Сгустившиеся сумерки положили конец затянувшейся беседе. Пури внесла на подносе прохладительные напитки. Все встали из-за стола и направились к выходу.

— Надо будет нам еще как-нибудь собраться и потолковать, — сказал Мандо, как будто подводя итог этому импровизированному собранию.

— Спасибо вам за науку, — от имени крестьян поблагодарил Манг Томас доктора Сабио.

На прощание Магат пообещал рассказать в газете о положении на асьенде и о том, что думают по этому поводу местные крестьяне, их союз.

— У нас единое мнение на этот счет, — поправил его Пастор.

— Да-да, конечно, — охотно согласился Магат.

Мандо, отведя Пури в сторону, сердечно поблагодарил ее за радушный прием. Прощаясь, он задержал ее руку в своей и сказал с твердой уверенностью в голосе:

— Я очень скоро вернусь и привезу вам то, что оставил мне для вас ваш двоюродный брат.

— Как вам будет угодно, — робко ответила Пури и зарделась. Глаза ее красноречиво свидетельствовали о том, что она будет его ждать, очень ждать:

По прошествии нескольких дней Мандо снова приехал на асьенду, в этот раз один. На правах знакомого он теперь не остановился у ворот, а въехал на своем джипе прямо во двор. Навстречу ему вышел радостный Пастор.

— Добрый день, Тата Пастор, — вежливо приветствовал его Мандо. И то, что он назвал его гага, должно было как нельзя лучше свидетельствовать о его искреннем расположении к этому человеку.

— Добрый день, добрый день. Что привело вас снова в наши края?

— Вот привез то, что оставил ваш племянник Энди.

Пастор засуетился, приглашая гостя в дом.

— Пури! Пури! — крикнул он. — У нас гость! — И, уже обращаясь к Мандо, стал извиняться: — Право же, мне так неловко, что заставил вас ехать в такую даль. Я сам мог бы приехать…

— О, да это сущие пустяки, — скромно ответил молодой человек, — мне все равно нужно было сюда, и к тому же у меня машина.

— Пури! — снова позвал Пастор.

— Я здесь, отец. — Девушка впорхнула в комнату. Она надела новое платье, что не ускользнуло от внимания мужчин, и слегка припудрила румяные щеки.

— Вы сегодня один, — заметила девушка, здороваясь.

— Сегодня я приехал по личному делу, — с улыбкой ответил Мандо.

— Он привез нам подарок от Андоя, — чуть торжественно пояснил Пастор.

Мандо протянул Пастору маленький сверток, а тот, не глядя, передал его Пури. Повертев сверток в руках и оглядев со всех сторон, Пури вернула его отцу.

— Вы не хотите развернуть?

Пастор осторожно, словно боясь повредить таинственную вещь, скрытую под оберткой, развернул сверток и обнаружил внутри старую, с помятыми краями картонную коробочку. Сверху в ней лежало письмо. Взяв его дрожащими руками, Пастор прочитал вслух:

Голос Пастора задрожал, когда он дочитывал последние строчки письма. Мандо взглянул на него и увидел, что он плачет. Пури тоже негромко всхлипывала.

— Где-то он теперь? Жив ли еще? — грустно вопрошал старик, понимая, что задавать такие вопросы Мандо бесполезно, потому что война давно кончилась, но не мог удержаться. Мандо молчал. И если бы Андой остался в живых, он непременно разыскал бы своего дядю.

Пастор вынул из коробочки толстую пачку банковских билетов по двадцать и десять песо со штампом «Victory». Когда Пастор принялся пересчитывать деньги, из пачки выпало небольшое колечко, покатилось по столу и со звоном упало на цементный пол. Поискав глазами, Пастор проворно нагнулся и поднял его. Бережно держа кольцо двумя пальцами, он показал его Мандо и Пури.

— Золотое кольцо, — почему-то шепотом произнес он, — да еще с бриллиантом, — и протянул его Пури.

