С 1047 г., когда Свен Эстридсен стал королем в датской части государства своего предшественника, можно бесспорно говорить о Королевстве Дания со своей особой историей.

Представления скандинавов — жителей побережья о мире, в котором они обитали, их космология соответствовали героическому образу жизни викингов. Верхние слои их общества гордились тем, что обладали «свободой» (frelse)[3], той свободой, которая была связана с их статусом совладельцев наследуемой земли, принадлежащей роду, с аллодом — родовым имением. Существование одаля (odel)[4] приводило к возникновению неразрывной связи между родом и его землей. Только члены рода получали участки этой земли для возделывания. Род заботился о своих членах. Предводители рода решали, как его земля должна распределяться между родственниками для ее обработки. Кроме того, — и это было почти столь же важно в обществе, которому была неведома полиция, — род защищал, при необходимости с оружием в руках, своих членов и обеспечивал им покровительство на тингах[5]. Человека без рода ждала жалкая судьба — как раба, который не принадлежал ни к какому роду, являясь бесправной собственностью других. Если владельцу раба приходила в голову мысль отпустить последнего на свободу, он должен был строго в соответствии с установленными правилами принять вольноотпущенника в свой собственный род.

Природа, с которой соприкасались в своих дальних морских странствиях воинственные молодые даны, была обиталищем духов и асов (так в древнескандинавской мифологии назывались многочисленные соперничающие между собой боги). Хёвдинги и другие лица, обладавшие особыми магическими способностями, могли вступать в переговоры с этими существами из скрытого мира, который представлялся столь же реальным, как и мир видимый.

Набеги викингов, осуществлявшиеся на кораблях, прекратились в начале X в., прежде всего потому, что в Нормандии и Англии у власти находились сильные правители, обладавшие, как оказалось, военным превосходством над датчанами и норвежцами. Вследствие этого правящая верхушка северян, побывавшая в Англии и на континенте, все более склонялась к преобразованиям родного края по примеру зарубежных стран, которые представали в их сознании как весьма богатые.

Предпосылкой таких преобразований, однако, было овладение миром представлений состоятельных соседей. Сделать это можно было, усвоив прежде всего их верования. Они отличались от традиционных религиозных систем своим монотеизмом; но сказанное едва ли означает, что духи и асы должны были исчезнуть из жизни северян буквально на следующий день.

Дания в XI-XII вв.

Из многих источников Саксон собрал сведения о подвигах этих королей и особенно их вооруженных дружинников как на поле брани, так и в любовных делах. В мотивах, двигавших Саксоном, просматривается определенная ностальгия: в момент, когда на смену повествованию о мифологическом происхождении датчан приходят библейские рассказы новой религии, он стремится сделать так, чтобы самоуважение прошлых времен не было предано забвению. Увязать его многочисленные рассказы с данными археологических раскопок нет никакой возможности. Саксон всячески подчеркивает, что миролюбивый король Фроде III жил в одно время с Христом, из чего следует, что историк представляет описываемые события на протяжении более чем тысячелетнего периода.

Это может восприниматься как важное подтверждение легитимности права на трон находящегося у власти королевского рода: ведь предки короля занимали его более тысячи лет! Изложение Саксона изобилует примерами того, что отступление королевского дома от своих наследственных прав приводит к беде. Так, непростительным недостатком упавшего с коня короля Магнуса является то, что он не принадлежал к королевскому роду и был к тому же норвежцем. Рассказы Саксона, конечно же, недостоверны, однако уже то, что в тогдашнем обществе вокруг вопроса о происхождении датчан выросла столь богатая мифология, представляет самостоятельный интерес, если не сказать больше.

Может вызвать удивление, что оказалось возможным внедрить новые религиозные представления в культуру со столь развитой системой представлений о собственном происхождении. Между тем европейское христианство было в некотором роде редким явлением среди религий мира, поскольку оно создало вокруг своего монотеистического учения организацию, предполагавшую, что человеческие сообщества имеют два вида руководства — духовное и светское. Такой порядок, при котором насаждением нового вероучения занималось особое духовное руководство, называемое церковью, не делал необходимым резкий разрыв со старой идеологией светского правящего класса. Этот порядок с двойным подчинением оказался весьма эффективным в других местах. Запечатленное на камне в Еллинге заявление о том, что король Харальд обратил датчан в христианство, свидетельствует о начавшемся в X в. сближении с этой европейской политической системой; его можно понимать и так: «Мы люди современные».

Надпись на камне повествует также о том, что Харальд обеспечил себе традиционный королевский титул как в Дании, так и в Норвегии. Может быть, употребляемое им слово «даны» все еще относится ко всем, кто говорит на датском языке. Многое по-прежнему представлялось весьма зыбким в начале II тысячелетия. Датскоязычная культура еще продолжала существовать. Однако в качестве политической формы она уже испускала дух.

Около 1070 г. церковный деятель из Северной Германии Адам Бременский излагал на латыни историю архиепископов Гамбурга-Бремена. Адам задался целью показать, сколь велики были заслуги его архиепископства в распространении христианства среди языческих народов. В заключение работы Адам рассказывает о современной ему Дании, по которой автору довелось поездить, а также о беседах с королем Свеном Эстридсеном, предоставившим ценные сведения о своих родителях. Даны — один из тех народов, обращение которых в христианство архиепископский престол в Гамбурге ставил себе в заслугу. Однако миссию эту еще нельзя было считать до конца выполненной, и поэтому непосредственно добытые Адамом сведения о стране имели большое значение для его начальства. Особенно требовались изменения условий экономического обеспечения церкви. «Крещение и конфирмация, венчание у алтаря и венчание у священника — почти за все это у датчан приходится дорого платить, — пишет Адам, — и я думаю, что причина здесь заключается в жадности священников, а все потому, что этот варварский народ еще не научился отдавать церкви десятину. Именно поэтому с них взимают плату за все те церковные действия, которые следовало бы совершать бесплатно. Ведь даже за визит священника к больному и за похороны приходится платить деньги...» Позиция Адама и архиепископства ясна: оплата церковных услуг их получателями — признак варварства; добропорядочные же христиане предпочитают постоянную плату в виде десятины, то есть десятой части всего урожая, который собирают крестьяне.

Адам был вдумчивым наблюдателем, и мы осмеливаемся полагать, что его анализ положения дел в Северной Германии и в Дании отражает действительность, складывавшуюся в начале II тысячелетия. Адам не скрывает отрицательного отношения к образу жизни в областях, являвшихся объектом миссионерской деятельности архиепископства: там все еще было полно людей, склонных к грабежу и разбою.

При этом подобную деятельность вводили в рамки упорядоченной системы, когда король получал проценты со всего грабежа на Балтийском море. «Зеландия чрезвычайно богата золотом, которое накапливается населением благодаря грабительским морским походам. А морские разбойники, называющие себя викингами, платят дань королю данов за разрешение поживиться имуществом варваров, которые во множестве населяют побережье этого моря. Случается, что они злоупотребляют полученным разрешением, обращая его против жителей собственной страны».