Похоронили Карьо в тот же день. Молча скорбели они над могилой товарища. Также молча вытащили на берег дохлую акулу и разрубили на части. Чудовище, убившее Карьо, должно было спасти их от голода.

Весь следующий день Мандо и Мартин провели в грустных раздумьях.

Мандо скорбел о смерти Карьо — тот был искренним другом и храбрым партизаном. Физически здоровый, трудолюбивый, он отличался покладистым, сговорчивым характером, всегда готов был прийти на помощь, был чист и наивен, как большинство деревенских жителей. Мандо считал себя виновным в его гибели. Ведь это он, Мандо, затеял поиски сокровищ Симоуна.

Мандо всегда чутко прислушивался к советам Карьо и доверял ему значительно больше, чем Мартину. Хотя в характере Мартина было что-то от Карьо, он обладал способностью то ли разговорами, то ли своим поведением вселять сомнения в сердца товарищей. Он рассказывал, что неоднократно сидел в тюрьме. Но это не самое важное. Важно, как он ведет себя сейчас. Ведь, по его собственным словам, он и в партизаны-то подался, чтобы «спасти свою шкуру». Мартин, по мнению Мандо, был человеком храбрым, однако не особенно щепетильным в серьезных делах; целеустремленным, но вместе с тем абсолютно безответственным. Как известно, порой обстоятельства сводят людей очень разных, и бывают случаи, когда приходится иметь дело с непорядочным человеком. Как говорится, при оптовой закупке рыбы попадается и крупная и мелкая.

Когда погиб Карьо, Мартин, конечно, переживал утрату товарища, но не только потому, что тот был ему как-то особенно дорог, а потому, что предпочел бы увидеть мертвым Мандо. Карьо он считал себе ровней и по силе и по уму. Что же касается Мандо, то, будучи уверенным в своем физическом превосходстве, Мартин не мог не признавать умственного превосходства Мандо, хотя по части житейской смекалки и природной хитрости Мандо, возможно, ему и уступал.

Мандо всегда знал, что для Мартина пребывание в отряде является «вынужденной необходимостью», что он сделался партизаном случайно, относился с неприязнью к Мандо потому, что ощущал себя обезьяной из известной басни, на спине которой гордо восседал Мандо. Когда был жив Карьо, он как бы служил связующим звеном между ними. После его смерти оба сразу же остро ощутили эту утрату.

— Давай завтра поныряем, — робко предложил Мандо спустя два дня после гибели Карьо.

— У меня что-то нету желания: это слишком опасно, — ответил Мартин.

— Опасно только под водой, — отпарировал Мандо, — а ты ведь в лодке. Тебе-то чего бояться?

— Мне кажется, — не обращая внимания на замечание Мандо, продолжал Мартин, — что мы попусту теряем время.

— А я твердо верю в успех.

На этом разговор оборвался, и каждый погрузился в свои мысли.

После продолжительной паузы Мартин задумчиво проговорил:

— Нас теперь всего двое.

— Вот вдвоем нам и придется доделать то, что начинали втроем.

— Я хотел сказать, что теперь добычу будем делить только на двоих, — пояснил Мартин.

Мандо неопределенно кивнул.

На следующий день снова стояла хорошая погода, и снова прибрежные воды были совершенно пустынны, нигде не было видно ни одного паруса. Мандо облачился в водолазный костюм. Вдвоем они стащили с берега лодку на воду. Мартин пристегнул Мандо кислородные баллоны и, когда все было готово, отгреб, как и в тот первый злополучный день, к каменному мысу, где Мандо должен был спуститься под воду.

На сей раз, кроме копья, Мандо захватил с собой еще и нож. Едва коснувшись ногами песчаного дна, он быстро огляделся по сторонам. Мандо не испытывал страха, просто, действуя в одиночку, приходилось быть предельно осторожным.

