Пастыри и их паства были также единодушны, полагая, что с помощью церковной магии можно предотвратить болезни и несчастья или же получить лучший урожай. Однако они расходились в вопросе о правомерности ее использования. Ведущие богословы считали, что использование магических средств недопустимо, ибо тем самым, по их мнению, изымался бич из рук Божьих. По официальной теологической доктрине человек должен был сам осознать свои грехи и молить Господа о милости, то есть смириться с той судьбой, какой наделил его Создатель. Тем не менее существуют явные свидетельства того, что искоренить обращение к церковной магии в повседневной жизни было неимоверно трудно. Многие священники продолжали потихоньку благословлять зерно перед посевом или же использовали воду из крестильной купели в качестве лекарства от болезней.

Если простому народу и было нелегко согласиться с богословами в вопросе о недопустимости использования церковной магии, то борьба, развернутая церковью против черной магии — использования магических сил во вред другим людям, — в общем-то им поддерживалась. В связях с дьяволом ради того, чтобы навлечь несчастья на ближних, подозревали главным образом женщин. Вполне вероятно, что людям гораздо легче было поверить в то, что в их несчастьях виноваты соседи и дьявол, нежели смириться с мыслью, что это кара Божья, постигшая их за прегрешения. Как бы там ни было, Реформация сопровождалась вспышкой «охоты на ведьм». Вскоре, однако, ей был положен конец при активном вмешательстве правительства, которое до конца XVI в. проводило довольно умеренный курс церковной политики. Не допускались очевидные отклонения от господствовавшей церковной доктрины, однако религиозная дисциплина поддерживалась без привлечения крайних средств.

В начале XVII в. положение изменилось. При поддержке правительства руководство церкви начало интенсивное преследование лиц, обвинявшихся в отклонениях от ортодоксальной лютеранской доктрины вне зависимости от того, были ли они приверженцами католицизма или кальвинизма. Одновременно усилился страх перед колдовством, и по всей стране заполыхали костры, на которых сжигали «ведьм». Семнадцатое столетие в Дании можно считать эпохой расцвета «охоты на ведьм».

Изменение религиозного курса в стране следует рассматривать на фоне обострения религиозных конфликтов на международной арене. Внутригосударственные церковные противоречия по праву считались одной из серьезнейших угроз целостности страны. К тому же и само правительство — во всяком случае, многие его члены — придерживалось религиозно-мистического мировоззрения. Волна несчастий, обрушившаяся на страну в 20-х годах XVII в., воспринималась, в соответствии с господствовавшей религиозной доктриной, как кара Божья, постигшая Данию за грехи ее граждан, или же как порча, насланная на нее людьми, заключившими союз с дьяволом. Преследование «ведьм», ужесточение законодательства в области взаимоотношений полов, увеличение числа дней покаяния стали, таким образом, неотъемлемой частью политики внутренней безопасности страны.

Кристиан III именовал себя «Король Дании и Норвегии, вендов и готов, герцог Шлезвигский, Голштинский, Стормарнский и Дитмаршенский, граф Ольденбургский и Дельменхорстский». Некоторые из этих титулов не имели реального содержания, однако в целом их совокупность правильно отражала длинный ряд владений ольденбургского дома, который позже историки называли «конгломератным государством». В его состав входили различные страны и земли, формально объединял которые лишь один-единственный фактор — фигура короля. Не существовало даже единого названия этой монархии. Следует иметь в виду, что используемый здесь термин «Ольденбургская монархия» появился значительно позже. В описываемые времена, для того чтобы назвать данное государство, либо перечисляли входившие в него части, либо всю их совокупность именовали просто Данией.

Главными составными частями данного государства являлись королевства Дания и Норвегия, а также герцогства Шлезвиг и Гольштейн. До периода Реформации они находились в сложных союзных отношениях друг с другом. Данию и Норвегию объединяли остаточные элементы Кальмарской унии, в которую чисто теоретически — и гораздо реже на практике — до 20-х годов XVI в. входила также и Швеция. Вместе с Норвегией членами унии являлись Исландия и Фарерские острова, а Дании принадлежал Готланд. Кальмарская уния была по сути персональной Унией — союзом двух (или трех) самостоятельных государств, в каждом из которых имелись свои собственные политические институты, законодательство и т. д. Шлезвиг и Гольштейн, напротив, состояли между собой в реальной унии и обладали общими политическими институтами, принципами налогообложения, вооруженными силами и, отчасти, общим законодательством. В свою очередь уния Шлезвига и Гольштейна входила в состав персональной унии и оборонительного союза с Данией (куда Норвегия не входила).

События эпохи Реформации в определенном смысле упростили данный политический расклад. Знаменитый третий параграф манифеста Кристиана III гласил, что отныне Норвегия является частью Дании наравне с Ютландией, Фюном и Зеландией. Прежде всего это означало упразднение норвежского государственного совета. Поскольку по датскому образцу из его состава исключались епископы, он становился крайне малочисленным и переставал быть государственным советом как таковым, утрачивая свою социальную основу. Полномочия его передавались датскому государственному совету. Тем самым Норвегия теряла суверенитет, и конституционная ситуация значительно упрощалась. Это имело большое значение в связи с выборами короля, ибо в Норвегии с давних пор престол передавался по наследству, и тем самым норвежское право на престолонаследие шло вразрез с правом датского государственного совета избирать короля. Таким образом, между Данией и Норвегией была установлена реальная уния наподобие той, что существовала до этого между герцогствами Шлезвиг и Гольштейн, хотя Норвегия по-прежнему продолжала пользоваться несколько большей самостоятельностью в отношениях с Данией, нежели упомянутые герцогства в отношении друг друга.

Союз между двумя основными образованиями государства — Данией-Норвегией и Шлезвигом-Гольштейном — был по-прежнему не особо тесным. Позже, в 1533 г., он был закреплен договором о создании унии, подписанным, с одной стороны, государственным советом Дании, а с другой — герцогами и советами каждого герцогства. По образцу прежних уний между государствами Скандинавии данный союз предусматривал в первую очередь наличие единой системы обороны и единого верховного правителя.

В действительности новое государство представляло собой гораздо более сплоченное единое целое, чем это предусматривалось конституцией. Существовал не только один верховный правитель — король. Общими были, пусть и весьма скромные, органы центральной администрации; кроме того, доходы из Шлезвига и Гольштейна поступали в королевскую казну в Копенгагене.

Достоверных данных о тогдашней численности народонаселения не существует, однако, опираясь на сведения о количестве крестьян, историки оценивают население Дании к середине XVI в. примерно в 500 — 600 тыс. человек, Шлезвига и Гольштейна — в 300 — 400 тыс. и Норвегии — в 200 — 300 тыс. человек. К этому следует добавить еще приблизительно 50 — 70 тыс. жителей малых вассальных государств: Исландии, Фарерских островов и Готланда. В последующие 100 лет во всех частях государства наблюдался рост народонаселения, темпы которого были наиболее высокими в Норвегии и наиболее низкими в герцогствах. К середине XVII в., по различным оценкам, численность населения Дании составляла 825 тыс. человек, Норвегии — 450 тыс. и герцогств — 500 тыс. человек. Эти цифры подчеркивают, что собственно в Дании, которая являлась сердцем и властным центром нового государства, проживала всего лишь половина его подданных. Но при этом датские короли выступали одновременно в качестве и герцогов Гольштейна, и королей Норвегии, и государей Исландии и Готланда.