— Мистер Олифант…

— Завтра же утром вы уйдете отсюда.

— Хорошо. В этом месте я не останусь ни один день. Но раньше я скажу вам…

— Вы такой же, как и все остальные, — вы тоже наслушались этого проклятого бродяги!

— Бродяги? — у Карла перехватило дыхание. — Человек, который сегодня ушел?

— Да, я все знаю. Подлый подстрекатель…

— Подлый?!

Олифант понял, что назревает новая буря, но не мог сдержать ярости.

— Сборище несчастных идиотов! Вы же работаете на лучшей из лучших станций в Риверине, а когда какое-то мерзкое ничтожество…

— Ничтожество?!

— Да, ничтожество. У него даже не хватило смелости встретиться со мной. Он просто набил ваши безмозглые головы…

— Мистер Олифант, вы глубоко несправедливы. — Голос Карла дрожал от негодования. — Это лучший человек из тех, что бывал в Пандалупе.

— Да вы, старый дурак…

— Не смейте говорить мне «старый дурак»! Что вы знаете о плохие люди? Вся жизнь вы живете здесь и не видите нишево. А я вам говорю — этот человек… святой. Он слишком хороший, чтоб остаться здесь. Он любит все, и все любит его. Мне был друг. Он рубил мне дрова, он мыл моя тарелки. Одна ночь, когда мои кости болели, он ехал целый день в Уонганелла привезти мне бренди. Он был очень мудрый и хороший человек…

— И он сказал, что вам нужна новая кухня! А людям больше овощей!

— Ну и что? Это не правда?

— Люди были довольны — уже сколько лет…

— А теперь они все проснулся!

— Для них я четырнадцать лет держал в этой кухне повара!

— А я знал человек, кто варил на два камня, но он не называл это кухня!

Карл кинулся к плите, где что-то бежало через край, и Олифант, воспользовавшись этим, вышел. Его окружало напряженное безмолвие. В домиках никто не шевелился. Но когда измученный скваттер шел неверными шагами к дому, он чувствовал сквозь густую тень устремленные на него глаза. Звезды холодно мерцали на бархатном небосводе. Где-то на равнине кричала сова… Луиза говорила, что эта маленькая сова напоминает ей английскую кукушку.

Луиза… а что, если она еще не вернулась?

Что сделал с Луизой этот человек, пробуждающий в людях тщеславие, неблагодарность и честолюбивые стремления? Какие дерзкие мечты он заронил в горячую голову Денниса? Олифанта особенно сбивало с привычной колеи то, что рабочий ушел; у него было такое чувство, как будто ему приходится бороться с далекой, неуловимой силой. В необъятном ночном мраке ему везде чудился призрак высокого бородатого человека в развевающемся пальто, плетеной шляпе, со скатанным одеялом и жестяным чайником, исчезающего вдали…

Через открытую дверь склада с ним почтительно поздоровался Лессингтон, стажер-счетовод, но Олифант не заметил. Ему нужна была Луиза, только Луиза…

Спустя мгновение она была в его объятиях. Она ждала его на верхней ступеньке веранды, даже не сняв костюма для верховой езды.

Луиза заговорила, но смысл ее слов не доходил до него. Жизнь, остановившаяся было совсем, снова забилась, как только он молча обнял жену и прижал ее голову к своей груди. Так они простояли несколько секунд. Раз она шевельнулась, как бы пытаясь освободиться, но он только крепче обнял ее. Он почувствовал, как ее рука поднялась и ласково погладила его по затылку. Он знал, что женской интуицией она уловила в его поведении не только естественную радость встречи и физическое удовольствие от ее близости.

— Что случилось, дорогой? — шепнула она.

Не выпуская ее рук, он отстранил ее и посмотрел на нее долгим испытующим взглядом. Но в темноте он различил только блеск ее глаз.

— Милая, почему тебя не было?

— Но, Джеффри, разве тебе не говорили?

— Элен сказала, что ты у Долмана.

— Ребенок очень болен. Мне даже теперь не следовало уходить.

— Разве миссис Долман нет дома?

— Там еще четверо детей, дорогой, и она сама не совсем здорова. Ты не должен сердиться…

— Я так хотел, чтобы ты была здесь.

— Бедный Джеффри! Но ведь у малыша воспаление легких. А мистер Долман уехал на весь день с мистером Деннисом.

— Ах так! А где Деннис сейчас?

