Принчивалле. Прекрасно! Вы правы… А теперь – отдохните… Это ложе воина: оно сурово и жестко, оно узко, как гроб, оно недостойно вас… Прилягте на шкуры баранов и зубров – они ощутят впервые всю нежность, всю красоту женского тела… Положите под голову то, что помягче… Хотя бы вот этот рысий мех, который я после одной победы получил в подарок от вождя африканского племени…
Ванна, плотно закутавшись в плащ, садится.
Свет от лампы вам прямо в глаза… Хотите, я ее отодвину?
Ванна. Не надо…
Принчивалле (становится на колени и берет Ванну за руку). Джованна!
Ванна выпрямляется и смотрит на него с изумлением.
Ванна! Ванна! Я привык вас называть по имени… И что же? Сейчас едва я не лишился чувств… Уже давно томится ваше имя, томится, словно узник, в этом сердце, и, не разрушив стен своей тюрьмы, ему уже не вырваться на волю… Джованны имя с сердцем Принчивалле слились, срослись, они неотделимы. В нем что ни звук, то часть моей души, и с каждым звуком имени «Джованна» душа как будто расстается с телом… Да, имя ваше стало мне родным, я выговаривал его без страха, как слово чародейное любви, твержу его вседневно и всечасно, почтительно, и ласково, и страстно, но звуки эти к вам не донеслись, и вы ни разу не отозвались… Мои невольно складывались губы, как требует ого произнесенье, и я мечту в душе своей лелеял – при встрече с вами так самозабвенно, с таким смиреньем вымолвить его, чтоб вам передалась, чтоб вам открылась тоска, и боль, и вся любовь моя… И вот вы здесь, а слово уж не то – в нем нет волшебной власти заклинанья… Когда оно из уст моих исходит, то я его уже не узнаю: его напев рыданья приглушают, и ужасом черты искажены… Я все вложил в него: восторг, волненье,- вот почему мне силы изменяют, вот почему слабеет голос…
Ванна. Кто вы?
Принчивалле. Как? Вы меня, Джованна, не узнали?… О времени стремительный поток!… Он так жесток – он чудеса смывает!… А впрочем, лучше, что они забыты: не будет ни надежд, ни сожалений… Ведь я для вас ничто… Я – человек, который на мгновение увидел свою мечту заветную, цель жизни… Я не прошу вас ни о чем, я даже не знаю сам, о чем мне вас просить… Я лишь хочу, чтоб вы уразумели, чем для меня вы прежде были, Ванна, и чем пребудете, пока я жив…
Ванна. Вы знаете меня?… Кто вы такой?…
Принчивалле. Вы никогда не видели того, кто в этот миг вас обнимает взором, каким глядят на радость бытия не наяву, но в чудном сновиденье… каким не чаял я на вас глядеть?…
Ванна. Не помню я…
Принчивалле. Увы! Я так и знал… Вам было восемь лет, а мне – двенадцать, когда я вас впервые встретил…
Ванна. Где?
Принчивалле. В Венеции, в июне, в воскресенье… Отец мой – ювелир. Как раз в тот день жемчужное принес он ожерелье для вашей матери. Я в сад ушел – и вдруг у мраморного водоема среди тенистых миртовых деревьев увидел вас: вы плакали навзрыд – нечаянно вы уронили в воду колечко золотое… И тогда я, не рассуждая, прыгнул в водоем, едва не утонул, достал кольцо и вам его надел на палец… Вы от радости меня поцеловали…
Ванна. Да, да… Джанелло, белокурый мальчик… Так ты – Джанелло?…
Принчивалле. Да.
