- Но ты не беспокойся! Я твой способ освоил. Сохраню. И потомкам передам. И ещё обязательно в честь тебя его назову.

На этих словах крот лукаво улыбнулся и, отвернувшись, зашагал прочь, но, пройдя пару метров, всё же остановился и подумал: "Как-то не по-зверски получается. Что уж я... изверг какой?.." Он пристыжённо вздохнул и, потупив глаза, вернулся к канаве.

- Извини, учитель. Сам не знаю, что нашло. Никогда бы себе этого не простил.

С этими словами крот наклонился и бросил на страуса три щепотки земли, затем сложил на груди лапы и воздал к небу глаза. Губы прошептали что-то невнятное, и, уже отворачиваясь, крот страуса перекрестил.

То, что заставило крота обернуться обратно, обычно классифицируется выражением - "ни в сказке сказать, ни пером описать", потому, сомневаясь в точности передачи, попробую.

Земля - она не то чтобы встала на дыбы. Скорее всё остальное, испугавшись, присело. Лапы страуса, воспарившего над землёй, перебирали с такой скоростью, что казалось - он жонглирует ею, не давая опуститься вниз, а мощный звучный рёв его, обтрясший звуковой волной всю росу, даже эхо заставил заикаться. Шерсть на голове его встала дыбом, а искры, сыпавши╛еся не то из глаз, не то изо рта, так ярко осветили окрестности, что пристыжённое солнце с виновато заспанной физиономией на час раньше вылезло из-за макушек деревьев.

- Вот что крест животворящий делает, - смог лишь вы-давить из себя крот.

Когда всё закончилось, глазам его предстала ужасающая воображение картина. Вперив в него два злобных горящих глаза, перед ним стояло нечто, по размерам схожее с огромным лосем, и лишь отсутствие рогов и торчащая клочьями грива выдавали в нём свирепого хищника.

- Страус, ты чего? - запинающимся голосом промямлил крот, пятясь назад.

- Кто? Как ты меня назвал? Страус? - прогремела зверюга.

- Ой, ой, ой! Извини! Червяк! - тут же поправился крот.

- Что?

Зверь сделал шаг в его сторону и с силой прижал копытом к земле его хвост.

- Какой я тебе червяк, смерд? Ты, смотри, с кем разгова╛риваешь! Я лев!

Грозно рыкнув, лев помотал гривой и угрожающе при-близил к кроту свою пасть.

"Уж лучше бы ты белкой оставался. Или на худой конец - лошадью, - подумал про себя, висящий на дереве клубок, всячески пытаясь спрятаться за ствол. - Только б не заметил, сволочь".

Лев, может быть, и не заметил бы, кабы не одно обстоя-тельство. Тень от дерева, за которую всячески пытался заце-питься насмерть перепуганный крот, предательски свиде-тельствовала о наличии в нём инородного тела, ориентиро-вочно круглой формы.

Львиная пасть медленно, не меняя гримасы, повернулась в его сторону и как-то неприятно улыбнулась.

- А-а! И ты здесь! - обрадовалась она случайной встрече и, выпустив из копыт крота, бесшумной походкой подкралась к ежу.

- Здравствуй...те, - виновато улыбнулся ёжик, наблюдая, как крот, воспользовавшись моментом, улепётывает.

- И тебе не хворать, - с притворной заботой прошипел лев и ткнул копытом в ствол.

Последняя капля капнула в море равновесия, и дерево, заскрипевши, рухнуло. Рухнуло аккурат над зиявшей в земле котловиной, образовав над ней своеобразный мост. Мягкой поступью хищник преодолел половину бревна и, свесив голову над пропастью, вежливо поинтересовался.

- Висишь?

- Висю, - посчитал невежливым не отвечать ёжик.

- Крепко висишь?

- Крепко.

- Ну, повиси пока. Сначала этого догоню, а там и с тобой поразговариваем, - отсрочил процедуру лев. - Всё прощу...

- Вот спасибо, Лёвушка! Вот спасибо! - не дослушал льва ёж. - Да здравствует наш лев! Самый гуманный лев в мире!

- Всё прощу, - продолжил лев, - кроме одуванчиков...

