— Часто у вас тут такие происшествия? — кивнул он в сторону плетущихся забияк-матросов.

— Редко… очень редко.

— А вот у нас, в Новограде, теперь подобное не редкость. Стража чуть ли ни по пять раз на дню разнимает драчунов. Горожане стали с опаской ходить на гибберлингский рынок. Не приведи Тенсес поймает вот такая сволочь человека и намнут бока…

— За что?

— За то что якшаешься с гибберлингами. Или с эльфами. Правда, про последних не особо много говорят… Боятся.

— Извини, что-то я не совсем понимаю.

Мы вышли на ту дорогу, что вела в город.

— Мир меняется, — пространно проговорил Исаев. — Меняются и его жители… Кстати, у меня для тебя кое-что есть.

Исаев полез в сумку, висевшую через плечо. Несколько минут он возился в ней, а потом небрежно вытянул свиток и, ухмыляясь, протянул его мне. Было явно видно, что тот был в сумке единственным, а Жуга лишь делал вид, будто там полно бумаг.

— Что это? — грубо спросил я, даже не пытаясь взять протянутый документ, туго перевязанный тесёмкой, на которой красовалась державная печать с орлом.

Исаев некоторое время шел с протянутой рукой, всё так же ухмыляясь, а потом тяжко вздохнул и ответил:

— «Вольная»… от Избора Иверского.

— Что? — не понял я, щурясь, словно от света лучей полуденного солнца.

— Этот год прошёл не зря… и для тебя… твоей судьбы тоже.

— Ещё бы! — бросил я, подразумевая собственные успехи.

— Прошу, не перебивай! — Жуга резко махнул рукой. — Ты много не знаешь, а потому выслушай. Я всё это время провёл в челобитных…

При этих словах глава Сыскного приказа хмыкнул.

— Не пойми превратно… Многое изменилось. Тот мятеж в Орешке не развеялся, будто туман… И не пропал просто так. Его пламя не затухло, хотя мы все здорово наподдали противнику. Однако, потеряв списки…

Жуга вздохнул и как-то печально взглянул на меня.

— Ох, эти списки! Сколько можно было бы избежать…

— Содеянного не воротишь.

— Да… хорошо, что и Избор это понял, — Исаев кисло улыбнулся. — По кабакам да прочим притонам народ шепчется о готовящемся восстании, читают подмётные письма… А в них: призывы к неповиновению, уничтожению и эльфов, и гибберлингов, да и иных «пришлых на наши земли». Ходят разговоры о неком наследнике рода Валиров. Мол, ему суждено вернуть Кании «чистоту и свободу».

— И кто этот наследник?

— Дело тёмное… надо разбираться. В общем…

— В общем, вы хотите меня послать в Темноводье?

— Да, ты верно уловил суть. Избор Иверский согласился на то, чтобы… чтобы…

— Дать «вольную»? — хмыкнул я. — Очень-то надо! После тех…

— А ну тихо! — сердито бросил Жуга. — Я не шутки приехал шутить! Дела серьёзнее, чем ты полагаешь. Вот, — тут Исаев вновь протянул мне свиток, на котором болталась характерная печать Иверского, — это послание к Дормидонту Дюжеву. Он возглавляет защитников Лиги в Погостовой Яме. Парень он исполнительный, но, как по мне, чуть туповатый. А тебе там любая помощь пригодится… А этот Дюжев её окажет.

— Я что-то не понял! А на хрена оно мне? На хрена мне вообще Погостовая Яма? Мне и тут хорошо!

— Да чего ты ерепенишься! — рассерженно говорил Жуга. — Вот что, Бор: ты мне… ты нам нужен. Очень!

Теперь ясно зачем Исаев сюда прибыл. Он шёл, уставясь в землю, и покусывая губы.

— Н-да… н-да… Страна одна, — бормотал глава приказа, — а ощущение такое…

— Ты про что?

— Про Темноводье, про что ещё! Оттуда до столицы рукой подать, а как оказываешься на месте, такое ощущение, словно попал… хер его знает куда!

Исаев недовольно сплюнул на снег. Давно я не видел его в таком скверном расположении духа.

— Вот что, Бор: вы со Стояной можете вернуться в Новоград. Местечко я вам подготовил, будь в том спокоен…

— Куда вернуться? В Новоград?

Жуга улыбнулся.

— Поди не ожидал? Я же сказал, что Избор Иверский пересмотрел твоё… твою… ситуацию. А эльфы обещали предоставить небольшое жилище в их квартале. Они позаботятся о Стояне и твоих детишках. Присмотрят.

