозов, видишь, что на тротуар выносится машина. Одним инстинктивным движением ты подхватываешь обоих сыновей, и кидаешь их, как мешки с мукой, в дверь парикмахерской, и сразу вслед за этим желтое такси, полное милосердия и благодати, наезжает прямо на тебя.

Ты делаешь этот проклятый аборт. То, что тебе не повезло, не означает, что тебе больше никогда не повезет. Эти два слова — не гвозди, ими твои ноги к земле не прибить. Ты записываешься к врачу, распрямляешь плечи и идешь туда. Ты не собираешься заставлять невинную жизнь расплачиваться за твои ошибки. Ты примешь удар на себя и выстоишь.

Никто об этом не знает. Ни женщины в церкви, ни твой муж. Дни тикают с точностью метронома. Ты кажешься опустошенной. Отстраненной. Кажется, что теплота, которую ты ощущала в церкви, теперь оказалась где-то за толстой глыбой ледяного стекла. Ты продолжаешь выполнять свои обязанности, по-прежнему каждую неделю устраивать вечеринку «чем Бог послал» для своих приятелей по изучению Закона Божьего. На самом деле именно во время одного из таких уроков вся сплетенная тобою сеть распускается.

Стол выглядит чудесно: он заставлен кастрюлями и блюдами с горячей едой, семислойный салат с тако и желе с мармеладом внутри. Настоящий пир. Твои друзья говорят, что ты хорошо выглядишь. (Неужели они не видят, как у тебя дрожат руки? Неужели они не заметили, что ты не в состоянии поддерживать беседу?) Кажется, что в комнате жарко и она расплывается. У тебя стучит в голове. Ты роняешь тарелку и ранишь большой палец об осколок. На коже проступает крупная жемчужина крови, ты чувствуешь, как у тебя подкашиваются колени. Пол поднимается тебе навстречу.

Когда ты приходишь в себя, оказывается, что ты уже что-то говоришь. Ты трещишь, как попугай. Ты во всем сознаешься. Все собрались вокруг тебя с озадаченными лицами. Ты можешь слышать собственный голос, который рассказывает все: о кабинете врача, об ультразвуковом обследовании, о последствиях, которые влечет за собой рождение ребенка с синдромом Дауна. Все глазеют на тебя.