— Даже в этом случае, — решительно ответил профессор. — Он ведь должен подавать пример остальным гражданам. Когда страна переживает тяжелые дни, по-моему, никто не имеет морального права на какие-либо излишества и роскошь. Разве это несправедливо?
— Моя совесть чиста, мне незачем беспокоиться. Но почему это человек не волен жить так, как ему хочется и как он того заслуживает? — раздраженно спросил сенатор.
— А что вы предлагаете, доктор? — поинтересовался, в свою очередь, судья Пилато.
— Нужно, чтобы страна раскрыла глаза на то, что творится наверху, и знала, что происходит внизу. Быть только хорошим специалистом и в совершенстве знать свое дело теперь недостаточно. Необходимо глубокое понимание моральных устоев общества, своего долга перед ближними. Одним словом, надо научиться быть человеком и настоящим патриотом.
— Религия, — воскликнул вдохновенно епископ, — религия — вот что нужно сейчас стране. Наше общество погрязло в материализме. Как вы считаете, доктор, следует преподавать закон божий в учебных заведениях? — Епископ совершенно явно намекал на Университет Свободы, где этот предмет был исключен из программы.
— Первое, чему научился человек, — спокойно отвечал доктор Сабио, — страху перед богом. Человек испокон веков привык преклоняться перед всем непонятным и еще непознанным. Но пришло время — и наука стала быстро осваивать природу. Теперь уже кажется, что не существует тайны, в которую не сумел бы проникнуть пытливый ум человека. И теперь человек озабочен не столько тем, чтобы обеспечить себе благополучие в загробной жизни, сколько тем, чтобы обрести счастье при жизни. Отсюда — снижение интереса к религии, упадок веры. Но осталась христианская мораль, этика, дошедшие до нас со времен великих пророков всех религий. Ее мы и изучаем, хотя у нас церковь отделена от государства. А обязательное введение закона божьего противоречит, насколько я себе представляю, законам нашей страны. Христианская мораль и непосредственные нужды народа, страны в целом в наше время тесно связаны друг с другом.
— Хотя и не могу во всем согласиться с вашими доводами, — подытожил спор епископ, — но должен признаться, что некоторые из них разделяю полностью. Наука ограничена в своем познании человека, и лишь господь бог всемогущ. По моему мнению, ограниченные возможности науки должны дополняться верой. Или, следуя Фоме Аквинскому, мы должны признать, что истина едина, и тогда истина научная и истина религиозная должны соединиться.
Епископ повернулся всем корпусом в сторону своего оппонента и неожиданно в упор спросил:
— А позвольте поинтересоваться, доктор, какого вы вероисповедания?
Все взгляды тотчас устремились на профессора: интересно, удастся ли ему увернуться от удара. Но доктор Сабио не растерялся.
— Вероисповедание — это тайна совести каждого человека. Но если уж вы так настаиваете, монсеньер, то извольте, я отвечу: моя вера — истина.
— Истина есть бог, — изрек епископ. — Бог — единственный наш путь, он есть жизнь… Буду рад как-нибудь побеседовать с вами более обстоятельно.
— Благодарю вас, монсеньер. Сочту за честь навестить вас, как только выдастся время. Однако примирение между истиной и религией невозможно…
Губернатор Добладо нутром ощутил потребность вмешаться и пригласил гостей снова к круглому столу.
— Было бы неплохо продолжить наше сражение, — обрадовался генерал, которому давно не терпелось возобновить игру в надежде хотя бы немного отыграться. — А вы, доктор, играете в покер?
— Очень редко, да и игрок я никудышный, — честно признался доктор Сабио.
— Доктор пришел сюда совсем по другому делу, — поспешил ему на выручку губернатор. — Он предлагает обсудить вопрос о приобретении Университетом одной асьенды в нашей провинции.
Монтеро пристально посмотрел на губернатора.
— Какой асьенды?
— Вот как раз перед вами и владелец этой асьенды, — вместо ответа Оскар представил доктору Сабио дона Сегундо Монтеро.
— Да, мне действительно нужно с вами переговорить, — подтвердил доктор Сабио, — но, очевидно, лучше сделать это в более подходящей обстановке.
Монтеро не осталось ничего другого, как согласиться. И доктор Сабио откланялся. Компания возобновила прерванную игру.
Глава двадцать восьмая
В кабинете заведующего отделом новостей газеты «Кампилан» зазвонил телефон. Андрес снял трубку.
— Алло, Санти, это ты? Что-нибудь новое записал? Причины?.. Не слышу. Нечем было кормить… Отец в тюрьме… Не помогли. Имя? Возраст? Записал. Постарайся выяснить детали. Еще жива? В больнице? Позвони, как только что-нибудь узнаешь.
Андрес кончил просматривать материалы для первой полосы, когда к нему подошел Магат с номером вечерней газеты в руках.
— Что нового, Энди, с разоблачениями «Комитета голубой ленты»? Есть какие-нибудь подробности?
— Иману удалось проинтервьюировать непосредственных виновников скандала — секретарей департаментов и женщину, привлеченную по этому делу. А кроме того, я послал репортера к председателю следственной комиссии…
Речь шла о взятках, которые брали два члена кабинета у крупных подрядчиков. Дело, в общем, весьма тривиальное, хотя сами взятки выглядели несколько необычно: один получил рыбный промысел, а другой — земельные участки и доходные дома в Багио, летней резиденции правительства. Женщина проходила по делу как соучастница и посредница. Жена высокопоставленного чиновника, она содержала целый штат помощниц, именовавшийся «Кухонным кабинетом», члены которого постоянно курсировали между Манилой, Гонконгом, Токио, Бангкоком и Сингапуром, осуществляя крупные контрабандные операции.
— Мы должны сорвать с них личину благочестия, показать, что они не кто иные, как волки, нарядившиеся в овечьи шкуры. Надо открыть глаза всем равнодушным и благодушествующим. Еще Джефферсон сказал, что на каждое плохое правительство нужна одна хорошая газета. В трудные времена такая газета становится единственным оплотом правды и справедливости. — В глазах Магата зажглись злые огоньки. — Даже Наполеон опасался боевой газеты больше, чем тысячи штыков. Ведь одна-единственная передовица способна нанести урон более значительный, чем разрушения от разрыва фугасной бомбы.
— Да, но при этом не следует забывать, что наша задача не только сокрушить и изобличить всех и вся. Мы обязаны поддерживать все передовое, содействовать прогрессу. Этим и отличается, по-моему, военное оружие от идейного, — возразил Андрес.
Снова зазвонил телефон. Андрес узнал голос Санти.
— Что нового? Она умерла… Спасибо, что быстро позвонил. Пока.
Посыльный принес Андресу последний пресс-релиз с фотографией и подписью.
— Вот это как нельзя более кстати, — обрадовался Андрес. — Взгляни-ка, Магат. «Мисс Филиппины» довоенного времени, а ныне госпожа Гордо, супруга банкира, по случаю своего дня рождения устраивает в отеле «Манила» прием на тысячу человек. Надо, чтобы наш фотограф снял ее в разгар празднества…
— Дадим этот материал на первой полосе — «Банкет на тысячу персон». А рядом вот это — «Трое умерли от голода». И портрет несчастной женщины, убившей себя и детей.
— Нет, вы только подумайте! — кричал на ходу Иман, словно ураган, ворвавшийся в кабинет Андреса.
— В чем дело, Иман?
— Оба члена кабинета подали в суд на председателя следственной комиссии. Обвиняют его в клевете и утверждают, что собственность, которую они получили в качестве взятки, якобы приобретена их женами. И даже представили суду фотокопии купчих.
— Этого и следовало ожидать, — спокойно ответил Андрес. — А что мадам Икс?
— По совету адвоката отказывается что-либо говорить.
— Тоже естественно.
Опять зазвонил телефон. Мадам Икс словно подслушав происходивший в кабинете разговор, предупреждала: если упомянут ее имя, газету привлекут к ответственности за клевету.
— Ну а если мы просто сообщим в газете о вашем звонке и о вашей угрозе или…
Но тут на другом конце провода зазвучал голос адвоката мадам Икс: