Так завершался каждый визит Монтеро и полковника в какое-нибудь из ночных заведений. Друзья ни в чем не знали отказа. Хозяева не смели им перечить, а в лексиконе окружавших их женщин слова «нет» не было и в помине. Ибо не дай бог чем-нибудь рассердить всемогущего японца или его друга: «дело» могли попросту прикрыть. Все знали, помимо того, с какой стороны хлеб намазан маслом…

Полковнику Мото, однако, наскучили продажные ресторанные девицы. К его услугам появилась хорошенькая секретарша. Японский офицер познакомился с Лилибет через Долли Монтеро, пригласившую свою подругу на один из приемов. Лилибет была метиской: отец — американец, мать — филиппинка из Самбоанги. До войны Лилибет училась имеете с Долли в школе. Белокожая, цветущая, она была падка на развлечения. Перед самой войной у Лилибет возник бурный роман с молодым американским летчиком, только что появившимся в Маниле, из-за чего ей и пришлось бросить учебу. Последующие события их разлучили. Летчик отправился на Батаан, а Лилибет осталась в Пасае.

Осведомившись о занятиях Лилибет в настоящее время, полковник Мото предложил ей место личной секретарши. Метиска не заставила себя долго упрашивать. Она призналась, что ей уже порядком осточертело целыми днями сидеть одной дома. К тому же от американца не было никаких известий, и надежда когда-нибудь снова увидеть его живым окончательно покинула ее. Полковник полагал, что убил сразу двух зайцев. Во-первых, он нанес удар по врагу, поскольку она была женой американца, воевавшего на Батаане, а во-вторых, у него появилась красивая секретарша, готовая к его услугам в любое время дня и ночи. Если Лилибет поначалу этого и не понимала, то рано или поздно ей предстояло это уразуметь и тогда уж полагаться только на милость божью.

Полковник не тратил времени на догадки. Предчувствия его не обманули. Как-то вечером он попросил секретаршу задержаться, чтобы закончить срочную работу. Когда полковник отпустил посетителей, он и в самом деле принялся диктовать Лилибет письма, оказавшиеся не такими уж срочными. Закончив работу, они вместе поужинали, а потом отправились в маленький ночной клуб, где полковник бывал лишь изредка. В полночь Мото привез Лилибет к ней домой, в Пасай. Она хватила лишнего и совсем не держалась на ногах.

Полковник Мото достиг своей «цели» гораздо скорее, нежели генерал Хомма[32] на Батаане. Японский донжуан не без основания находил Лилибет привлекательней любой из ресторанных девиц и светских красавиц, легкомысленно ввергших ему свою красоту.

Однажды в кабинете полковника зазвонил телефон. Сняв трубку, он услыхал на другом конце провода голос Долли.

— Для меня не секрет, куда закатилось наше солнышко, — съязвила она.

— Я очень занят, — объяснил он.

— Конечно, ты очень занят Лилибет. — В голосе Долли ему послышалась ревность.

В тот вечер Лилибет ушла рано и одна. Еще до наступления сумерек автомобиль полковника мчался к особняку Монтеро.

Долли встретила гостя радостная. Она была в полупрозрачном пеньюаре и прямо-таки благоухала духами. Мото поинтересовался, дома ли дои Сегундо и донья Хулия.

— Они уехали в горы сегодня утром, — сообщила девушка. — В доме никого не осталось, кроме меня и моей горничной, они взяли с собой даже двух слуг.

— А почему ты осталась? — полюбопытствовал полковник.

— Я сказала, что приеду позже вместе с тобой. — Долли пристально посмотрела на японского офицера.

— Ах, вот как.

— Разве ты не хочешь, чтобы я повезла тебя в Багио? Ах да. Ты тогда не сможешь провести уикэнд с Лилибет.

Полковник Мото лишь улыбнулся, ущипнул Долли за щечку и направился в свою комнату.

— Я только быстренько приму ванну.

Через десять минут Долли внесла в комнату Мото поднос с легкой закуской. Посвежевший после ванны полковник сидел в ярком кимоно.

— Почему ты все время напоминаешь мне о Лилибет? — спросил он, отведав закуски.

— Она ведь сообщает мне обо всем, что происходит между вами.

