Безработные с надеждой поглядывали друг на друга; потом все, кроме Брюзги, обернулись к Эрни Лайлу, и тот, помявшись, сказал неуверенно:

— Ладно, Дарки. Я поеду с тобой. Поеду.

— Может, вы думаете, я для вас стараюсь? — сказал Дарки. — Вот для кого — понятно? — Он постучал кулаком по своей могучей груди. — Я за свою половину надеюсь кое-что выручить. Только вы, ребята, помалкивайте. Сегодня вечером потолкую со Спарго, а завтра мы с Эрни пригоним вам полный грузовик дров.

Внезапно он повернулся к Брюзге.

— Ну а ты как? С нами или нет? Тебе нужны дрова?

— Мне очень нужны дрова, Дарки, но я не хочу брать краденое.

— Небось привезут в подарок, так и тут не возьмешь? — Узловатые пальцы схватили Брюзгу за шиворот и приподняли с кучи гравия. — Ну смотри, не болтай лишнего. Если ты нас подведешь, я тебе шею сверну!

— Нет, нет, Дарки, — с испугом сказал Брюзга. — Я не подведу, ты же знаешь.

— Да, не советую, — сказал Дарки, отпуская его. — Не советую. Вон черт уже несет старика Спэда. Давайте-ка приниматься за работу. И держите язык за зубами. А завтра я вам дам знать, как и что.

Следующей ночью, когда Эрни Лайл быстро шагал по переулку в предместье города, спеша на свидание с Дарки, мороз накинул на долину свое белое покрывало.

«Хоть бы уж Дарки не опоздал», — думал Эрни, глубже засовывая руки в карманы пальто и опасливо озираясь через плечо. Пар от его дыхания белым облачком повисал в воздухе.

Заслышав чьи-то шаги, Эрни поспешно перешел на другую сторону. «А жена была права, — подумал он. — Сидеть бы мне дома. Накроют нас — и все».

Не успел он подойти к назначенному месту, как, дребезжа, подкатил грузовик.

— Прыгай, — сказал Дарки, не глуша мотора. — Еле завел эту рухлядь. Верно, батарея села.

На Дарки была черная поношенная куртка и видавшая виды шляпа; вокруг шеи — старый красный шарф.

— Холодно, черт побери, а? — воскликнул он, когда Эрни влез в кабину.

— Куда ты думаешь направиться? — спросил тот.

Дарки по неопытности резко отпустил сцепление, и древний драндулет рванулся с места.

— Да на участок старика Пэдди Шейя. Туда мили две берегом вдоль речки. Там пропасть хорошего леса.

— Но ты же знаешь, что это за тип. И дом у него тут же за холмом, рядом с участком. Нам не миновать тюрьмы, если старик нас сцапает.

— Сперва надо, чтоб сцапал. А я спущу его под откос — тогда будет знать, как совать нос в чужие дела. — Дарки шумно расхохотался, очень радуясь своей шутке, но Эрни было не до смеха.

Дарки принялся насвистывать «Краснокрылую пичужку», довольно фальшиво, но с увлечением, а Эрни смотрел на трясущуюся у него в руках баранку и следил за тем, как он пробирается на своей ветхой машине между выбоинами и ухабами проселочной дороги.

«Ясно, Дарки трусит, только виду не подает. Черт меня дернул связаться с ним. Схватят нас и — за решетку», — размышлял Эрни. Он подумал о своей жене и новорожденном, и показная беспечность Дарки внезапно вызвала в нем глухое раздражение.

— Да перестань ты, Христа ради, свистеть! — не выдержал он. — Что мы, на гулянку собрались, что ли!

— Ты никак боишься?

— Забоишься тут, чтоб мне сдохнуть!

— А кого бояться-то? Здешних дурней? Да я их всех за нос проведу, — бодро отвечал Дарки и засвистал снова.

Когда они были уже почти у цели, грузовик въехал на мостик, перекинутый через речку, и расшатанные бревна застучали под колесами. Эрни этот грохот показался раскатом грома, и он в ужасе скорчился на сиденье. До ближайшего жилья было не меньше мили, но Эрни так напугался, словно обступавший их со всех сторон мрак имел глаза и уши.

Они подъехали к ограде участка. Эрни с лихорадочной поспешностью отворил ворота.

— Что это за дощечка прибита там на дереве? — прошептал он, залезая обратно в кабину. — Вон слева от тебя, видишь?

Дарки спрыгнул на землю и, применив довольно простой способ — немного отогнув кверху крыло машины, — направил свет фары прямо на дощечку.