Ванна. Кто б вас узнал?… Тем более что на лице повязка… Одни глаза я вижу…
Принчивалле (сдвигает повязку). Ну, а так?…
Ванна. Пожалуй… Та же детская улыбка… Вас тоже ранили?… Лицо в крови…
Принчивалле. Я – что!… Вот вы безвинно пострадали…
Ванна. Позвольте, я поправлю вам повязку… (Перевязывает ему рану.) Ну что? Так лучше? Правда? Я привыкла ухаживать за ранеными… Да, я помню сад, гранаты, розы, лавры…
Мы с вами днем любили там играть, когда песок от солнца раскален…
Принчивалле. Я насчитал всего двенадцать встреч… Могу напомнить, что вы говорили, могу все наши игры перечислить…
Ванна. Я к вам тогда успела привязаться… Какой вы были ласковый и тихий!… Ну прямо девочка!… А на меня смотрели вы с каким-то обожаньем: так смотрит паж на юную принцессу… Однажды вас я прождала напрасно…
Принчивалле. Отец мой в Африку меня увез… Мы долго с ним в пустынях там блуждали… К кому я только в плен не попадал!… К арабам, к туркам, наконец – к испанцам!… Когда же я в Венецию вернулся, узнал я, что скончалась ваша мать… Ваш сад заглох… И вас, моя Джованна, я из виду сначала потерял… И вновь нашел: неизгладимый след повсюду оставляет ваша прелесть…
Ванна. Сегодня вы меня узнали сразу?…
Принчивалле. О, если бы вошли в мою палатку одновременно десять тысяч женщин, одетых в одинаковый наряд, равно прекрасных, как родные сестры, которых мать не в силах различить, я и тогда не мог бы ошибиться – я тотчас же сказал бы: «Вот она!…» Не правда ль, странно, что любимый облик живет в душе такою полной жизнью?… В моей душе ваш облик изменялся, как изменялся он на самом деле. Вчерашний облик вытеснялся новым… Он расцветал, он хорошел, и годы его, словно растущего младенца, дарами всеми щедро осыпали… Когда же вы предстали предо мной, меня как будто зренье обмануло… Я думал, что мои воспоминанья прекрасны и верны, но тут я понял, как робки и медлительны они… Они боялись вам придать тот блеск, который ослепил меня мгновенно… Я был похож сейчас на человека, который в пасмурный, туманный день цветок увидел, проходя по саду, увидел и запомнил, а потом увидел в поле под лучами солнца таких цветов ковер живой, безбрежный… Я узнаю и волосы, и лоб, и милых глаз все то же выраженье, но ваша нынешняя красота затмила ту, что я изо дня в день, из года в год накапливал безмолвно… И вереница дней моих и лет во мраке непроглядном озарялась медлительным моим воспоминаньем, а жизнь давно обогнала его!…
Ванна. Разлука странным обладает свойством – приукрашать, расцвечивать любовь…
Принчивалле. Мы часто, истине наперекор, клянемся, будто любим мы впервые… Но нет! Мы равнодушие свое, свое мы вожделенье облекаем торжественно в святые ризы скорби, а эти ризы мы берем у тех, кто создан для единственной любви… Когда же кто-нибудь из них прибегнет к словам, которые, в устах счастливцев звуча приятною для слуха ложью, давно утратили от повторенья свое значенье, силу, яркость, свежесть, и в них захочет выразить всю правду, глубокую, мучительную правду, ту правду, что ему сгубила жизнь,- священные, печальные слова избраннице до сердца не доходят: она непредумышленно, невольно им придает игривый, пошлый смысл…
Ванна. Нет, я любовь такую понимаю: в начале жизни все мы ждем ее, потом она с годами угасает, хотя ведь мне не так уж много лет… Но что же все-таки произошло, когда, вернувшись в Венецию, вы напали на мой след?… Почему вы не искали встречи с той, которую вы так любили?…
Принчивалле. В Венеции я узнал, что ваша мать перед смертью разорилась, что вы вышли замуж за одного тосканского вельможу, самого могущественного и самого богатого человека во всей Пизе, что он на вас молится и окружает вас царской роскошью… Я же мог вам предложить бездомную нищету искателя приключений, у которого нет ни родины, ни крова… Мне казалось, что сама судьба требует от моей любви этой жертвы… Я несколько раз подходил к Пизе и останавливался у городских ворот – я жаждал видеть вас и в то же время боялся спугнуть ваше счастье… Я стал наемным полководцем, участвовал в нескольких войнах, мое имя приобрело известность… Я жил сегодняшним днем, уже ни на что не надеясь, как вдруг Флоренция послала меня воевать с Пизой…
Ванна. Как нерешительны в любви мужчины!… Не обольщайтесь: я вас не люблю… И вместе с тем сама душа любви во мне мятется, ропщет, негодует, когда подумаю, что человеку, так пламенно любившему меня, как я сама его любить могла бы, вдруг недостало смелости в любви!…