— Разве он еще не вернулся? Он был целый день на Второй Миле — перегонял овец. Речка разлилась.

— Ты видела его?

— Нет, он был у Долмана до меня и передал, чтобы тот отправился вслед за ним, когда придет. Долман приходил завтракать. Он беспокоится о ребенке.

Невозможно было не верить ей. Олифант ухватился за тот великолепный факт, что в конце концов худшее не случилось. Среди мрака и разрушения он снова, благодарение богу, ощутил почву под ногами. Луиза, теплая и близкая, осталась прежней. Ее интересовал только он; каждый жест ее дышал радостью и преданностью. Как просто и естественно объяснила она поведение Денниса. Где еще мог быть Деннис при таких обстоятельствах, как не у разлива на Второй Миле? И где следует искать Луизу, как не у постели больного ребенка?

Полный благодарности и возрожденной надежды, он приподнял ее подбородок и поцеловал в губы долгим страстным поцелуем, в котором огромное облегчение сменилось физическим желанием.

— Войдем, — шепнула она. — Здесь нас могут увидеть.

Рука об руку они вошли в гостиную. Луиза начала говорить что-то об обеде, но он сел на край стола, притянул ее к себе и, взяв ее руки в свои, очень серьезно посмотрел на нее.

— Луиза, милая, как чудесно, что ты не изменилась. Что здесь происходит?

— А какой ты ожидал увидеть меня? — спросила она с лукавой улыбкой. — Что, по-твоему, происходит?

— Все перевернуто вверх дном. Каждый подступает с ножом к моему горлу. Как будто заразились все. Вил ушел, Кэмм и Элен уходят, миссис Телсон…

— Ах, этот сезонник!

Ее непроизвольный смех заставил его подумать, нет ли здесь в конце концов глупого недоразумения. Лицо ее светилось неподдельным удовольствием.

— Джеффри, у нас был замечательный старик! Я жалею, что ты его не видел. Он ушел только сегодня утром.

— Луиза, ты понимаешь, что он здесь наделал?

— Хм, пожалуй, он здесь разжег пожар. Так?

— Значит, ты заметила?

— Я не могла не заметить, как все оживились в первый же день, когда он появился. Это было так забавно! Они у нас какие-то старомодные.

— Старомодные? Дорогая, я гордился ими. Неужели ты не понимаешь, как трудно подобрать подходящих людей в этой глуши? Служащие на овцеводческих станциях — перелетные птицы. У меня годы ушли на то, чтобы подобрать народ. Спроси Энчесона. Он через месяц едет за границу. Первый раз он смог доверить…

— Джеффри, — Луиза больше не улыбалась. — Ты поэтому так сердишься?

— О чем ты?

— Ну, тебе ведь всегда доставляло удовольствие сознавать свое превосходство над Эйчесоном, не так ли?

— Луиза!

— Ну, не хмурься, не делай оскорбленного лица. Ты и сам знаешь, как тебе не нравится, когда у него есть что-то, чего нет у тебя. — Шаловливо коснувшись пальцем его носа, она добавила: — Иногда мне кажется, что ты, ну самую чуточку, эгоистичен.

— Луиза, дорогая!

— Признайся, ты думаешь о том, как будет смеяться Эйчесон, когда услышит обо всем этом? А знаешь ли ты, как нехорошо ты поступил сегодня?

— Нехорошо?

— Миссис Телсон просила меня зайти к Элен и утешить ее. Девочка плачет в своей комнате. Что ты ей такое сказал?

— Господи! Неужели эта девушка…

— Она ничего не хотела сказать. Лежала на кровати и рыдала… Миссис Телсон говорит, ты очень рассердился, узнав, что они собираются пожениться.

— Ничего подобного. Элен просто дура. Я признаю, что я рассердился, но совсем не на нее. Тут заговор. Они все ждали той минуты, когда я приеду, чтобы наброситься на меня — миссис Телсон, Элен, Мак-Дэф…

— Мак-Дэф?

— Он попросил прибавки. Карлу всего-навсего нужна новая кухня. Я уволил его.

— За это?

— Конечно нет. Он был очень груб. Ругался в моем присутствии.

У нее дрогнули уголки губ. Он был неприятно удивлен, увидев, что она старается подавить улыбку.

Наступило короткое молчание. Уверенность, которую он чувствовал всего несколько минут назад, начинала проходить, у Луизы был задумчивый вид, как будто она пыталась нащупать что-то.