* * *

Неожиданный шум разбудил медведя. Вообще-то какой-то внутренний будильник подсказывал ему, что до рассвета ещё целый час, но медведь всегда не доверял будильникам и всегда доверял собственным глазам. Открыв их по очереди, он потянулся, расставил лапы в стороны и, широко зевнув, потряс головой. Потом вытянул шею. Потом потряс головой ещё раз, зажмурился и ещё раз потряс головой. Потом глаза округлил, лапами схватился за потрясённую голову, а пасть так и оставил в открытом положении.

Реки не было...

Весть о том, что река куда-то подевалась, быстро облетела весь лес. Вещь неприятная, что тут говорить. Ни тебе умыться, ни в зеркало посмотреть, а уж про то, что многие звери по утрам страшно завидовали тем, у кого нет сушняка, так об этом и упоминать не стоит.

Вообще-то, сказать, что подобного с рекой никогда не случалось, было бы неправдой. Всякое бывало. В какое лето засушливое и полностью пересыхала или мельчала так, что и суслик без разбега... но происходило это всегда летом и постепенно.

Кстати, существовал даже и комплекс мер по сохранению водопоя и специальный водопойный кодекс. Помнится, даже негласная договорённость была - у водопоя никому морды не бить, и нарушивший её карался по всей строгости военного времени. По решению координационного совета могли даже на три дня лишить опохмеления, а в отдельных случаях - и на неделю. До этого, правда, не доходило - уж слишком жестокая мера, но чего только не сделаешь для поддержания порядка.

В общем, с ситуацией звери столкнулись не вполне при-вычной, ибо было в этой пропаже нечто не согласовывающееся с прежними.

Во-первых, пропала она как-то уж слишком резко и сразу вся. Вчера была, а сегодня - бац, и нет. Да и не сезон. Осень выдалась хоть и не очень дождливая, но и не такая уж засуш╛ливая, чтоб рекам пересыхать. Одним словом - сплошные загадки и разочарования.

Была, впрочем, и отдушина. Поутру слух по лесу прока-тился, что у бобра осталось немного воды, и потому звери хочешь не хочешь, но кто поодиночке, а кто и толпами отправились к нему. Тут уж ничего не попишешь - перед сушняком все в лесу были равны одинаково.

А бобёр, как вы помните, первым заметил пропажу реки и первым же отправился на её поиски, но, как вы сами понимаете, так ничего и не обнаружил. Нашёл разве что небольшую заводь возле омута, огородил её брёвнами и попытался всячески уберечь от нападок всяких там лягушек, пиявок и прочих любителей халявы. Безрезультатно.

А уж когда с рассветом к заводи начали собираться остальные, бобёр и вовсе оставил эту бесполезную затею и, мысленно проклиная отсутствие у сограждан совести, впервые в жизни решил до чёртиков напиться.

Чёртики, как и следовало ожидать, идею эту всецело поддержали, но вот чего бобёр ожидать не мог, так это того, что напиться они захотят именно из его заводи да ещё и всех оставшихся на попойку пригласят.

В общем, следовало принимать экстренные меры, и меры были приняты.

А обеспечение этих самых мер в столь трудный для леса час возложил на себя, со всеобщего согласия, медведь. Он чинно расхаживался промеж живой очереди и словом, а когда и подзатыльником призывал страждущих к дисциплине.

- Так, хорёк, глотки делай пореже!.. Выдра, ты чего тут мусолишь?.. Эй, ты, с хоботом!

- Это не хобот - это соломинка, - оправдывался хомяк.

- А по мне так без разницы! Куда без очереди прёшь?

- Так пить очень хочется!

- А на то он и закон, чтоб для всех одинаково, - доходчиво разъяснил медведь и ногой отодвинул незаконопослушную зверюгу.

От обиды хомяк попытался надуть щёки, но безуспешно. Поломав от злости о колено соломинку, он ушёл занимать очередь, а медведь тут же отыскал ещё одного нарушителя.

- Э, э, верблюд! Ты тут чего - самый умный, что ли?

- Я не верблюд. Я сурок, - отказался становиться вер-блюдом сурок и даже сделал вид что обиделся, но медведь тут же сделал вид, что ему по барабану.

- А чего тогда с вёдрами припёрся?