Место, где Мандо проводил свои поиски, сплошь поросло водорослями и белыми кораллами. Мандо предположил, что выступающая над водой скала во времена Флорентино была вершиной того самого утеса, откуда он бросил сундучок с драгоценностями, но воды океана размыли ее и сгладили вершину. Он тщательно исследовал дно у основания скалы, раздвигая заросли копьем и срезая ножом кораллы. Пробыв с полчаса под водой, он дернул за веревку, и Мартин вытащил его. «Наверное, Мартин прав, — думал он, — слишком много прошло времени, может быть, полвека, а может, и целый век…»

Но, вспомнив, с какой убежденностью говорил о поисках сокровищ Тата Матьяс и о жертве, которую они уже принесли, Мандо решительно отбросил сомнения. «Сокровища должны быть здесь, — рассуждал он, — обнаруженные мною остатки лестницы и, наконец, эта скала, которая, по всей видимости, была когда-то вершиной того самого утеса, откуда Флорентино бросил в океан сундучок с драгоценностями, подтверждают, что место поисков определено верно. Не могли же золото и драгоценные камни раствориться в воде. Надо искать».

И он неутомимо продолжал обследовать дно. А Мартин, сидя на носу лодки, испытывал крайнее раздражение от бесплодных поисков и необходимости жариться на солнце.

Внезапно внимание Мандо привлек какой-то предмет красного цвета, покоившийся между каменной глыбой и кустом кораллов. Мандо тронул его ногой, но предмет не сдвинулся с места. Тогда Мандо нагнулся и обнаружил, что предмет этот — не что иное, как торчащий из песка угол большого ящика, а красный цвет придавал ему толстый слой ржавчины. В радостном волнении Мандо забыл, что находится под водой уже более часа. Стесненное дыхание и покалывание в сердце заставили Мандо подать сигнал Мартину, и тот с трудом втащил в лодку совершенно обессилевшего Мандо.

— Немного передохну и снова спущусь, — сказал он Мартину, слегка отдышавшись.

— Что за спешка?

— Мне кажется, я нашел то, что мы ищем.

— Денежки! — непроизвольно вырвалось у Мартина. Но в этом возгласе удивления было больше сомнения, нежели радости. — А может, драгоценности?

Мандо ничего не ответил.

Отдохнув, он снова спустился под воду. Солнце находилось в самом зените, однако теперь Мартин не обращал на это никакого внимания. Он даже готов был напялить на себя водолазный костюм Карьо и, пренебрегая любой опасностью, последовать за Мандо, лишь бы самому во всем убедиться. Прошло не меньше часа, прежде чем канат пришел в движение. Мартин принялся ловко вытягивать его из воды. Однако на сей раз работа требовала от него больших усилий, чем прежде. Наконец из воды показалась голова Мандо, а вскоре и он сам вскарабкался в лодку и тоже ухватился за канат.

Осторожно поставив металлический ящик на дно лодки, оба почувствовали, что основательно устали и проголодались. Не успели они перекусить, как Мартин вскочил словно ошпаренный и бросился к ящику.

— Давай откроем! Надо его немедленно открыть… А то может быть…

Ящик по форме напоминал небольшой чемодан с ручкой. От долгого пребывания в воде он покрылся ржавчиной, но отнюдь не проржавел насквозь, и вода в него не просочилась. Более того, сбоку, где была приделана ручка, еще можно было различить надпись, из которой следовало, что ящик изготовлен в Европе в начале прошлого века. А чуть пониже довольно крупными буквами было выгравировано СИМОУН.

Ключа не было, поэтому пришлось снимать крышку, а если бы и оказался у них ключ, то он все равно не пригодился бы: замочная скважина была изъедена ржавчиной. Когда очистили крышку от ржавчины, обнаружилось, что ящик сделан из стали отличного качества. Посовещавшись, Мандо и Мартин решили попытаться открыть ящик с помощью ножей. Нащупав едва заметную щель, где крышка соединялась с корпусом ящика, они осторожно просунули в нее тонкие лезвия стальных ножей и, постукивая камнем по рукоятке, постепенно вгоняли ножи внутрь ящика до тех пор, пока крышка не отскочила.

Затем они соскребли слой воска, прикрывавший содержимое ящика, и их взору предстали легендарные сокровища знаменитого ювелира из «Флибустьеров». Будто они призвали волшебника, и тот, выполняя их волю, доставил сюда в горы Сьерра-Мадре самые богатые украшения из Парижа и Лондона, Америки, Индии и Египта. Мандо и Мартин оцепенели от изумления, не смея прикоснуться ко всему этому богатству, которое можно увидеть только в сказочном сне.