Недобрые мысли, которые будто дворовые собаки, терзающие кость, разом покинули голову, улетучиваясь, словно дым. Они оставили лишь небольшой налёт какой-то грусти…
Правы жрицы, хоть и не хотелось с ними соглашаться. Я, как не крути, тот «меч» и «топором» мне не быть. Никогда не быть!
И рок предрёк ему идти
Туда, где камни спят веками,
Где полчищ снежных не счесть великанов,
Где тьма льдяная сковала небо тьмою
И издревле сокрытый спит герой…
Стояну я нашёл там же, где и оставлял. Она ничего не спрашивала, только пододвинула ко мне широкую миску.
Есть особо не хотелось, хотя руки сами собой тянулись к снеди. Я вдруг получил небольшой тычок в левый бок.
— Извините! — раздался голос. — Случайно вышло…
Обернулся: рядом сидела младшая сестричка Упрямых. Я чуть улыбнулся в ответ. Она с кем-то разговаривала.
— И какой интерес? — послышался вопрос.
Собеседницей оказалась одна из сестриц Заботливых. Она жадно поглощала рыбу и одновременно при этом успевала говорить.
— Да какой интерес там может быть? — отвечала Упрямая. Её килт был в крупную полоску нежно-голубого цвета. Я попытался разобраться в её родословной, но не смог — запутался. Видно действие хмеля сказывается. — Лёд да камень, вот и всё богатство.
— Не скажи! А кудрявый лишайник для «обжигающего эля»? — с серьёзным видом отвечала сестрица Заботливых. Её косы напоминали дремлющих на плечах змей. — Его нигде больше нет: ни на Мохнатом острове, не на Стылом…
Я не собирался подслушивать их разговор, но это вышло само собой.
Сестрица Упрямая отпила из кружки, а потом несколько недовольно бросила:
— Я порой вам удивляюсь…
— Нам?
— Хотела сказать тем, кто хочет с арвами наладить торговлю. Это же дикари! — Упрямая нахмурилась. — Неужели опыта других им не достаточно, чтобы вовсе отказаться даже от попыток…
— Может, не достаточно, — отвечала Заботливая.
— В торговле главное что? Размах! Отдача! А тут? Мы вот в прошлом году отправились на Арвовы предгорья. Брат говорит, мол, надо пробовать. Ну, хочешь — давай, перечить не станем. И вышла у нас какая-то странная торговля… Вернее — мена. Сначала чуть головы не потеряли… Тяжело договориться с этими арвами, но брат по-всякому с ними. В общем, договорился. Но что получили взамен — кишки, когти… ну ещё одну шкуру. Второй раз и того хуже: всё забрали, ничего не дали. Третий, четвёртый… Говорим брату, мол, да сколько же можно? Чистый убыток! А он упрямый…
Собеседница вдруг рассмеялась:
— Ну, так вы же и есть Упрямые! Чему удивляться?
— Есть такое… А на счет лишайника ты верно подметила. Может, брату мысль подкинуть? Пусть арвы его собирают, а мы на него обмен вести и будем…
И снова грянула музыка. Гибберлинги стали вылезать из-за столов. Стояна как-то «жадно» схватила меня за руку, словно боялась «уронить», при этом с кошачьей грацией прильнув ко мне.
— Пойдём? — прочиталось в её глазах.
Как тут откажешь? Я встал, и мы снова пустились в пляс…
Было уже далеко за полночь. Голова отяжелела и от мыслей, и от хмеля. Веки так и норовили закрыться. Рядом на плече прикорнула Стояна. Я мимоходом глянул на её волосы, стянутые в тугой хвост. Они сложились в своеобразную «подушечку», на которой покоилась небольшая головка друидки.
Сейчас Стояна казалась какой-то… хрупкой… А я мыслился для самого себя эдакой непреклонной могучей скалой, закрывающей девчушку от невзгоды.
Гибберлинги всё ещё гуляли. Кое-кто даже был в состоянии петь песни, другие продолжали поглощать и еду, и выпивку. Такие небольшие, в сравнении с человеком, созданья, а умудряются наедаться за десятерых здоровенных мужиков.
Мысли еле-еле таскались в голове, не зная, куда себя приткнуть.
Пожалуй, пора и на боковую. А то так можно сидеть до бесконечности.
Я осторожно тронул Стояна за щёку. Потом погладил своими шершавыми пальцами.
— Что? — полусонно пробормотала она, приподнимая голову.
Её веки с трудом разлепились, но во взгляде читалось непонимание.
— Пойдём, — мягко сказал я, сам вставая и помогая сделать то же самое девчушке.
— Куда?
— К Ватрушкам… Пойдём.
— А, — закивала головой друидка.
И мы медленно побрели среди гульбища. До стены добрались минут через двадцать, столько же брели по кривым улочкам и вот, наконец, достигли нужного дома.
Всю дорогу прошли молча. Разговаривать не хотелось.
Ночь становилась всё холоднее. И мне вдруг на ум пришли слова одного из скальдов: «Сник лёд и снег сошёл…» А всё же забавное было состязание. Мне оно понравилось… Действительно понравилось.
Кстати, теперь ясна и суть поговорки про корову и «зубра благородного».
Ватрушек дома не было. Мы со Стояной пошли к своей лежанке и, скинув верхнюю одежду, полезли спать.
— Холодно сегодня, — пробормотала друидка, сжавшись в комочек.
Не смотря на то, что она укрылась медвежьей шкурой, её худенькое тельце продрогло. Я погасил лампу и прилёг рядом.
Сон не шёл. Мои мыслишки вдруг замерли. А одна, особо взбалмошная и нагловатая, высказала общее мнение: «Как денег нет, так и на полати прёт»…
Вот же бесстыжая! Как тот кот по весне!.. Это же вожделение!
А чего бы и нет? — буркнула «мыслишка» в ответ и я приобнял Стояну, одновременно прижимаясь к её спине.
Слышно было, как взволновано сбилось дыхание девчушки. Она лишь на секунду вздрогнула, но тут же постаралась расслабиться.
От её волос пахло лугом… цветами… Я коснулся губами её тоненькой шейки.
— А-а-а-а…
Крик, донёсшийся с улицы, тут же оборвался.
Почудилось, что ли? Я не стал на нём зацикливаться, весь мир сейчас начинал для меня пропадать… исчезать… Стены, потолок, чаша потухшего очага в котором еле-еле тлели головешки… корзины… звуки… всё таяло, будто и не было вовсе.
Я плотнее прижался к Стояне. Рука прошлась по изгибу её бедра, потом переползла на живот… потом ниже…
В этой девушке что-то есть. Скрытое от глаз… Какой-то… какой-то внутренний «свет»…
Да-да, Бор, правильное слово! Ты нашёл правильное слово… понятие… Вот что тянет меня к ней.
А вожделение? — Его на самом деле и нет! Это лишь чувства, рвущиеся на свободу… Именно так!
Поцелуй. Ещё один… Какая нежная у неё кожа… аж мурашки побежали по спине… Чего вдруг?.. Ещё поцелуй… долгий-долгий…
Хороша… как же она хороша… как хочется её прижать к себе, спрятать от других… никому не отдавать… Моя! Она моя!
Стояна тихо застонала. Пальца скользнули к груди, к соскам… Тело девчушки охватила еле ощутимая дрожь. Она повернулась ко мне лицом и, схватив ладонями голову, жарко поцеловала в губы.
Кажется, Стояна что-то зашептала. Но я уже начинал терять связь с реальностью, проваливаясь в колодец своей страсти.
И тут:
— А-а-а-а-а…
Это был вопль! Страшный, громкий… Скорее всего, кричал человек. И где-то недалеко от дома.
Стояна резко дёрнулась, переполошился и я. Мы с ней мигом сели.
— Что это было? — шёпотом спросила друидка. Её трусило, я это чувствовал.
Почему-то в голову пришло воспоминание про ночные страхи. О тех, что рассказывала Стояна.
Мы старательно прислушались: к завыванию ветра, к шорохам, к скрипу, ко всему-всему. Крик не повторился. Но откуда-то издалека послышался непонятный гул, от которого начало закладывать уши.
Я соскочил на пол, ощущая босыми стопами насколько он холоден. Быстро зажечь масляную лампу не получилось, но всё же мои старания не пошли прахом и чуть погодя комнату озарил слабенький свет.
Попытался быстро одеться. Пальцы отчего-то не слушались, мне пришлось усилием воли побороть охватившую мышцы дрожь. Даже выругался в сердцах.
— Ты куда? Ты чего? — сжалась в комок друидка.
Её глаза округлились в испуге. Сейчас она была похожа на затаившуюся мышку.
