— Мне будет приятно снова почувствовать себя молодым, — ответил Краг. — Это все, что я могу вам обещать.

Когда он шел через холл, часы били девять. Первый летний бал уже начался. Широкие двери распахнулись, с порога отеля можно было видеть и весь холл и зал для танцев, двери на террасах, выходящих в сад были открыты. Вечер был тихий и теплый, но именно благодаря этому неожиданному переходу от влажного, почти осеннего холода к настоящему теплу аромат лета ощущался более отчетливо. Дрожавший от холода лес вдруг словно вспотел. Слабое дуновение ветра наполняло залы и комнаты отеля запахами леса и луга.

Краг прошелся, ища доктора Бенедиктссона, но того нигде не было. Гости беседовали, разбившись на небольшие группы. Над перилами террас мелькали светлые летние платья и веселые лица. На высоких флагштоках в саду лениво вздрагивали флаги, но время от времени легкий ветер подхватывал их и расправлял складки.

Краг поднялся в комнату доктора Бенедиктссона — его не оказалось и там. Портье видел, как доктор проходил через холл четверть часа назад. Должно быть, он где-то в отеле. В конце концов Краг обошел все залы и гостиные, доктора нигде не было. Зато господин Эррон уже занял свое место за фортепьяно. Он импровизировал на мелодии Шопена. На этот раз он был серьезен и тих. Во время пауз дамы весело заигрывали с ним, но он почти не отвечал им и они смущенно отходили от него. Они привыкли, что он развлекал их, к его мрачному Демонизму или безудержному веселью. Краг издали наблюдал за ним. Господин Эррон был поглощен своей игрой, его лицо выражало спокойствие и задумчивость, свойственные истинным музыкантам. Наконец он поднял глаза, увидел Крага и кивнул ему. Что он при этом подумал, понять было трудно. Его приветствие было холодным и церемонным. Краг ответил, что господин Эррон был в спортивном костюме, и даже без крахмального воротничка. Это удивило Крага: обычно господин Эррон вечером переодевался. Вообще, все мужчины были в вечерних костюмах, а дамы в бальных платьях.

Сначала Краг не обратил внимания, что в зале полно новых лиц, но потом догадался, что на бал приглашены жители всей округи. Лесничий Фалкенберг, с которым он встретился в холле, подтвердил эту догадку. Лесничий выглядел усталым, глаза у него были красные после бессонной ночи. Что-то его тревожило, и он не находил себе места. На нем был далеко не новый смокинг. Из-за этого смокинга и черного, косо повязанного галстука он казался более неуклюжим, чем был на самом деле. Смокинг как будто подчеркивал его провинциальность. Фалкенберг был похож на агронома, попавшего на придворный бал.

— По вашему лицу видно, что вы не спали, — сказал ему Краг.

— Вы не ошиблись. Мне нужно было закончить одно дело.

— Тогда, наверное, вы очень любите танцевать, если пришли сюда вместо того, чтобы лечь.

Лесничий сделал гримасу отвращения.

— Люблю танцевать? Да я вообще не танцую! Я пришел, чтобы узнать что-нибудь новое. Вы нашли того человека?

— Вы имеете в виду того, кто стрелял?

— Да.

— Нет, еще не нашел.

— Уве Кузнеца освободили?

— Да, но ему не разрешено покидать отель. Он во дворе разговаривает с шоферами.

Лесничий обернулся и выглянул в дверь. На лице у него мелькнуло бешенство.

— Я весь день думал об этом, — сказал он. — И все более и более убеждаюсь, что вы ошиблись. Стрелял не таинственный незнакомец, как вы полагаете, а Уве.

— Но зачем ему было стрелять в окно господина Эррона?

— А он стрелял не в него. Он стрелял в нас, в частности, в меня. Не сомневаюсь, что он один из заговорщиков. Этот ваш Эррон не в своем уме и обожает быть в центре внимания… След от выстрела, найденный в его шкафу, может, и не имеет никакого отношения к событиям вчерашнего дня. Вы как хотите, а я намерен по-своему ответить этим бандитам. Если ничего не предпринять, жить в этих местах станет невозможно. Я сегодня потребовал от ленсмана, чтобы он немедленно начал расследование, арестовал Уве и еще двух-трех человек.

— Словом, бросили вызов?

