Наш национализм — это ключ, который откроет дверь нашей стране к процветанию и прогрессу. Если мы возьмем в свои руки все богатства земли и моря, то выиграем от этого в конечном счете только мы! Я хочу повторить еще раз фразу, которую не раз говаривал президент Кэсон: «Нам на Филиппинах не нужны миллионеры, нам нужно, чтобы миллионы и миллионы филиппинских семей жили в достатке». Излишне говорить, что если мы станем настоящими хозяевами нашей страны, в особенности ее экономики, тогда у нас не будет армии безработных и голодных. Мы будем жить в стране довольной и счастливой, — а это и есть плоды подлинной свободы!

Гром аплодисментов разорвал ночную тишину на площади. Отовсюду понеслись возгласы «Да здравствуют Филиппины!» и здравицы в честь Маливанага, подтверждавшие согласие выдвинуть его кандидатом на пост президента Республики.

В то время как на Пласа Миранда шел митинг, на асьенде Монтеро вспыхнул пожар. Никто не видел, как занялся огонь. С быстротою звука пламя перекинулось на амбары и склады. К несчастью, почти все взрослые мужчины уехали в Манилу на митинг. Не оказалось на месте и управляющего капитана Пугота, который, как рассказывали, под вечер тоже отправился в столицу. Оставшиеся на месте старики да женщины и немногочисленная гражданская охрана не могли справиться с огнем. Порывистый ветер вздымал пламя, а снопы искр разлетались, образуя гигантский веер. Крестьяне из дальних баррио не спешили на помощь пострадавшим, они принимали меры к спасению своих домов и посевов. Пожар бушевал на асьенде.

Час спустя после начала пожара неожиданно появился капитан Пугот с целым взводом солдат. Он призвал свою «гвардию» и потребовал доклада о случившемся. Начальник «гвардии» доложил, что огонь занялся в старом амбаре, откуда перекинулся на большой склад. Его остатки еще дымились, и капитан Пугот бросился на поиски виновных в буквальном смысле слова по горячим следам. Он был убежден, что амбар загорелся не сам собой, что тут действовал злоумышленник. У него уже давно были «нехорошие предчувствия», кричал он перед собравшимися. «Эти людишки не остановятся ни перед чем, будут безобразничать до тех пор, пока с них живьем не сдерут шкуру!» Но уж он-то всех злоумышленников в округе знает наперечет. У него и список заготовлен. И список, как оказалось, действительно существовал. Первыми в нем значились Пастор, Даной и Манг Томас. Немедля он распорядился всех их арестовать. Сержант «гвардии» осмелился указать капитану, что собственными глазами видел, как Пастор и другие еще днем уезжали в Манилу. Но это нисколько не смутило ретивого управляющего.

— Я знаю, что их не было на месте преступления. Они не дураки! По их наущению действовали другие. Но, как говорят, «спрячешь руку, голова высунется». Кто же еще мог поджечь усадьбу, кроме них?!

Он прекрасно знал, что если нет никаких доказательств, то их надо изобрести, и если он сможет это сделать, то сильные мира сего будут только рады его выдумке. Было время, когда он очень боялся электрического стула или пожизненного заключения, но после сдачи в плен американцам, а тем более после прошедшей амнистии по поводу провозглашения Филиппин суверенной республикой он снова почувствовал себя уверенно, и теперь ничто не могло его остановить. Снова, как во времена японской оккупации, у него оказались развязаны руки.

Тем временем в усадьбу вернулись солдаты и гражданская охрана, — они только что произвели обыск у Пастора, Манг Томаса и Даноя. У Пастора «конфисковали» несколько ружей, у Манг Томаса нашли компрометирующие его «документы», а во дворе у Даноя были обнаружены «вещественные доказательства» — несколько банок из-под бензина и тряпки..

— Вот улики! — заорал Пугот во всю глотку, осмотрев принесенные трофеи. — Без сомнения, пожар устроили они, это их рук дело! — Он потрясал банками и тряпками перед собравшейся толпой. — А вот это — еще похлеще! Наверняка хотели затеять беспорядки. Довести дело до кровопролития. — Он взял в руки ружье. — Как пить дать, замыслили перестрелять всех нас — меня, дона Монтеро и еще кое-кого… А это что такое? — Капитан указал, ткнув дулом ружья, на «компрометирующие документы», найденные у Манг Томаса. — Скорее всего, какие-нибудь их дьявольские планы. — В руках у него оказался напечатанный на машинке экземпляр устава сельскохозяйственного союза.

