Через два дня Мандо и Магат прибыли в Багио и поселились в «Пайнз Хотел». Двое суток почти без перерыва длилась конференция редакторов национальных газет, съехавшихся сюда со всей страны. Гостиницу, ресторан, бар наводнили журналисты. Такого скопища представителей газетной братии не знала еще великосветская столица. Мандо и Магат представили на обсуждение проект филиппинизации средств массовой информации в стране, включая прессу, радио и телевидение. В случае его одобрения проект должен быть передан для утверждения в Конгресс.

Проект не привлек к себе того интереса, на который рассчитывали Мандо и Магат — ни борьба за права трудящихся, ни достоверность-информации, за которые они так горячо ратовали, не встретили сочувствия собравшихся на конференцию. Казалось, никто даже не заметил того, в каком безысходном положении оказались игороты[75], которых согнали с насиженных мест только потому, что люди со средствами пожелали строить виллы на этой благодатной земле. И все эти бесчинства совершаются под видом прогресса и цивилизации… Обескураженные и подавленные, Мандо и Магат поднялись к себе в номер. Не успел Мандо принять душ и переодеться, как позвонила Долли.

— Ты обедаешь у нас, — тоном, не допускающим возражений, заявила она.

— Я приглашен один?

— Да, папа хочет с тобой поговорить.

— Только-то?

— И я хочу, чтобы ты был рядом со мной, — нежно проворковала она в трубку.

Долли никак не могла четко определить свое отношение к Мандо. Кто же он ей? Любовник, жених или просто знакомый? За все время знакомства у них никогда не заходил разговор на эту тему. Поэтому она была не вправе предъявить ему какие-либо претензии, у него тоже весьма щекотливое положение. Одно она сознавала совершенно отчетливо — ей нужна та чистая дружба, которая завязалась между ними в Париже. Она прекрасно сознавала, что уступила ему тогда в Париже не только потому, что ей надоели ухаживания иностранцев, прекрасно знавших к тому же о ее баснословном богатстве. Мандо резко выделялся на фоне окружавших ее мужчин не только образованностью и умом, но также обаятельными манерами и умением сохранять достоинство в любой ситуации. Все эти качества Мандо весьма импонировали Долли, тем более что он был ее соотечественником.

Теперь, когда Мандо приехал в, Багио и был где-то совсем рядом, Долли надеялась, что ей удастся вернуть прошлое, хотя бы на короткий миг, удастся утолить любовный голод, неистребимую жажду наслаждений. Кроме того, она рассчитывала избавиться от злополучного Понга. Итак, Долли с нетерпением ждала встречи с Мандо.

Однако не одна Долли ждала с ним встречи. Тщательно готовился к ней и дон Сегундо. Он собрал о Мандо всю доступную ему информацию и, изучив ее, пришел к выводу, что некоторые черты в этом молодом человеке явно ему импонируют, например, его исключительная честность и принципиальность, хотя он никак не мог взять в толк, зачем Мандо с его богатством и возможностями понадобилось заделаться каким-то «радикалом». Его предупредили, чтобы он не обольщался насчет мягкости манер и кажущейся доброты и покладистости молодого человека. Но дон Сегундо утешался уже тем, что Мандо, по крайней мере, принял приглашение на обед. «А там…»

И отец и дочь испытывали, пожалуй, одинаковое волнение, готовясь к встрече с этим человеком.

Мандо улыбнулся, представив себе, как через несколько минут он увидится с Долли. Ее дом и сердце вновь открыты для него. В радостном настроении он спустился вниз и в холле гостиницы столкнулся с Магатом.

— Еще один вечер в Париже! — с лукавой усмешкой изрек тот, узнав, к кому он собрался на обед.

Изобразив недоумение на лице, Мандо игнорировал прозрачный намек друга, ему не хотелось оправдываться.

Долли встретила его в дверях их роскошного бунгало и, ущипнув за руку, игриво проговорила:

— Хорошо, что выбрал время нас навестить. Ты еще не забыл, как я выгляжу?

— Давай не будем упрекать друг друга, Дол.

Долли провела Мандо в гостиную, где в глубоком кресле сидел дон Сегундо.

