К сожалению, Мандо далеко не всегда окружают именно те люди, с которыми его связывает идейная близость. Так, в походах по лесным партизанским тропам, в труднопроходимых горах, в опасных поисках легендарных сокровищ Симоуна рядом с ним оказываются жадноватый крестьянский сын Карьо и деклассированный элемент, в прошлом уголовник Мартин.

Как известно, личность проявляется в конкретной исторической обстановке. Через множество сложных ситуаций проводит Амадо Эрнандес своих героев. Перипетии войны и мира позволяют ему наглядно показать позицию различных классовых групп тогдашнего филиппинского общества. Так, антиподом Мандо Плариделя он выводит дона Сегундо Монтеро, типичного представителя реакционной паразитирующей элиты на Филиппинах — богатого помещика и главу тайного синдиката контрабандистов. Под стать ему и дочь Долорес, или Долли, прожигательница жизни и отцовских денег, весьма неразборчивая в своих интимных связях.

Вокруг Монтеро вьется целая свора хищников разного масштаба, составляющая мрачную галерею типов, носящих, как правило, аллегорические имена, как и он сам (Монтеро по-испански означает «Охотник»): его преосвященство епископ Димас, виртуозно владеющий искусством покера и предпочитающий жиденькому церковному вину крепкий бренди; его партнеры-картежники — бравый генерал-делец Байонета (буквально — «Штык»), управляющий провинцией, как своей вотчиной, губернатор Добладо («Двуличный»), взяточник и развратник сенатор-крючкотвор Ботин («Сапог»), продажный судья Пилато… под стать им и управляющий имением и подручный Монтеро головорез капитан Пугот (по-тагальски — «обезглавленный»). Разоблачительная направленность романа несомненна: автор предъявляет обвинение всему классу хищников.

Многочисленными ассоциациями и реминисценциями книга Амадо Эрнандеса связана с классическими филиппинскими романами Хосе Рисаля, выдающегося представителя испаноязычной литературы страны, — дилогией «Не прикасайся ко мне» (1887) и «Флибустьеры» (1891)[2], составившей славу филиппинской литературы. Герои произведений Рисаля прошлого столетия зримо присутствуют в книге Эрнандеса. В Мандо Плариделе можно обнаружить немало черт, роднящих его с рисалевским Ибаррой-Симоуном, Тата Матьяс чем-то неуловимо напоминает Падре Флорентино, епископ Димас — отца Дамасо, Пастор и Манг Томас — Кабисанга Талеса, а Пури и Хули обе воплощают ставший уже традиционном для филиппинской литературы образ рисалевскай героини Марии-Клары. Подобно рисалевскому Ибарре, Мандо путешествует по свету, набирается знаний и опыта, серьезно готовит себя к грядущей борьбе. Отыскав сокровища Ибарры-Симоуна, он, как и Симоун, становится богатым, но, в отличие от него, решительно отдает драгоценности на благо народа. Его жизнь тоже постоянно подвергается риску, он тоже до неузнаваемости изменяет свою внешность (как и у Рисаля, элемент детектива!), но в любви он счастливее Симоуна. Впрочем, и жизнь самого Эрнандеса сложилась счастливее, нежели у Хосе Рисаля, казненного испанскими колонизаторами.

Хосе Рисаль для большинства филиппинцев — кумир, святой и даже бог. «Ноли» и «Фили», как сокращенно, любовно называют на родине его романы, давно стали настольными книгами во многих семьях. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Эрнандес обратился именно к произведениям Рисаля и связал свой роман непосредственно с «Флибустьерами». Тата Матьяс, ставший приемным отцом Мандо, знакомит молодого партизана с обстановкой в стране в годы, описываемые Рисалем, рассказывает о национально-освободительной революции 1896–1898 годов на Филиппинах, в которой он сам принимал участие. Он читает ему отрывки из романа Рисаля, чтобы пробудить в нем чувство патриотизма, ненависть к угнетателям и иноземным поработителям, воспитать дух борьбы на примере благородных и мужественных героев рисалевских романов — Ибарры, Элиаса, Кабисанга Талеса и других. И связь между этими двумя книгами, как и между двумя большими филиппинскими писателями-патриотами, — духовная, идейная. И то, что строго реалистическая манера прозаического повествования прерывается романтическими историями, а страстная публицистичность сменяется вдруг у Эрнандеса вставками детективного характера, «вина» Хосе Рисаля, а в конечном счете Александра Дюма, романы которого очень любил Рисаль и которому в какой-то степени подражал. Но, следуя Рисалю и отдавая должное традиционным для филиппинского романа на тагальском языке романтическим тенденциям, Амадо Эрнандес умело сочетает их с элементами критического реализма, выдвигая на первое место задачу социальной критики.

В «Хищных птицах» не присутствуют реальные исторические лица (разве что президент страны, да и тот безымянен), но выведенные автором типичные персонажи позволяют читателю воссоздать действительную ситуацию того времени на Филиппинах с архаичностью общественных установлений и производственных отношений, безысходной нуждой крестьян, продажностью и казнокрадством чиновников, самоуправством и беззаконием наемных помещичьих банд — всем тем, что ускорило созревание гроздьев гнева… Подобно тому как Рисаль показал страну в преддверии национально-освободительной революции 1896–1898 годов, к событиям которой нас неоднократно адресует Эрнандес, сам он обрисовал революционную ситуацию накануне кровопролитного крестьянского восстания на Филиппинах в 1948–1953 годах.

Амадо Эрнандес писал в предисловии к одной из своих книг: «Новую дорогу нельзя проторить, если не найдутся люди, способные вырубить лес». Всю свою творческую жизнь Эрнандес стремился к поискам нового. Ему было противно всякое подражание в стихах и прозе, свойственное некоторым из его соотечественников, стремление к фаворитизму, заигрывание с читателем. Он явился одним из немногих писателей, которые устояли перед характерным для филиппинской (тагальской в особенности) прозы XX века поветрием сентиментальности. Эрнандес упрекал своих собратьев литераторов в том, что они предлагают для экранизации и постановок на радио и телевидении «самые слезливые произведения». Страстность и публицистичность наряду с высокой мерой требовательности к себе составляют важную особенность творчества Эрнандеса.

Тонкая наблюдательность, злободневность тематики, доскональное знание всего, о чем он пишет, наконец, точная этнографичность, а не пресловутый «кулёр локаль» — все это придает роману Эрнандеса особую достоверность и убедительность. «Хищные птицы» — по-истине энциклопедия филиппинского народного быта и общественных нравов середины XX века. Читатель присутствует на бурных дебатах теперь уже ушедшего в прошлое Конгресса республики и на многотысячном митинге в защиту прав трудящихся на Пласа Миранда, где обычно собираются народные форумы, знакомится с жизнью филиппинской деревни и города, с партизанами-хуками, с крестьянами-бедняками и арендаторами, с нажившимися за войну нуворишами, которые станут затем определять и направлять послевоенную внутреннюю и внешнюю политику страны. Реалии быта, особенности психического склада филиппинцев, черты их бурного южного темперамента — все это позволило Эрнандесу создать исторически достоверные и запоминающиеся образы, показать психологию своих современников, сложный и нелегкий путь их внутреннего созревания.

Роман «Хищные птицы» заканчивается, как и начинается, войной: вспыхивает пламя большого крестьянского восстания. Мандо, Даной, Магат, Рубио и их сподвижники уходят в подполье, готовясь к новым боям с врагом.

В одном из своих стихотворений Амадо Эрнандес писал: