Осторожно обогнув барахтающуюся груду людей и механизмов, Джейк протиснулся мимо останков белого электропианино, разбитого в аккурат на пороге, толкнул желтую пласдеревянную дверь и вошел внутрь.

Там потасовка была в полном разгаре. Заведение устроили на манер салуна двадцатого века – длинная черная стойка с начищенным до блеска медным поручнем, кабинки из темного дерева и внушительный прилавок с бесплатными закусками. В данный момент пианист-андроид, которому кто-то натянул до самых пластиковых ушей взаправдашнюю шляпу-"дерби", валялся под длинным обеденным столом недвижный, но зато щедро изукрашенный салатом и разноцветными соусами. Вокруг бездыханного андроида шесть-семь клиентов – все крепкие, здоровые мужики – с превеликим энтузиазмом молотили друг друга руками и ногами. Зеленая робособака, – по всей видимости сестричка той, развлекающейся снаружи, – грызла заплывшую жиром лодыжку тучной блондинки – хозяйки салуна, как догадался Джейк.

В одной из кабинок Гомес, огорченно качая головой и осторожно вытирая ободранные костяшки пальцев о собственный подбородок, с трудом вылезал из-за стола. По другую сторону сильно перекосившейся кабинки на полу лежало недвижное тело какого-то авиатора.

Заметив напарника, Гомес улыбнулся, помахал рукой и начал пробираться навстречу.

– Хотел бы заверить тебя, amigo, что я не принимал никакого участия в организации этого фестиваля бальных танцев.

– Тем не менее, надо полагать, хорошо размялся.

– Так вот, я как раз собирался навестить своего последнего на сегодня информатора, который находится где-то во чреве этого вертепа, а тут некие авиаторы не смогли прийти к общему мнению относительно достоинств пары омерзительно аляповатых робособак. По мне – робокошки куда лучше.

– А нельзя ли тогда нам... Оп!

Одному из здоровых мужиков надоело колошматить своих дружков, и он попытался врезать Джейку. Джейк уклонился от удара, схватил занесенную над ним руку и, пользуясь ею, как рычагом, швырнул мужика через комнату. Авиатор врезался прямо в роскошную хозяйку и рычащую зеленую собаку, раскидав их в разные стороны.

– Так нельзя ли нам, Сид, навестить твоего информатора вместе?

– Por supuesto, само собой. – Гомес кивнул, подул на ободранные костяшки и скривился от боли. – Да ведь это – Джо Ватерлоо, ты же должен его знать.

– Знаю, и даже лучше, чем хотелось бы.

– Там, рядом с мужским сортиром, есть незаметная дверка. – Гомес двинулся первым. – Vamos[13].

В извивавшемся как кишка подземном коридоре царила промозглая сырость. Где-то громко капала вода.

– Хотелось бы надеяться, – заметил Гомес, – что этот звук совсем не означает готовность безбрежного Тихого океана ворваться в наш туннель.

Джейк ухмыльнулся.

– Ну и что ты разузнал?

– Прежде чем я отвечу тебе на данный вопрос, расскажи мне, пожалуйста, где ты развлекался. Даже при этом слабом освещении я замечаю, что ты и сам побывал в какой-то заварушке.

– По правде, да.

Джейк коротко пересказал напарнику все случившееся за день.

Узкую арку, которой кончался коридор, частично прикрывала занавеска из шнуров с нанизанными на них бусинами.

– Джо? – спросил Гомес.

– Я все еще не управился со своим главным делом, Гомес, если ты хочешь узнать именно об этом.

– У меня есть несколько вопросов, но они не касаются главного твоего проекта.

Раздвинув шнуры, Гомес пропустил Джейка вперед. Они оказались в обширной, заставленной оборудованием мастерской.

– Я привел с собой коллегу.

Сперва Джейку показалось, что на лабораторных столах разложены голые девицы; в действительности это были всего лишь андроиды.

Единственным живым человеком в мастерской оказался Джо Ватерлоо, плотный мужчина лет тридцати пяти, уже лысеющий, но зато усатый. С паяльником в руках, одетый в замызганный синий халат, он медленно кружил вокруг стола с распростертым на нем лицом вверх голым телом девицы-андроида. Джейка Ватерлоо словно бы не заметил и говорил только с Гомесом.