— «Частное владение, — прочел он вслух. — Рубить лес воспрещается. Браконьеры будут отданы под суд. Согласно предписанию. Патрик Шей».

Не прибавив больше ни слова, Дарки достал из кузова топор, поплевал на ладони и принялся делать на том самом дереве, где была прибита дощечка, зарубку для пилы. Это был высокий сухой эвкалипт с толстенными сучьями, — дрова прямо как на заказ. Стук топора звонко отдавался в морозном воздухе. Эрни сидел в кабине ни жив ни мертв от страха.

Дарки подошел к машине, швырнул на сиденье свою шляпу, куртку и шарф, полез в кузов и достал оттуда поперечную пилу.

— Пошли, — сказал он, выключая фары. — Пока не повалим, свет нам не нужен.

— Я думаю, нам надо бросить это, Дарки, сцапают нас как пить дать.

— Идем, идем. Никто нас не сцапает, если мы не будем прохлаждаться. Да перестань ты трястись, черт тебя возьми! Меня мороз по коже подирает, на тебя глядя.

Эрни нехотя скинул пальто. Постояв немного, чтобы дать глазам привыкнуть к темноте, они принялись пилить дерево. Эрни казалось, что пила шипит у него над ухом: «Сядеш-шь за реш-шетку! Сядеш-шь за реш-шетку…» От страха у него зуб на зуб не попадал, и это отнюдь не ускоряло работы.

— Ты бы уж совсем сел верхом на пилу да поджал ноги! Покатаю, так и быть! — оглушительно расхохотался Дарки и, приостановившись, поплевал на ладони.

Эрни промолчал, и они снова принялись пилить.

«Услышат нас в усадьбе, — думал Эрни. — Притащится старик Пэдди и приведет полицию. Дарки слишком уж отчаянный парень, пропадешь с ним. Моя хозяйка была права, зачем только я ввязался в это дело. Скорей бы уж хоть покончить!» Он усерднее заработал пилой, стараясь приладиться к Дарки, у которого пила так и ходила в руках, и скоро ствол дерева был почти перепилен.

— Ну, похоже, все, — сказал Дарки, пробуя повалить дерево.

— Еще немного, — решил он, снова берясь за пилу. Минуту спустя эвкалипт с треском и грохотом обрушился на мерзлую землю, расколов на части ночной мрак.

— Господи Иисусе, — пробормотал Эрни. — Небось даже в городе слышно было.

За холмом, в усадьбе Шейя, залаяла собака.

— Живей, бери второй топор, — прошептал Дарки. — Надо обрубить сучья да поскорее навалить грузовик. Мешкать некогда.

— Я не замешкаюсь, будь покоен. Я хочу домой. Нас тут сцапают, помяни мое слово.

— Не пойму, чего ты трясешься? С холоду или трусишь все? Ну и размазня же ты! Давай, давай, берись! Брось слюни-то распускать!

Еще с час они работали как одержимые, без передышки. Подгоняемый страхом и отчаянием, Эрни старался не отставать от Дарки, топор которого с силой врубался в дерево. Только раз Дарки приостановился и отер пот со лба рукавом.

— Эта вывеска пригодится, пожалуй, на растопку, — сказал он и, отодрав дощечку от ствола эвкалипта, швырнул это грозное предостережение в кузов машины. Но Эрни было сейчас не до пустяков.

Несмотря на мороз, их прошибал пот. Наконец, еще примерно через час, грузовик был навален выше бортов; и когда Дарки обвязал дрова крепкой веревкой, все было кончено, к немалому облегчению Эрни, и осталось только пуститься в обратный путь.

Но сколько ни крутил Дарки ручку, мотор не заводился. Дарки носился от радиатора в кабину и обратно, проверял искру, вытягивал подсос, ворчал и чертыхался, снова с бранью принимался крутить ручку, но все было напрасно. А Эрни, полный самых мрачных предчувствий, напряженно вглядывался в темноту.

— Застыл, подлюга, и аккумулятор сел, — сказал Дарки. — Придется нам столкнуть его вниз с холма, да и повернуть немного.

Они принялись толкать грузовик. Дарки одной рукой вертел баранку. Когда им удалось сдвинуть машину с места, Дарки вскочил в кабину. Набирая скорость, грузовик покатился под откос, между стволами деревьев, через кочки и пни… Дарки включил передачу, и разбитую машину затрясло как в лихорадке. Но вот мотор судорожно застучал, потом взревел что есть мочи, и Дарки, развернувшись, выкатил за ворота.