— Папа, вот и Мандо, — ласково сказала Долли.

Дон Сегундо поднялся и пожал гостю руку. Вслед за этим в комнату вплыла донья Хулия и церемонно приветствовала Мандо.

— Когда вы приехали в Багио? — осведомился хозяин.

— Сегодня в полдень.

— И надолго намерены здесь задержаться?

— Завтра начинается конференция. Она продлится дня два. Сегодня у нас пятница. Значит, уеду, наверное, в понедельник.

— Вы, очевидно, очень спешите?

— Да. Весьма нежелательно надолго покидать редакцию. Сейчас мы открываем новую типографию, скоро начнет работать наша радиостанция — в общем, забот хватает.

— А-а…

— Я надеюсь, ваша семья почтит присутствием торжественное открытие.

— Ну, если вы предупредите заранее, то, во всяком случае, я непременно буду.

Донья Хулия пригласила всех в столовую. Стол был накрыт на четверых.

— У вас здесь все навевает тишину и спокойствие, — заметил Мандо.

— Ну, не совсем так, — включилась в разговор хозяйка. — У нас постоянно в гостях Понг Туа-сон. — При этом она бросила беспокойный взгляд на дочь. — Не далее как вчера были губернатор Добладо, генерал Байонета, сенатор Ботин. У Долли всегда гости.

— Мама, но я ведь часто отказываюсь принимать кого бы то ни было. Мы здесь для того, чтобы отдыхать. Правда, папа? — быстро откликнулась Долли.

— Что касается Багио, то это не вполне удачное место для отдыха, — ответил дон Сегундо. — В этот сезон и не разберешь, где ты, в Маниле или в Багио. Здесь тебе и правительство, и все коммерсанты, и все высшее общество. Где тут отдохнуть!

— К тому же цены здесь раза в два выше, нежели в Маниле, — не преминула вставить донья Хулия.

— Тут всегда было так, — откликнулся дон Сегундо. — Зато в это время года здесь есть все. А на такую массу народа, какая собирается в Багио, не напасешься. В Багио все предусмотрено для небольшой группы избранных гостей, а тут столпотворение какое-то. Недавно даже приезжали на экскурсию продавцы и продавщицы из манильских магазинов — несколько полных автобусов. Так они бумагой и пакетиками из-под еды замусорили весь Бернхам-парк. Если пускать сюда всяких бездельников, которые будут мусорить, то скоро придется отсюда бежать без оглядки. Люди ведут себя тут так же отвратительно, как и в Маниле.

Мандо промолчал, решив не затевать дискуссию по поводу того, кто может, а кто не может отдыхать в Багио. От Монтеро он и не ожидал ничего другого. После обеда все чинно перешли снова в гостиную. Дон Сегундо распечатал коробку сигар, а Мандо с Долли закурили сигареты. Донья Хулия задержалась на некоторое время в столовой, отдавая распоряжения слугам, а потом удалилась к себе. Долли улучила момент и незаметно выскользнула из гостиной.

— Я тут недавно прочитал в вашей газете заметку о событиях на моей асьенде, — начал Монтеро, как только они остались вдвоем.

— Все новости, которые публикуются в «Кампилане», получены из достоверных источников: от наших собственных корреспондентов.

— Но никто не свободен от предубежденности, это относится также и к корреспондентам, — заметил дон Сегундо.

— Я думаю, нас в этом трудно обвинить. Единственно, чего мы хот, им, это — правдивого освещения событий. Мы беспристрастны в своих суждениях. Наш единственный союзник — истина.

— Вам никогда не приходило в голову, господин Пларидель, что сама истина многолика и что справедливость — понятие отнюдь не однозначное? Что справедливо по отношению к одному, несправедливо по отношению к другому. О какой же истине у нас наиболее определенное представление, позвольте вас спросить?

— Что касается событий на вашей асьенде, то тут много такого, о чем можно говорить с полной определенностью. Во-первых, пожар устроили не те люди, которых в этом обвиняют; во-вторых, их арест и содержание под стражей являются вопиющим нарушением закона; в-третьих, при ваших методах управления асьендой, а также методах ваших доверенных лиц ни о каком мире и порядке там не может быть и речи.