Зайцев хотел доложить командиру о танках, ушедших на высоту за Сенчу, и оторопел при виде необычных бойцов с винтовками: почти все они были со шпалами в петлицах. У некоторых на груди вороненой синью поблескивал почетный чекистский знак с выделяющимся мечом; сержант понял, что перед ним особисты — армейские контрразведчики.

— Что за диковинку приглядел? — напустился на Зайцева лихой командир, а увидев в стороне «войско» сержанта, спросил помягче: — Это вы лупили фрицев?.. Смело! Отчаянно!

Уловив момент, Зайцев доложил:

— Два танка, товарищ подполковник, ушли за Сенчу. Как бы они не пальнули оттуда.

— Верно говоришь, сержант… как тебя?

— Зайцев.

— А меня Чураков. Ты давай-ка дуй со своими на гору, занимай там на всякий случай оборону. Людей я подошлю. Лопаты достаньте, окапывайтесь.

Зайцев козырнул и живо повел свое отделение вверх по пыльной дороге, слыша позади себя напористый голос Чуракова:

— Какой прокурор, какие деньги? Винтовку в руки! Вон у раненого лейтенанта Малишевского забери. А тебе, кассир, маузер. Я шмайсер достану, видишь, фриц на дереве оставил.

Начали окапываться. Подходили новые группы бойцов. Некоторые из них несли связки гранат, бутылки с горючей жидкостью.

У Зайцева разгорелись глаза. Он ощутил заботу о его группе и спокойнее думал о тех, кто залег у моста.

Наблюдательным пунктом сержант избрал ветряную мельницу, взобрался на перекладину под самую крышу, откуда широко просматривалось поле, наполовину убранное от хлеба, кое-где торчали скирды, а слева клином простиралась рощица. За ней, к южному краю села, тянулась вереница выходящих из окружения воинов. Они еще не знали, что путь за реку отрезан и предстоит снова пробиваться через вражеское кольцо.

Зайцев не видел, как по широкому деревянному мосту устремились вражеские танки. Он обернулся, когда услышал вспыхнувшую пальбу.

Дернулся от взрыва и скособочился головной танк, а идущий следом слабо ткнулся ему в борт и попятился задним ходом — выезд с моста был прегражден. Постреливая, второй танк удалился вслед за отступившими машинами. Недолго постояв на противоположном берегу, они взяли курс на север и быстро скрылись из виду.

И еще Зайцев приметил, как со стороны села к нему выскочили всадники.

— На млын забрался. Это хорошо, — похвалил Чураков подбежавшего сержанта. — Только ты пошли туда наблюдателя, а сам в цепи будь.

Второго всадника в форме пограничника Зайцев узнал сразу.

— Товарищ полковник Рогатин! Не узнаете? — и вытянул руки по швам: — Разрешите доложить? Приказ взорвать мост под Исковцами выполнен.

— Как не узнаю. Здравствуйте! И о взорванном мосте осведомлен.

— Где наши, товарищ полковник, взвод наш, хочу сказать?

— Отошли… А Лыков тут, жив?

— Здесь я! — откликнулся польщенный вниманием Лыков, продолжая рыть окоп.

— Рад! — сказал Рогатин, и по его лицу было видно: очень рад он встрече с бойцами, которых вчера по его приказу послали на смертельно опасное дело.

— Ну что ж, — повернулся полковник к Чуракову, — у моста Котовенко справится. Танкам там хода нет. Думаю, в обход они нацелились. Ждите — нагрянут. Ни один не должен пройти. Пусть считают, что мы бьемся тут за переправу. С темнотой отходите на Лучки.

— У моста когда снимете оборону? — поинтересовался Чураков.

— Отойдете вместе, бесшумно. Мост взорвем. Пусть на рассвете штурмуют… И еще вот что, Дмитрий Дмитриевич. Отпусти-ка ты прокурора с кассиром… Пришлю тебе группу.

— Гранат лучше.

— Считай, обменялись, — козырнул Рогатин и ускакал.

Притихли окопавшиеся бойцы, даже кто-то всхрапнул. Чураков сходил на мельницу и скоро вернулся, присел возле Зайцева, на часы взглянул.

— Пора обедать — пошутил он. Увидев привязанную лошадь, подумал: «Зачем она тут?» И, словно вспомнив о чем-то, попросил сержанта позвать прокурора с кассиром. А те были рядом.

— Забирайте лошадь и отправляйтесь на Лучки, — распорядился Чураков.

— Это почему же? — заупрямился прокурор.