– Мне уже начинает казаться, что теперь они снашиваются быстрее, чем раньше, во всяком случае, чинить их приходится чаще, – сказал он. – Вот эту девицу притащили из Beraca-второго. Как ты думаешь, какая часть изнашивается у них первой?

– Джо, – ухмыльнулся Гомес, – ответ вроде как очевиден.

– И совсем не то, Гомес. В действительности первыми выходят из строя уши. А знаешь почему? Потому что эти звезданутые клиенты – ну не все, но добрая половина – разговаривают с ними. Платят, что положено, а потом выкладывают этим механическим телкам свои проблемы, свои разочарования, свои придурочные надежды и мечты. И весь этот треп, особенно непрерывный треп прямо на ухо, калечит к такой-то матери деликатный слуховой механизм. А кому потом нужна глухая проститутка?

Джейк сложил руки на груди и прислонился к стене.

– Джо, – сказал Гомес, – мне нужно кое-что узнать. Ты ведь не бросил еще свое побочное занятие?

– Ты знаешь, в чем состоит самая главная моя проблема?

– Скажи.

– А том, что у меня вообще нет ничего, кроме побочных занятий. Я чиню-лужу-паяю андроидных шлюх для гангстеров, я добываю ценную информацию для избранных клиентов, я чиню сервороботов и всякую домашнюю хрень для своих дружков – а уж их-то у меня, по милости Бесс, несчетно. Вот ты скажи: для этого, что ли, я на свет Божий родился?

– Думаю, для этого, Джо. Насколько я понимаю, в твоем случае добывание информации для других – это священное призвание. Так вот, мне хотелось бы узнать...

– Я говорю тебе, Гомес, сейчас у меня действительно близко к завершению самое главное мое творение, мой магнум опус.

– А не лучше ли тебе – я и раньше много раз это говорил – бросить эту дыру и найти себе настоящую, живую девушку? Ты мастеришь себе подружку, но только, с моей точки зрения, это очень смахивает на починку всех этих штук, которой ты занимаешься все свое время и поэтому...

– Я же не подстилку себе стряпаю.

Когда Ватерлоо ощерился, его усы сперва встали торчком, а затем опустились.

– Я создаю, не забывай, идеальную женщину. Частично она основана на образе Дорис Динкинс, за которой я бегал в школе. Частично на том, что я...

– А не лучше ли вылезти из этой берлоги и отыскать настоящую Дорис Динкинс? Будет гораздо проще, чем начинать с нуля, все время рискуя, что...

– Настоящая Дорис Динкинс видеть меня не желает, и давно. Кроме того, сейчас она – тридцатишестилетняя дряблая матрона, живет с придурочным мужем и тремя недоделанными детишками в секторе Сан-Берду. Нет, мое андроидное творение будет несравненно лучше.

– Ну что ж, я готов внести свой вклад в финансирование столь амбициозного проекта. То есть готов заплатить тебе за информацию по обычной ставке.

– Цены растут.

Ватерлоо положил паяльник в опасной близости от голой пятки испорченной андроидной шлюхи. Затем он словно впервые заметил Джейка.

– А что думаешь ты, Кардиган?

– О чем?

– Как я слыхал, в Мексике ты путался с очень классной андроидной бабой. Затем ты сменил ее на настоящую девицу, оригинал. Так мне хотелось бы узнать у тебя...

– Джо... – Гомес схватил толстяка за рукав и повернул к себе. – Мы пришли к тебе для делового разговора, а не для того, чтобы заниматься рассуждениями...

– А вот я готов поспорить, – сказал Ватерлоо, – готов поспорить, Кардиган, что с андроидной девицей ты ладил гораздо лучше. Понимаешь, у настоящих баб всегда есть какие-нибудь прихоти, заморочки, неприятные привычки, которые рано или поздно начинают действовать на нервы. Вот ты возьми Дорис. Она была...

– На сколько ты поднял цену? – спросил Гомес.

– На двадцать пять процентов. – Ватерлоо отвернулся от Джейка. – Теперь все дорожает.

Гомес присел на краешек стола, предварительно чуть отодвинув голые ноги лежащей на нем блондинки.

– Мне хочется знать, почему замочили Уинтергилда.