Хотя… хотя вру! То, что со мной происходило, можно было описать. По своему, конечно, но всё же можно.

Такое ощущение, что до сего момента я как бы находился внутри некого глиняного сосуда. Глухие стены, ограниченное пространство… как результат — и ограниченные возможности. Сверху в жерло неуклонно затекает вода. И чтобы не утонуть в ней, мне приходиться постоянно поддерживать себя на плаву. Но, в конце концов, наступает такой период, когда волей-неволей, ты оказываешься наверху… То бишь выбираешься из этого самого сосуда. И теперь твои возможности становятся гораздо шире.

Вот и со мной, а вернее с моим сознанием, происходило нечто подобное. С одной стороны это было несколько удивительно, даже захватывающе. А с другой, более трезвая частичка меня, принимала сие, как должное.

— Все в этой жизни проходят обязательный ряд… этапов, — уверенно рассказывал Фродди. — В иные моменты мы просто не в состоянии понять происходящее. То, что разумно для взрослого, совсем не понятно ребёнку.

— Разве я ребёнок?

— Ты большой… глупенький паренёк. Даже не смотря на то, что в этой жизни тебе пришлось многое повидать… ты всё одно остался ребёнком. А сейчас пришёл период «взросления».

— Что это значит?

— Надо принимать ответственные решения…

Мы, молча, стояли друг напротив друга. Я взял Стояну за плечи и пытался заглянуть ей в глаза.

— Послушай, — зашептали мои губы. — Послушай, Стоянушка, я…

— Хозяин! — зашептались Вороны.

Что? Какого хрена? — я резко остановился и оглянулся.

Нордхейм. Кривая тропа.

— Хозяин, — звали меня Вороны. — Там, за поворотом — ледовик.

— Сам чую, — резко оборвал я.

Действительно чувствовал. Не знаю, конечно, как, но чувствовал. За поворотом был элементаль. Ледовик.

Мой ум сейчас был настолько ясен, что я вдруг понял, насколько чужд сам себе. Это внезапное пробуждение чего-то… чего-то «иного», скрытого внутри меня… Оно неожиданно взволновало, да так, что я впал в ступор.

— Хозяин! Хозяин! — испугано покрикивали Вороны. — Ты чего пялишься? Он сейчас развернётся и заметит тебя! Доставай рог Восставших.

Тут я сообразил, что вовсе не стоял на месте, а продолжал неуклонно двигаться к повороту на тропе. Причём приблизился настолько, что уже видел правый бок ледовика. Тот пока ещё стоял спиной ко мне, неподвижно, словно эльфийская статуя. Исполинская человекоподобная фигура, над головой которой кружило слабое облачко тумана. Длинные кривые ручища, достающие чуть ли не до земли. Ноги, будто толстенные столбы, подпирающие ледяную глыбу его тела.

Это чудовище охраняло узкий проход, и обойти его не было никакой возможности.

А я по-прежнему шёл… Будто ноги были не моими. Да и вообще всё тело. А разум, разбившийся надвое, смотрел на это всё как-то двояко.

Страха не было. Одна моя частичка, которую охватил тот самый ступор, была будто наблюдателем. Она словно и не участвовала в процессе. А вот вторая — чужая… «пробудившаяся»… вылезшая из «горловины сосуда» завладела всем моим естеством.

А, может, я и сам ей хотел отдаться? Так ведь легче, когда право решения передаёшь кому-то другому.

Та уверенность, источавшаяся из второй «частички» моего я, была сродни даже кровожадности. Мне сразу подумалось, что вот, наверное, и оно — то «чудовище», о котором когда-то рассказывала Чернава. Сколько же их во мне живёт?

Тут в лицо ударил сильный морозный порыв ветра. Я лишь на секунду зажмурился, птіаясь вспомнить…

Пахло весной… Хотя до неё ещё было очень и очень долго, но я был абсолютно уверен, что сейчас пахло именно весной. Такой вечер… по-другому просто не может быть… Меня охватила железная уверенность, а усталость тут же сняло, как рукой. На душе стало легче от самой только мысли о том, что зима уходит. Почему-то она мне стала неприятна. Эти пустынные улочки, кое-где горят светильники, меж крыш шуршит ветерок — тоска…

Над домами мелькнула тёмная тень крупной птицы. Наверное, сова. Их тут много шастает. Я чуть замешкался, отчего споткнулся и едва не растянулся на земле.

