- Ну, почему лично? Колхозу подарил. А машина - справная. Прям вездеход.

Депутат занервничал. Преимущество явно было не в его пользу, а проигрывать он ох как не любил. Тут надо отметить, что ему вообще не повезло с регионом. В других районах хоть тюрьмы были, воинские части и прочие представители безвольного электората, а у него даже в психбольнице всего семь человек. И где ему, спрашивается, эти полторы тысячи голосов набрать? А с солдатами так вообще хоть слёзы лей. Командир части - либерал. И тут ещё, полторы сотни - явно в корзину коммунистов.

- Так что же вы раньше об этом молчали? - гневно накинулся Евгений Романович на председателя и, подойдя к ведру, зачерпнул воды.

- Так меня об этом никто и не спрашивал, - спокойно ответил Андреич, придав голосу нарочито самодовольную интонацию.

- Не спрашивали, не спрашивали! Вас никогда ни о чём не спрашивают! А сами вы догадаться не можете? Так! Мне подумать надо. Что вы тут раскурились!? - Депутат разогнал рукой дым. - Себя травите, и мы должны страдать, что ли? Идите вон на улицу покурите и заодно Василий Ефремовича крикните сюда.

Председатель молча повиновался и вышел на крыльцо. Из губернаторского джипа доносилась ругань, трудно пере-крываемая орущей магнитолой, а селяне толпой окружили снегоуборочную технику.

Пётр Андреич подошёл к джипу и постучал. Ему не от-крыли. Понятно было, что его не слышат, и, на беду свою, он предпринял роковое действие - открыл дверку сам. Резкие ноты музыки ударили в уши, а в приоткрытое пространство метнулась тень хорька.

- Суржик! - закричала губернаторша и попыталась схватить зверя за хвост. Не получилось. Хорёк, безвольно пролежавший на её руках весь день и, как казалось, абсолютно ленивое создание, проявил завидную прыть и, ловко увернувшись, улизнул под крыльцо.

Губернаторша соскочила и, подбежав к крыльцу, застыла в неприличной позе.

- Суржик, Суржик... - запричитала она, протягивая к нему руку, - иди ко мне, мой маленький. Обидели тебя. Накричал на тебя злой дядя, испугал бедного Суржика...

"Ага. Как же!" - думал в это время хорёк и, пригнувшись, улепётывал огородами.

Пётр Андреич смутился. Нехорошо как-то вышло. Не хватало ему ещё всей деревней отлавливать эту бестию, в австралийности которой он, кстати, сомневался.

Губернатор тоже сомневался, но председательских опасений не разделил, доказательством чему послужил радостный вздох облегчения, подействовавший сразу на двоих. Андреич успокоился и посмотрел на Василия Ефремовича - уже не так виновато.

- Ну, чего тебе ещё? - спросил тот недовольным голосом. - Забор покрасить или корову подоить?

- Да нет. Вас там кличут, - ответил председатель, игнорировав сарказм, и ткнул через плечо большим пальцем в сторону конторы.

- А-а, - прорычал губернатор, - чего там ещё?

- Не знаю, - сам искренне удивился Андреич. - Велено позвать.

Василий Ефремович нехотя спустил ноги вниз и, опер-шись о дверку, вывалил грузное тело наружу. Проходя мимо крыльца, на лице его прочиталось явное желание пнуть супругу под зад, но отдадим должное его выдержке - ибо он только плюнул.

Андреич не решился предлагать свои услуги в поимке хорька и незаметно присоединился к народу, яростно обсуж-давшему предназначение чудо техники.

- Да говорю ж вам, - вещал Макарыч, - это навозоуборочный комбайн. Вот этими граблями он навоз загребает и на конвейер.

- Ага! - смеясь, соглашались селяне. - А потом он сверху опять падает.

- Так мешок же ж надо подставлять! - не унимался старик.

- Ну вот, разве что. А то лопатой-то никак, - хохотала Зинка.

- Дуры вы, бабы! Он же ж сперва вот этими граблями его перемешивает - чтоб без комочков, - объяснял необходимость однородности консистенции Макарыч. - Вот хоть и у председателя спросите.

Народ обернулся.

- Андреич! - тут же налетели бабы. - Ты, на что ж такое чудо выторговал?

Андреич помолчал, самолично разглядывая технику.