— Приказ не обсуждают. Выполняйте! В Лучках доложите полковнику Рогатину, что добавку гранат нам не прислали.

А кассир протянул Чуракову маузер. Дмитрий Дмитриевич даже поднялся.

— Думаешь, отвоевался? Да, хочешь знать, без оружия нынче ты ничто. За него зубами должен держаться — и, наскоро объяснив, как пользоваться маузером, вернул оружие, сказав: — На басмачей с ним ходил, всю службу в ЧК при мне был…

Когда прокурор с кассиром ушли, Зайцев спросил:

— И не жалко вам именное оружие?

Чураков ответил не сразу. Свернул цигарку и, затянувшись, поделился грустно:

— Сегодня не жалко. Да и последняя в нем обойма… Вот с чем нынче воевать надо, — похлопал он по круглому диску русского автомата.

— А тот шмайсер на дереве сняли? — вспомнил сержант.

— Я уже подарил его. А этот… — Чураков склонил голову, вздохнул горестно. — Утром бы мне эту штуку. Много мы нынче своих потеряли, только под Городищем восемнадцать.

— Так вы из огня да в полымя, — понял Зайцев.

Чураков подтвердил молча, кивком, а потом не удержался, рассказал, порывисто жестикулируя, как наступала цепь бойцов в командирской форме с кубиками и шпалами в петлицах — человек семьдесят. Все были коммунисты, сотрудники особого отдела, а рядом сражались пограничники и курсанты школы НКВД. Сводным отрядом командовал Рогатин.

Зайцев слушал и представлял себе горбатые высоты, на которые прорвались немецкая мотопехота и автоматчики. К штабу фронта прорвались. Врага надо было немедленно сбить, уничтожить. И единственной боевой силой в критический момент оказались пограничники и чекисты.

Скрытно сосредоточившись у крутых склонов, над которыми одиноко маячила старая деревянная церквушка, отряд поднялся разом и с криком «ура» бросился в атаку.

Загрохотали гранаты. Упал оперуполномоченный Николай Шиянов, но тут же поднялся, и находившиеся рядом увидели у него кровавый обрубок руки. Шиянов пробежал несколько шагов, остановился, пытаясь одной рукой поставить гранату на боевой взвод, и повалился, подминая кустарник…

Граната старшего оперуполномоченного Белоусова угодила во вражеского пулеметчика, и чекист едва успел залечь. Над головой просвистели осколки. Он выдвинулся слишком далеко и оказался в выгодной позиции, ведя автоматный огонь чуть ли не вдоль цепи гитлеровцев. А когда рядом увидел начальников отделений Чуракова и Котовенко, понял: теперь можно захватить вершину высоты, а это половина успеха.

Левым флангом чекисты смяли гитлеровцев и, не останавливаясь, расширяя захваченный рубеж, погнали врага. Затихал бой справа, южнее. Это второй, сводный отряд, в котором находился полковник Рогатин, овладел высотой и церквушкой.

Около двух километров отряд преследовал и добивал остатки гитлеровцев.

К Менче подошли с южной стороны. Дозорные скрылись за хатами, втянулась в село и часть колонны, когда вдруг утреннюю тишину огласила трескотня немецких автоматов…

Остальное, впрочем, Зайцев видел сам.

С мельницы донесся крик наблюдателя:

— Танки! Шесть штук. Справа, километра три…

Чураков оглядел окопы, скомандовал:

— Приготовиться! — и пошел на правый фланг.

Спрыгнув в зигзагообразную траншею, Зайцев спросил Лыкова, куда делся милиционер Анисенко.

— Тут, где ему быть. Во-он в кусточках устроил себе окопец. Да они вдвоем там.

— Куда его занесло? — вырвалось у сержанта.

— А связку-то гранат на бруствере не видишь? Он им сейчас отрегулирует движение.

Просвистел снаряд. Он взорвался далеко внизу, в селе, но два других легли неподалеку от мельницы, даже качнулись крылья ветряка. Чураков исподлобья следил за приближающимися танками. Они шли широко, но понемногу начали тесниться, и стало возможным определить, что метят они на дорогу, уходящую к селу между двух крутых, как ущелье, склонов.

Ох как Чураков подосадовал в эту минуту на свою несообразительность: впустить бы танки на дорогу и встретить их в узком месте, как в ловушке. И тут на глаза Дмитрию Дмитриевичу попались два бойца в окопчике справа. Редкий кустарник хорошо маскировал их, и они стояли, навалившись грудью на бруствер, держа наготове по связке гранат, — танки шли на них.