«Под ноги надо смотреть», — буркнул сам себе и отряхнулся.

Успел-таки выпачкать колено на штанах.

Надо сказать, что мне пришлось сменить акетон да кожаные порты на более простую неброскую одежду. Шерстяная рубаха с длинным рукавом и длинной же полой, почти до колен. Штаны на выпуск, перевязанные у голени. Обувка тоже простенькая из недубленной кожи мехом наружу. В общем, со стороны ничто не выдавало моего прошлого. Обычный труженик, которых сейчас немало понаехало на Корабельный Столб.

Оружия я тоже не носил. Исключение всё же было — гибберлингский нож, Законник, который мне преподнесли ещё в Гравстейне.

Мы со Стояной поселились в западной части города на Пивной дороге — одной из старейших улочек Сккьёрфборха, славной тем, что однажды известный в среде выпивох Трюггви Бездомный в непонятном порыве своей «широкой» пропойской души, хорошенько «удобрил» землю тремя бочками крепкого эля.

Никто из людей и из эльфов в этот район не забредал. Даже случайно. Во-первых, не все части города были свободны для перемещения среди чужеземцев. Скажем так, их присутствие в Сккьёрфборхе больше терпели, указав особые места для проживания. А во-вторых, таково было распоряжение Старейшины Фродди. Так он пытался сдержать своё обещание, касательное нашей со Стояной безопасности.

Вечерний город потрясал своей безлюдностью. Многие сейчас были на озере, где занимались зимним ловом. Другая часть валила лес на юго-западе. Отрядам ратников приказали перебраться севернее поближе к Острому гребню, где они разбили лагерь.

Я возвращался с хутора Гутерби, где несколько дней к ряду помогал хозяевам ладить обвалившуюся из-за снегопадов крышу хлева.

Кстати там находилось пока ещё единственное на Корабельном Столбе место, где предпринимались попытки разводить сиверийских яков. Было даже непривычно глядеть, как коротконогие гибберлинги скачут вокруг этих огромных животных. А те, не смотря на свой упрямый нрав, довольно миролюбиво глядели на потуги новых хозяев.

— Бор? — послышалось восклицание позади меня.

Я резко остановился и обернулся. Голос Чернавы трудно было спутать с чьим-то другим. Женщина-паладин вышла из какой-то кривой улочки, укутанная в длинную шубу из тёмного меха.

— Да, это я.

В вечерних сумерках все выглядели смутно.

— Вот не думала…

Чернава осеклась. Мне показалось, что даже намеренно. Мы приблизились друг к другу.

— Не думали, что увидите меня живым?

— Почему вы так спрашиваете? — удивилась паладин. — Я полагала, что вы опять отбыли на один из местных островов.

Я, молча, оглядел женщину перед собой. А есть в ней что-то… приятагательное. Эка вон как сердечко-то забилось!

Интересно, чего же Чернава до сих пор делает на Корабельном Столбе?

— За что же такое вас сослали в эдакую даль? — спросил я у неё. — Неужто бороться с язычниками?

— Почему сразу сослали? — обиженно отвечала та. — А если это моё собственное желание? И отчего сразу «бороться»? Налаживать связи…

— Ну да, ну да… Мне так и подумалось, — я тут же вспомнил весеннее состязание бардов на Ворейнги-фры и чуть переиначил один запомнившийся отрывок:

Мою иронию Чернава спокойно проглотила.

— Вы сегодня веселы, господин Бор.

— Есть немного. Когда работа спорится, то и в жизни всё ладится. А у вас как? Всё выходит?

Чернава сжала губы и чуть нахмурилась.

— Вы, вижу, вовсе вжились в быт гибберлингов, — заметила она. — Это редкость в наше время.

— Всё думаете перетянуть меня на свою сторону? — съязвил я.

— Нет, мы оставили это.