Внимание гостей, прибывших в отель 4 июня, привлек господин средних лет, который без конца жаловался на холод. Он говорил, что приехал сюда, ибо поверил туристским проспектам, утверждавшим, будто с конца мая в этой прекрасной стране уже начинается настоящее лето. А здесь, оказывается, стоит собачий апрельский холод, вредный для его хрупкого организма. Господин забился в угол сиденья, завернувшись в клетчатый шотландский плед, из которого торчали только его лицо и руки. Лицо у него было узкое и худое. Кожа, обтянувшая острую переносицу и выступающие скулы, отличалась коричневатым тоном, характерным для людей, которые долго жили в тропиках. Волосы, теперь уже тронутые сединой, шелковистыми локонами прикрывали уши. Почти седая борода имела ту неправильную форму, которую так любят представители богемы. Глубоко спрятанные под лобной костью глаза странно поблескивали из-за пенсне с сильными стеклами. Лицо этого человека выдавало незаурядный ум, но в то же время его утонченность невольно, и неизвестно почему, внушала некоторый страх. Левой рукой он стягивал на горле клетчатый плед. Рука у него была худая, нервная и очень выразительная, на пальце поблескивало тонкое золотое кольцо с бриллиантом. Говорил он по-английски, но со странным, неопределенным акцентом, может быть, валлийским. Жалуясь на холод, он ни к кому не обращался и потому, когда кто-то из спутников исключительно из вежливости ответил ему, он с удивлением поднял голову, словно его ушей достиг посторонний и непонятный звук.

Среди других гостей, приехавших с тем же автобусом в «Гранд Отель Эксцельсиор», была дама, одетая ко все черное. У нее было тонкое, бледное лицо, глаза смотрели серьезно и грустно. Со шляпы с широкими опущенными полями на спину спускалась траурная вуаль. Плащ из странной, тонкой, шелковистой ткани падал глубокими складками. Затянутой в перчатку рукой дама придерживала прислоненный к ее коленям зонтик с ручкой из слоновой кости. Она была уже немолода, но еще очень красива. Дама ни с кем не разговаривала и задумчиво смотрела вдаль. Когда автобус остановился перед входом в отель и один из мужчин помог ей сойти, она с благодарностью улыбнулась ему. И эта необыкновенно красивая улыбка на мгновение осветила ее лицо прозрачным сиянием.

Владелец отеля, господин Юаким Гордер, принимал гостей в просторном холле. Отель был построен отчасти в национальном, отчасти в швейцарском стиле. Холл тоже отличался смешением стилей, на резные колонны опирались галереи, повсюду были ниши и укромные уголки. Часть холла занимал огромный камин, в котором, потрескивая, горели можжевеловые корни, приятно согревая это большое холодное помещение. Господин Гордер стоял на ступеньке лестницы, ведущей в большую гостиную, и оттуда почти незаметным движением руки дирижировал действиями портье и слуг. Между резными колоннами, которые протянулись по всей длине холла, на мгновение мелькнула фру Александра Гордер, властная хозяйка отеля. Именно благодаря ее инициативе и энергии и был в свое время возведен этот похожий на дворец отель. Несколько секунд фру Александра наблюдала за происходившим, а потом скрылась за дверью. Хозяйка показывалась редко, только по особым случаям, но все служащие отеля, начиная с мальчиков-рассыльных и до важного шеф-повара, прекрасно понимали, что от ее бдительных глаз не укроется ничто. Господин Юаким почувствовал, что жена прошла у него за спиной, и его манера руководить людьми тут же стала более суровой. Юакиму Гордеру было лет тридцать пять, он держался, как истинный аристократ, однако его безупречные манеры отличались напряженностью, говорившей о том, что они не впитаны с молоком матери. Жизнь оставила на господине Гордере свой след. Он относился к современному типу работников отелей, встречающемуся во всех европейских странах, которые начинали с того, что бегали с телеграммами по лестницам больших отелей, а потом, благодаря труду и собачьей услужливости, добивались того, что им поручалось руководить всем штабом прислуги, после чего они с нескрываемым презрением смотрели на тех, кто только начинал бегать по лестницам.

Наконец всех гостей проводили в их комнаты. Зябкий англичанин получил комнату в одном из флигелей. Это был номер 234, на двери портье повесил табличку с его именем. На ней значилось: доктор Патрик Эррон, натуралист. Окна комнаты выходили на море. Дверь на балкон была открыта. Слуга, который принес багаж и заметил, как англичанин плотнее закутался в свой плед, спросил, не разжечь ли ему камин. Господин Эррон отказался. Может, закрыть балконную дверь? Нет, спасибо. Слуга ушел.

Господин Эррон вышел на балкон. Он был без шапки, Ветер играл его волосами, бросая на глаза шелковистые кудри. Англичанин долго смотрел на окрестности, словно хотел запомнить каждую мелочь. Прежде всего он обратил внимание на ту часть основного здания, которая была видна с его балкона. Большое здание с множеством окон пряталось в холодной тени. Плотные грязно-серые облака затянули уже все небо. Ветер рвал полосатые маркизы и трепал их бахрому. Казалось, будто холодный и безжалостный осенний шторм налетел на землю и пытается сломать верхушки деревьев. В неярком свете все выглядело пустынным и печальным. Волны с ледяным звоном бились о прибрежные камни.

Господин Эррон вернулся в комнату, положил плед на диван и открыл туалетный саквояж из свиной кожи янтарного цвета. Потом начал перед зеркалом причесывать полосы. Неожиданно он опустил руку и улыбнулся своему отражению. Казалось, будто два человека узнали друг друга — один стоял перед зеркалом, другой — в его зеленоватой глубине. В улыбке господина Эррона сквозило откровенное злорадство. Он кивнул, и человек в зеркале тоже кивнул. Потом господин Эррон прошептал таинственные слова:

— Итак, смерть явилась в отель.

В эту минуту в глубине отеля прозвучал гонг. Его мелодичный, печальный звук то поднимался, то опускался, то приближался, то снова замирал вдали, подобно сирене ревуна, предупреждавшей суда о таившейся в тумане опасности.

Хотя этот отель бесспорно считался первоклассным и был даже отмечен двумя звездочками в путеводителе Бедеккера, здесь был принять свободный и непринужденный тон, что должно было подчеркнуть изысканность этого заведения, тогда как в других подобных отелях в глаза била аляповатая роскошь. Здесь никогда не бывало случайных гостей. Люди, которых здесь не знали, не могли без предупреждения появиться в отеле. В его проспектах недвусмысленно указывалось, что из-за отдаленного местоположения отеля о приезде гостей следует сообщать заранее. Это давало хозяевам возможность ответить, что все номера заняты, если гость, сообщавший о своем намерении приехать, был здесь нежелателен. Благодаря этому в отеле не бывало шумных нуворишей, которые так досаждают отдыхающим современных курортов и летних пансионов. Однако никто не сказал бы, что по этой причине в «Эксцельсиоре» было скучно. Во время сезона там выступала небольшая, но превосходная итальянская капелла, один раз в неделю в концертном зале играл знаменитый музыкант и по вечерам в бальном зале часто зажигались праздничные огни. В «Эксцельсиоре» не требовали, чтобы гости переодевались к обеду, ни зимой, ни летом. И потому все чувствовали себя свободно — тем, кто жаждал одиночества, не досаждали, те же, кто нуждался в обществе, имели возможность завязать приятные знакомства.

Но, как уже говорилось, сезон по-настоящему еще не наступил. Лето только-только начиналось, и необычный для этого времени года холод отпугнул многих гостей. Здесь жили лишь те, кто уже не один год приезжал в отель, — иностранцы, которых мировая война безжалостно прогнала с насиженных мест и которые нашли в «Эксцельсиоре» подходящие для себя условия. Среди них было много русских, и даже весьма высокого происхождения, но те скрывались под вымышленными именами. Когда в семь вечера в большой столовой подавался обед, гостей поражала приятная, непринужденная, почти семейная обстановка. За одними столиками сидели целые семьи. За другими — по одному человеку. Великолепный обед подавался вышколенными слугами. Метрдотель, здесь это была женщина, ходила по залу и следила, чтобы все соответствовало традициям отеля и чтобы вина подавались, как положено. К обеду всегда полагалось вино. Обслуживали гостей официантки в черных платьях и белых кружевных наколках. Это тоже делало обстановку домашней и приятной, а не безлико-хищной. Людям, привыкшим к суете современных европейских отелей, «Эксцельсиор» мог показаться скучным, но именно таких гостей здесь и избегали, предпочитая тех, кто не любил неприятных сюрпризов.