- Выторговал, говоришь? А что, Гриш, можно от него вот эту приблуду открутить? - он затоптал папиросу и указал рукой на эскалатор.

- Чего ж не открутить? Можно и открутить, а ежели по-кумекать, то и на элеватор её пристроить можно, - ответил Гришка, почёсывая затылок.

- Да, неплохо бы, - помечтал председатель, но развить воображение ему не дали.

Дверь конторы открылась, и на крыльцо вышли Евгений Романович с губернатором.

- Господа, товарищи, - не зная, как лучше обратиться, проголосил депутат и, желая привлечь внимание, захлопал в ладоши.

Первой отреагировала губернаторша Лариска и сиюсе-кундно приняла нормальное положение, позабыв на время о Суржике, который, к слову, уже миновал поля и, не сбавляя хода, нёсся к лесу. Народ тоже отвлёкся и хотя и нехотя, но подошёл, не выказывая по этому поводу неудовольствия.

Председатель подошёл тоже и встал во главе толпы, но не из чувства ответственности, а ради любопытства и с удивлением обнаружил подле себя Глашку. Внешний вид её откровенно шокировал.

Мало того что она успела поменять свой сиреневый рабочий костюм на вечернее платье, купленное весной на свадьбу подруги, но и внешне она как будто преобразилась. И стройнее стала, и выше. Да и русая коса её как-то гармонично вписалась в складки голубого шёлка.

Словом, на удивление, хотя был и ещё один аксессуар того достойный. На ладони её сжался в комочек и огромными зелёными глазами рассматривал окружающих, кто б вы думали - Петрович.

Глашка, естественно, тут же была со всех сторон рассмотрена, и вот в каком соответствии:

Охранник начал свой осмотр с ног, постепенно поднимаясь всё выше и выше, но дальше бёдер у него не получилось. Водитель начал сверху, постепенно опускаясь всё ниже и ниже, но ниже груди у него тоже не получилось. Депутатская свита мысленно устроила полемику, пытаясь определить: то ли Глашка рукой прижимает к груди котёнка, то ли грудью к ладони, а губернатор пытался обобщить мысли всех своих подчинённых сразу.

Лариска рассматривала котёнка, бабы - платье, а мужики в присутствии жён - землю.

- Товарищи! - прервал наконец созерцание депутат. - Что же это делается? А? На дворе у нас двадцать первый век, а вы всё по старинке. Я был сегодня на поле и собственными глазами видел, как ба... женщины на себе мешки таскают. Это в наше-то индустриальное время. Смотрел я, и сердце у меня надрывалось. И председатель ваш, - Евгений Романович погрозил Андреичу пальцем, - тоже мне! Неужели нельзя было подойти куда нужно, проблемами своими поделиться. Да разве б мы отказали...

"Ну, конечно! Председатель во всём виноват! - подумал Андреич. - И в том, что нас финансирования лишили, и в том, что область где-то свёклы втридорога закупила, и школу сволочи закрыли, и больницу, суки..." И чем далее шло перечисление - тем нецензурнее становились эпитеты.

А Евгений Романович восходил уже к апогею своей речи и, откровенно говоря, удивил.

- И вот, исходя из вышесказанного. Чтобы по мере своих скромных сил облегчить долю вашу, посоветовались мы с Василием Ефремовичем и решили подарить вам безвозмездно, в знак глубокого уважения к трудам вашим праведным, новый, - он сделал важную паузу и грянул, - трактор!

Вопреки ожиданиям, аплодисментов не последовало. Народ не поверил, и единственному, кто хоть как-то понимал, в чём тут дело - председателю пришлось брать инициативу на себя. Он захлопал, тайно надеясь поторговаться.

На трактор Андреич, конечно, даже и не надеялся, но что-нибудь выпросить, может, удастся.

Народ похлопал тоже, но равнодушно - из вежливости. Хотя были и такие, кто повернул голову и посмотрел на снегоуборочник.

- Ну и на этом разрешите мне откланяться, - отбил по-клон Евгений Романович и на этот раз окончательно спустился с крыльца.

Народ загудел и постепенно начал расходиться, напере-бой обсуждая новости и строя предположения о возможной эмиграции Глашки. Вскоре, кроме Гришки, Глашки да Луки-ча, никого и не осталось.