Капитан Пугот расставил вокруг асьенды Монтеро в общей сложности около ста человек, чтобы перехватить возвращавшихся из Манилы. В домах подозреваемых в поджоге он устроил засады. Всем женщинам и старикам было приказано сидеть по домам и не показываться на улице без особого на то разрешения. На рассвете часовые услышали шум приближающегося автобуса. Выскочив на дорогу, охранники с ружьями наперевес преградили путь машине. В автобусе царило веселье: мужчины оживленно беседовали, женщины пели. Никто не заметил, что автобус остановился. Но когда шоферу приказали ехать к штабу гражданской охраны, а не в деревню, все приуныли в предчувствии чего-то недоброго. У штаба всем было велено выйти из автобуса. В проеме дверей стоял, скрестив руки, капитан Пугот. Затоптав недокуренную сигарету, он коротко распорядился обыскать всех мужчин.

— Как так? На каком основании? — недоуменно спросил Пастор.

— Не прикидывайся дурачком! Будто тебе и вправду ничего не известно! — заорал на него Пугот.

— А что мне должно быть известно?

— Подожгли асьенду, устраиваете саботаж, вот что. Бандиты!

Это известие на всех подействовало ошеломляюще. Некоторые мужчины направились было к своим домам, но опять дорогу им преградили вооруженные стражники и солдаты.

— Капитан, вы что-то путаете, — отвечал ему Пастор.

— Тебе предстоит еще доказать это в суде, а пока именем закона я тебя арестую.

Крестьяне заволновались, стали громко выражать возмущение. Кое-кто затеял потасовку с охранниками, но тех поддержали солдаты. Пастор зычным голосом призвал всех к порядку.

— Спокойно, товарищи! Здесь ведь есть женщины.

— Давайте посмотрим, кто кого! — распалялся Пугот. — Если вы не уважаете закон, может быть, пуля заставит вас одуматься.

Воцарилась тишина. Управляющий распорядился отделить женщин от мужчин. Почти совсем рассвело, и тогда в свете занимающегося дня все увидели, что среди мужчин кое-кого не хватает.

— А где Даной? — разъяренным тоном спросил Пугот.

— Остался в Маниле, — отозвалась толпа.

— Он это сделал специально! Знаете ли вы, что именно в его доме нашли банки из-под керосина и тряпки, — сообщил он.

— Далеко не убежит, — с угрозой в голосе проговорил один из стражников.

Задержанных еще раз обыскали. Потом всех переписали. Конфисковали все, «что имело касательство к мятежу», — ножи, удостоверения крестьянского союза. Солнце стояло уже высоко, когда женщин под конвоем отправили домой.

— И чтоб никто не смел носу из дому показывать без моего разрешения, — напутствовал их капитан Пугот.

Уходя, Пури сказала отцу, что вернется и принесет ему поесть.

— Не надо, дочка, я не стану есть один, — твердо ответил ей Пастор.

В доме у них все было перевернуто вверх дном. Вещи разбросаны по полу, шкаф распахнут настежь. Коробочка с письмами Мандо исчезла.

Капитану казалось, что он легко выудит у Пастора и Манг Томаса нужные ему признания. Однако те упорно молчали, прекрасно понимая, что всякое неосторожное слово может быть использовано против них.

— Ну-с, так, значит, мы не хотим признаваться в том, что организовали поджог? — со злобной ухмылкой спрашивал Пугот.

— А откуда у тебя ружья, которые ты прятал в доме? — продолжал капитан, обращаясь к Пастору. — Говори, откуда они у тебя?

— В моем доме никогда не было никакого оружия, — твердо заявил Пастор.

— Вот они, эти ружья, — сказал Пугот, указывая на несколько винтовок, лежавших в ряд поперек стола. — Узнаешь, а?

— Это не мои.

— Но их нашли у тебя в доме, в твоей комнате.

— Если вы говорите, что взяли их в моем доме, значит, вы же их туда и положили, — бесстрастно отвечал Пастор. В следующий миг сильный удар в лицо чуть ли не сбил старика с ног.