— И что другие?

— Другие видят красоту.

Сестра и брат Эйвинда сокрушёно закачали головами.

— Не хочется это говорить, тебе, — начали они, — но лучше ему быть одному…

Эйвинд сердито сплюнул наземь, бормоча под нос, что-то вроде: «Ни хрена вы не поняли». И отошёл прочь…

Стояна открыла глаза. Воспоминание тут же волной отхлынуло назад и спряталось в глубинах памяти.

Как же всё «сходится» на моём Боре? — подумала девчушка. Она повернула голову и увидела в сизой мгле милое дремлющее лицо. — Неужто он действительно опасен для окружающих? Почему же я этого не вижу? Странно как-то… Я вообще уже давно не вижу будущего…

Стояна вздохнула, вновь закрывая глаза.

Что со мной? Кто же я?

— Кто? — переспросила мать. Она даже перестала расчёсывать волосы своей дочки. — Ну… ты… мы — друиды. За кого только нас не принимают: чародеев, колдунов… магов…

— А кто мы? — тихим голосом спрашивала Стояна, играющая с соломенной куколкой.

— Ведуны, — мать улыбнулась одними кончиками губ. — И силы мы черпаем в природе… растениях, травах, деревьях… в земле, озерах, ручейках.

Она сейчас чем-то походила на гигантскую кошку… на ту рысь, которая на днях приходила из лесной чащи.

— В природе? — девчушка удивлённо распахнула ресницы.

Спрашивала она не у матери, а отчего-то у своей соломенной куколки.

— Да. — мягко проговорила Рыся. — В ней…

— Почему? И кто такая природа?

— Ну… сложный вопрос ты задала… Могу сказать лишь то, кем природа не является.

Тут мать задумалась: «А поймёт ли её дочурка?» Взрослому человеку, порой, трудно охватить всю мощь древних знаний.

— Это ни зло, и ни добро, — скупым голосом стала перечислять Рыся, — она ни свет, и не тьма… ни порядок, ни его противоположность — великий хаос… она не стихия… Друид сам ищет тот её аспект, тёмный ли, светлый ли, но который помогает ему выразить собственный путь… И он обязан выбрать именно его, погрузившись целиком… полностью… А добрый сей путь, или нет — решать не нам.

— Поэтому нас так люди не любят?

Вопрос поставил Рысю в тупик.

— Отчего ты думаешь, что нас не любят?

— Не знаю… Скажи, мама, а все ли верно выбирают верный путь? — спросила Стояна. — Нет ли тех, кто ошибается?

Лада по-кошачьи чуть принаклонила голову и внимательно посмотрела на свою доченьку. Ей уже давно приходило в голову, что та, возможно, обладала тем редким даром, которым в этом мире мало кто может похвастаться: даром провидицы.

Видно, всё же верно говорят, будто предком рода была Валла Старая, — подумала Рыся. — Может, Стояна пошла в неё.

Обучение дочки всем премудростям друидов шло с большим трудом. Казалось, будто Стояна внутренне противилась ему, хотя нельзя было не отметить явную склонность к ведовству, а в особенности к власти над духами животных.

Однако чувствовалось, что успеха ждать долго… невероятно долго… Стояна упорно сторонилась уроков. Всё плела соломенных куколок, играла с ними. И ничего при этом не замечала.

«Надо было бы всё же сводить её к Томице, — мелькнула в голове матери мысль. И она крепко задумалась. — Что я теряю? Что мы теряем? А Томица — друидка сильная… опытная… Поглядит на девчонку. Может, и подскажет что-то толковое… подсобит».

Стояна встрепенулась, едва только Лада упомянула о дальней дороге.

— Можно я посмотрю на горы? — тихо спросила девочка.

— Посмотри, — мать безразлично пожала плечами.

— Спасибо… А то когда ещё на них погляжу!

Мать открыла рот, намереваясь что-то ответить и…

Тут бабахнуло так, что Стояна мимо воли дёрнулась и вскочила.

Солнце уже давно взобралось на небосклон, и его ослепительное сияние заставило друидку сильно зажмуриться. Недалеко виднелись повозки, при помощи которых гибберлинги доставляли камни для строительства форта. Как раз шла разгрузка новой партии. Поднялся сильный грохот, который многократно отражался эхом от серых скал. Именно его Стояна и приняла за взрыв.

У причала виднелся средних размеров кнорр. Как позже пояснили гибберлинги, на этом судне привозили строевой лес.

— На днях придёт иное судно, — рассказывал Эйвинд. — Оно возит лазурит на Тенебру, и при этом доставляет нам припасы из Тихой Гавани. Именно на нём вы и сможете вернуться в Сккьёрфборх. А пока… прошу по-прежнему погостить у нас.

Папан-старший сегодня выглядел относительно дружелюбным. Но от Стояны не ушёл незамеченным тот факт, что Бор отчего-то охладел к Эйвинду. Навряд ли это было связано со вчерашними откровениями у костра. И всё же отношения между этими двумя перешли к разряду деловых.

Бор понимающе кивнул на замечание Папана-старшего, и вернулся к прерванному с Крепышами разговору.

— Не знаю, как у вас, у людей, — вальяжно рассевшись на солнышке, говорил Орм, — но некоторые древние гибберлинги, тоже могли превращаться, но в рыбу. В щуку или налима.

Судя по всему, речь шла об оборотничестве.

— Зачем? — спросил Бор, зевая.

— Для промысла. Плавали там да сям, места искали, где рыба хорониться. Да потом там и ловили её…

— А сейчас что же?

— Так нет уже таких… Вывелись.

Бор повернулся к Стояне и улыбнулся.

— Доброе утро! Долго же ты спишь… Скажи-ка нам, Стояна, а верно говорят, что и друиды могут оборачиваться в зверя?

— Есть такие… Правда, смотря ещё в какого.

— А что, можно не во всякого? — удивился Орм.

— У нас на Ингосе сказка есть одна, — продолжил Бор, — про то, что некий воин заблудился в дремучем лесу. Шёл да шёл, и вот выпало ему пробираться сквозь завал. Тужился воин, старался, через стволы замшелые переползал, и вот когда достиг другой стороны, то обнаружил, что мох-то прирос к нему, а сам он превратился в медведя. Так, говорят, и остался лесным зверем.

Крепыши заулыбались и закачали головами.

— Сказки! — бросил Стейн.

— А я это вам и говорил, — добро рассмеялся Бор. — А быль… вон… Стояна ведает.

— Мне сия магия мало знакома, — нехотя ответила друидка. — Слышала как-то, что для этого нужно иметь кусок кожи того зверя, в которого требуется обернуться. Его кладут на пень, а потом прямо с разбегу и кувыркаются. Коли хочешь снова человеком стать, кувыркаешься взад. А чего это вы об обёртышах заговорили?

— Да вот… обмолвился кто-то об Мохнатом острове. А там, говорят, племя медвеухих обитает. Стало интересно, откуда такие твари появились. А ты, Стояна, чего так скривилась?

Друидка поймала себя на том, что действительно скорчила недовольную мину.

— Не люблю… медведей…

Кусты раздвинулись, и на поляну вышел лохматый зверь невероятно больших размеров. В нос тут же ударил неприятный запах падали, смешанный отчего-то с тухлой рыбой.

Медведь! Да не простой — шатун.

Зверь поднял свою громадную башку. Злые заплывшие жиром глазки буквально буравили Ладу и Стояну. Медведь некоторое время переминался с ноги на ногу, будто не зная, что ему делать.

— Нихаз его дери! — про себя прошептала Рыся. — Вот этого ещё и не хватало.

Медведь, казалось, споткнулся и тут же кувыркнулся вперёд. Стояна спряталась за мать, а когда в следующий раз выглянула, то на поляне было никакого зверя. Там стоял плотный бородатый человек, одетый в полушубок из медвежьей шкуры.

— Привиделось, что ли? — подумалось малышке.

Лада чуть попятилась назад, закрывая собой дочку.

Появившегося из чащи человека звали Миронег. Этот нелюдимый отщепенец из рядов тёмных друидов имел весьма дурную славу. Недаром его прозвище было Раздорник. Говорили, что пару месяцев назад крепко повздорил со старым Олегом, а потом того нашли в болоте… без головы… Вроде зверь какой-то отгрыз.

— А, Ладушка… А это твоё хадаганское отродье? — грубым голосом проревел Миронег.

Недобрый взгляд из-под косматых бровей буквально прошил Молчановых насквозь.

— Почему он так сказал? — тихо спросила Стояна.

Её так ещё никто и никогда не называл. Действительно, отчего «хадаганское отродье»?

Мать хмурилась, но молчала. Стояна тут же вспомнила, что она ни разу в жизни не обмолвилась об отце. Кто он? Откуда?