Девушка нерешительно взяла кольцо.

— Наденьте его, — посоветовал Мандо.

Но Пури словно оцепенела, и Мандо пришлось самому надеть ей кольцо. Пури пыталась высвободить руку, ко он крепко держал запястье, пока не убедился в том, что кольцо плотно сидит на среднем пальце левой руки.

— Ну вот, в самый раз, — с удовлетворением произнес он.

Однако Пури тотчас же снова сняла кольцо.

— Я не хочу носить его, а то… станут думать, что у меня есть жених. — И, густо покраснев, она сникла в смущении.

— А у вас разве нет жениха? — вырвалось у Мандо.

— Нет, — твердо ответила Пури, и ее щеки покраснели еще больше.

Девушку явно смущал разговор на эту тему, и Мандо хотелось как можно быстрее устранить возникшую неловкость. Когда Пури возвратила кольцо отцу, тот отказался его принять, сказав:

— Оно — твое. Хочешь — носи, не хочешь — спрячь.

— Конечно, вы сами распорядитесь, как поступить с кольцом, — поддержал его Мандо.

Пастор кончил считать банкноты. Их оказалось ровно тысяча песо. Он еще раз бросил взгляд на кольцо, которое Пури в нерешительности перекладывала из руки в руку.

— Откуда у Андоя могли взяться такие деньги и это кольцо?.. Партизаны, я знаю, вели суровую жизнь в горах, а подчас и голодали, не так ли? — В глазах старика на минуту мелькнуло сомнение.

— Ну, когда стали прибывать американские подводные лодки, жизнь полегчала! — пояснил Мандо. — Эти вот банкноты со штампом «Victory» американцы привезли в качестве аванса партизанам за их службу. Что же касается кольца, то Энди получил его в дар от одной семьи, которую ему удалось спасти от преследований японцев.

— Ах, вот оно что. — Взор Пастора снова просветлел, на устах Пури заиграла улыбка. — А сколько может стоить такое кольцо?

— Энди вроде бы говорил, что тем, кто его подарил, оно стоило довольно дорого, тысячи три песо…

— Бог ты мой! Да это же целое состояние! — воскликнул Пастор.

— Тогда и вовсе я не стану его носить, — заявила Пури.

— Ну почему же? — с отчаянием в голосе спросил Мандо.

— В деревне все начнут говорить, что я хвастаюсь. Вы же знаете, как тут любят судачить.

— И к тому же, если хочешь, чтоб тебя не обокрали, лучше никому ничего не показывать. — В Пасторе взяла верх житейская мудрость.

— Руки деревенской девушки приспособлены для черной работы, а не для того, чтобы носить драгоценности, — сурово проговорила Пури.

— А по-моему, наоборот: руки, которые столько работают, достойны самых дорогих украшений, — возразил Мандо.

— Достойны прежде всего хороших денег, — добавил от себя Пастор.

Они уговорили Пури хранить это кольцо как память о своем двоюродном брате, независимо от того, жив он или пропал без вести.

Пастора не покидала тревога о племяннике, и он уже не раз задавал Мандо один и тот же вопрос:

— Что могло с ним случиться? Неужели вам никогда не приходилось о нем что-нибудь слышать после той встречи?

— Мне почему-то кажется, что Энди жив, — уверенно ответил Мандо, стараясь заразить своим оптимизмом и старика, — хотя с тех пор мы больше не встречались, и никаких известий о нем я не получал. Может, он вступил в американскую армию после освобождения… Я бы не удивился, если бы узнал, что его, как и многих других партизан, послали после войны в Америку на выучку.

— Надо уповать на господа, пусть будет он милостив к нашему мальчику.

Разговор незаметно перешел на другую тему, и Мандо, улучив момент, сообщил старику и его дочери, что в самом скором времени, может быть, даже на будущей неделе, едет за границу по делам газеты.