— Чего так вдруг? А-а! И этим что-то надо. Верно?

Жуга пожал плечами, но я ощутил фальшь.

— Возможно… Поговоришь с Пьером ди Ардером, тот, может, и прояснит сей момент.

— Новоград… Новоград… Чего ты решил, что я вообще туда хочу вернуться?

— Ох! Тяжёлый ты человек… Вот ответь: чего тут прозябать?

— Ну, не скажи…

— Я серьёзно! Мы убедили Избора Иверского изменить его… его отношение к тебе.

— Ну, да! Скажи ещё, что он даёт мне шанс исправить ситуацию с этими нихазовыми списками!

— Пусть так! Но взамен ты получаешь и дом в Новограде, и хорошее вознаграждение, и вообще… подумай о будущем своей семьи!

Мы остановились.

— Бор, ситуация в Лиге критическая. И это касается каждого… Слышишь? Каждого! В случае чего — плохо будет всем. Не зависимо от того на Новой ты Земле, или в Сиверии, или в Светолесье. Посмотри, что сейчас происходит с обществом, — при этих словах Жуга махнул рукой в сторону порта. — Моральная деградация, разделение народов… Теперь вслух сказать «мы» и подразумевать и людей, и гибберлингов, и эльфов — всё равно, что оскорбить. Нет никакой общности, нет Лиги в широком понимании. Разве ты это не видишь? Эта беда пришла уже и сюда, на Новую Землю.

Глаза Исаева блестели. Лоб покрылся потом.

А я в тот момент подумал, что всё опять складывается один к одному. И Старейшина меня отсылал в Темноводье… А теперь вот Исаеву понадобилась моя помощь.

Наверное, я неисправимый глупец. Однако, взял и согласился.

Потом, добираясь до дома, всё пытался понять и оправдать собственные действия. Говорил же раньше сам себе, что уже устал от подобных приключений, и снова ввязываюсь в какие-то авантюры.

Почему? А?

Наверное, от того, что я чувствовал себя так, будто готов был взорваться изнутри. Сдерживать свои силы… эмоции… даже мысли — не было никакой возможности. Вернее, на это приходилось затрачивать такие колоссальные усилия, словно… словно ты взбираешься вверх по крутой, опасной скале. Оступишься и всё — конец! И всё одно лезешь!

Эх, неудачное сравнение… И вообще!

Мне было стыдно. Да, стыдно. Какой же я отец, коли боюсь своих детей? Именно боюсь… И мало того, мне страшно именно по это причине. Страшно и за самого себя, и за окружающих. Это такой ужас… непередаваемый ужас.

Ох, эти дремлющие неугомонные силы! Кто запер вас в этой человеческой оболочке? Зачем? И как же так получилось?

Н-да… как тяжко порой понять самого себя.

А ведь мне точно помнится, какую радость я испытал, едва увидел своих малышей. Такой радости у меня не было никогда. Да, никогда!

И ещё гордость. Безумную гордость…

В горле тогда застрял ком. Он душил меня, изнутри рвались необычные чувства… Наверное, любви, желания согреть, охранять… беречь…

Эх! Что же поменялось? Откуда этот странный страх? Неужто из-за ответственности? Или боязни оказаться своеобразным слабаком?

Глупо… очень глупо так думать.

Однако, мне следует согласиться, что мы со Стояной после появления детей сильно изменились. Как всякая женщина, она стала… стала… стала… уверенней, что ли… спокойнее… Материнство безусловно влияет на характер человека.

А я? Что же я? Неужто не могу быть настоящим отцом?

Постоянное напряжение, желание… сбежать…

Ох! Стыдно, но это так. Мне легче пойти с рогатиной на медведя, чем высидеть дома… И меж тем, я не могу бросить ни жену, ни детей. А странная энергия внутри требует выхода…

Наверное, поэтому я согласился на предложение Жуги. Словно тем оправдываю свой «побег»…

От подобных мыслей на душе стало скверно. Я давно уже должен был поговорить со Стояной, и всё не мог собраться духом. А вот сегодня придётся.

Дома пахло молоком. Я переступил порог и огляделся, будто попал сюда впервые.

Стояна словно что-то чувствовала. Но при этом она избегала смотреть мне в глаза. Догадывалась, видно… Предстоящий разговор её смущал, и это было настолько заметно, что я решил идти прямо и рассказал про моё видение нашего будущего, про поездку в Новоград, про срочные дела в Темноводье.