— Да, бросил вызов.

— Но ведь вы опасались за свою безопасность?

Лесничий поджал губы:

— Больше не опасаюсь… Я сделал выбор.

В большом зале начались танцы, и гости парами устремились туда. Холл и выходящие в него гостиные опустели.

— Сегодня все такие веселые, — почти грустно сказал лесничий.

— Настроение меняется быстро, — усмехнулся Краг.

— Вчера вечером гости были напуганы. Сегодня — веселы и беспечны. Наверное, все объясняется дивным вечером. Но меня почему-то не оставляет тревога.

— Что вас тревожит?

— Какие-то предчувствия. В воздухе словно витает несчастье.

К ним подошел доктор Бенедиктссон. Бросив взгляд на лесничего, он спросил у Крага:

— Это было английское ружье?

Краг опешил, но тут же сообразил, о чем идет речь. — Да.

— Какой системы?

— Двухстволка-экспресс, калибр 575.

— Это точно?

— Пуля лежит у меня в кармане.

— И вы полагаете, что если бы вы нашли ружье, то нашли бы и стрелявшего из него человека?

— Несомненно.

— Я только что был в комнате господина Эррона. Это ружье стоит у него в комнате.

Асбьёрн Краг достал бумажник и показал доктору пулю, лежавшую в одном из отделений. От выстрела пуля немного сплющилась, но идентифицировать ее не составляло труда.

— Все правильно. — Доктор Бенедиктссон повертел пулю в руках. — Я знаю толк в этих делах и даю голову на отсечение, что эта пуля была выпущена из ружья, которое стоит сейчас в комнате господина Эррона.

Он снова повертел пулю.

— Это великолепное ружье. В Англии оно стоит пятьдесят фунтов. Немногие могут позволить себе такую роскошь. Во всяком случае, браконьерам оно не по карману.

Лесничий насмешливо улыбнулся.

— Я не исключаю, что этот таинственный Эррон сам выстрелил в свое зеркало, — сказал он. — Но тогда я не знаю, как объяснить загадочную ночную прогулку Уве?

— У господина Эррона раньше не было этого ружья, — заметил Краг.

— Вы полагаете, что ночной стрелок исключительно из любезности передал ружье своей жертве?

— Может быть, и так, — ответил Краг.

Лесничий громко засмеялся:

— Я предпочитаю упростить это дело! — воскликнул он. — Мне не верится, что оно такое сложное. И я по-прежнему считаю, что Уве и браконьеры действуют сообща. Взгляните туда…

Лесничий показал на двор. Там Уве Кузнец разговаривал уже с другим человеком, который только что подошел к калитке.

— Вот еще одна темная личность из нашей деревни, — сказал лесничий. — Хотел бы я знать, о чем они сейчас говорят. Уверен, что местные жители уже пронюхали о моем обращении к властям. Может, он пришел сюда из деревни, чтобы предупредить Уве? Эти люди горой стоят друг за друга. Пожалуй, я останусь и послежу за ними. А это английское ружье, по правде говоря, меня мало интересует.

Лесничий сел в одно из глубоких кресел, стоявших у окна, и стал наблюдать за тем, что делалось на дворе. Краг и доктор Бенедиктссон поднялись по широким ступеням, которые вели в зал. Танцы были в разгаре. Кружащиеся пары заполнили даже соседние гостиные. Было еще довольно светло, лампы были зажжены лишь в темных углах да над пюпитрами музыкантов. Гости танцевали в призрачном свете белой летней ночи. В этом зеленоватом свечении летние платья дам приобретали таинственный оттенок. На перилах террас и на полосатых маркизах еще были видны отсветы заходящего солнца. Кругом было тихо, лес и неподвижное море подступали к открытым дверям и окнам отеля. Вдали виднелся красивый изгиб берега. Даже танцы как-то притихли, мягко и игриво шуршали подошвы, и скрипки не ликовали, а лишь нежно мурлыкали вполголоса…

Друзья остановились в коридоре. Доктор Бенедиктссон был очарован прекрасным зрелищем. На Крага оно, напротив, не произвело ни малейшего впечатления. Он внимательно оглядывал открытые гостиные. Словно высматривал там кого-то. Вдруг он похлопал друга по плечу. Доктор Бенедиктссон даже вздрогнул от неожиданности.