— А ты ревнуешь? — бесстрастно спросил полковник.

— Какое я имею на это право, — уклончиво ответила Долли. — Ведь мы же с тобой не…

Полковник проворно поднялся, положил руки на плечи вспыхнувшей румянцем девушки и посмотрел — ей прямо в глаза.

— Долли, не сравнивай себя с Лилибет. Я слишком высоко ценю тебя. Твой образ навсегда останется в моем сердце. Я собираюсь просить твоей руки, как только закончится эта война…

Вместо ответа Долли склонила голову на грудь молодому офицеру. Он любовно погладил ее волосы, прикоснулся к груди. Медленно поднял лицо девушки, запечатлел на ее губах долгий страстный поцелуй.

Мото заключил Долли в объятья. Девушке, он видел, нравилось быть его послушной пленницей… Казалось, нет такой силы, которая бы смогла оторвать друг от друга любовников, задохнувшихся в неистовом поцелуе.

Словно зачарованные, не произнося ни слова, приблизились они к постели полковника Мото и сели на край. Его пальцы продолжали гладить грудь девушки, он стал медленно опускать ее на кровать…

— Подожди, может войти моя горничная, — спохватилась Долли. — Я запру дверь.

Когда она вернулась, полковник был уже без кимоно, в одних трусах. Девушка залюбовалась мускулистым телом японца. Ее охватило острое желание, она не сопротивлялась. Ей казалось, что страсть, подобно хмелю, разливается по всему телу.

С трудом оторвав свои губы от губ полковника, она тихо спросила:

— Ты меня действительно любишь?

— Да. Только тебя и никого больше.

— И даже в Токио у тебя никого нет?

— Никого.

Долли крепко обняла японца. Мото опытными движениями освободил Долли от одежды. Девушка не почувствовала никакого смущения, представ перед взором сузившихся до щелочек глаз полковника во всем великолепии своей наготы. Блестевшая белой кожей грудь вздымалась, словно бруствер, который еще не переступил враг.

После того как полковник насладился редкостной красотой Долли, она вздохнула:

— Ты — самый первый…

— Со мной ты будешь счастлива, Долли.

— Пускай это… это будет наш медовый месяц.

— Сейчас, и в Багио, и потом.

Они смолкли. Через час, когда горничная постучала в дверь, любовники спали глубоким сном. Голова Долли покоилась на правой руке Мото, а его левая рука прикрыла лоб девушки, как бы защищая ее лицо от света лампы. Постучав несколько раз, чтобы спросить, куда подавать ужин, служанка ушла, так и не получив ответа, неодобрительно покачав головой.

— Ишь, будто померли там от радости, — бурчала она себе под нос.

На следующее утро полковник Мото и Долли умчались на автомобиле вслед за супругами Монтеро в курортный городок Багио, дышащий спасительной прохладой. Медовый месяц продолжался…

Вплоть до того вечера, когда полковник пришел прощаться, и в его памяти, и в памяти Долли и супругов Монтеро не стерлась та череда счастливых событий, которые сменяли друг друга все это время.

Полковник еще раз побывал в своей комнате вместе с Долли. Они вспомнили счастливые мгновения, которые пережили здесь.

— Я уезжаю, но оставляю тебе свое сердце, — прошептал полковник.

— А здесь ты увезешь мою любовь, — ответила Долли, указав на золотой медальон с ее портретом, висевший на шее ее возлюбленного.

На закате, еще до наступления темноты, полковник Мото и его адъютант покидали дом, который им уже не суждено было увидеть вновь. Долли плакала, глядя на полковника, сбегавшего по ступенькам крыльца. Для японца, не скрывавшего своего горя, это был уже не только закат солнца, но и крушение могущества некогда всесильной империи. Черные тучи, плывшие над вспененным морем, словно стремясь погасить свет, были неотъемлемой частью декорации в последнем акте войны на Филиппинах.

Несколько дней спустя семейство Монтеро получило печальное известие: полковник Мото сделал себе харакири в своем доме на авеню Дайтоа[33].

На обратном пути Мандо и его товарищи снова заночевали в хижине стариков, приютивших их, когда они направлялись в Калаяан. С наступлением утра они продолжили путь.