– Что?
– Пойдем поговорим с Эдди.
Оруэлл, два полицейских в форме и эксперт судебной медицины ждали их на том месте, где изогнутый берег водоема позволял поближе подойти к телу Ли. Полицейский фотограф Мэл Даттон стоял чуть в стороне, вставляя новую цветную пленку ASA–400 в фотоаппарат фирмы «Никон».
– Ну как, Мэл?
– Фототелеграфия с двух километров. – Даттон защелкнул фотоаппарат и протянул его Уиллоусу. – Вот, взгляни.
Уиллоус прищурился, посмотрел в глазок видоискателя и увидел тело Ли, сплошь покрытое льдом.
– А почему его до сих пор не перенесли?
– Лед слабый, а глубина под ним около полутора метров, и вода такая, что все себе отморозишь, – Даттон взял аппарат и ухмыльнулся, посмотрев на Паркер, – – конечно, если есть что отмораживать.
Оруэлл смотрел на них издали; поймав его взгляд, Уиллоус крикнул:
– Ты пожарникам звонил, Эдди?
– Уже едут, – ответил Оруэлл, направляясь к ним и держа руки в карманах черного кожаного полупальто. Его светлые волосы были гладко зачесаны назад и, покрытые гелем, казались влажными.
– Как он сюда попал?
– Вон там есть дверь, – Оруэлл указал на нее рукой в черной лайковой перчатке, – там, за колонной.
– Отличное пальто, – заметил Уиллоус. – И перчатки тоже.
– Спасибо, – настороженно ответил Оруэлл и спрятал руку в карман.
– Слышал, что ты собираешься попросить у шефа разрешить сменить табельный «смит» на «рюгер»?
– Очень смешно. – Взгляд, адресованный Уиллоусу, должен был выразить иронию, но получился просто обиженным. Он повернулся и пошел к полицейским. Там ему самое место, подумал Уиллоус.
– Знаешь, иногда, если в такую рань звонит телефон, я так тороплюсь снять трубку, что вскакиваю не с той стороны кровати, где он стоит. А потом целый день хожу злая. С тобой так не бывает, Джек? – поинтересовалась Паркер.
– Нет. Значит, это Янг вызвал полицию?
Паркер кивнула.
Диспетчер наверняка зарегистрировал и записал на пленку звонок Янга. Надо будет обязательно прослушать запись.
Уиллоус пошел туда, где, по словам Оруэлла, была дверь.
Бледное зимнее солнце низко висело над горизонтом. Холодно поблескивала гладкая поверхность водоема. Молочно–белый труп Ли сидел посередине ледяного пространства, словно находился там всегда.
– Мы собираемся осушить пруд. Надеемся что–нибудь найти, – сказала Паркер.
– А может быть, ничего не найдем и только даром потратим время.
– Если удастся сузить круг подозрений, это уже не пустая трата времени, Джек, – весело отозвалась Паркер.
Дверь луны – два полукруга из полированного красного дерева – ярко выделялась на фоне белых стен. Возле замка были глубокие отпечатки на полированной поверхности, – как будто лошадь била копытом.
– Даттон уже сфотографировал дверь?
– Пока нет, – ответила Паркер.
– Столько льда… У Янга, наверное, отличное зрение.
– Лицо видно довольно хорошо.
– Ну да, – ответил Уиллоус, подумав, что ему неплохо бы сходить к окулисту. Он свистнул Даттону и махнул рукой, чтобы тот подошел.
За последний год Даттон набрал килограммов шесть, а то и все восемь и отрастил двойной подбородок. Он подошел к Паркер и Уиллоусу с розовой от мороза лысиной. Теплая куртка делала его еще толще.
Уиллоус почти на четвереньках обследовал траву около двери. Надо все самому обнюхать, не то, как всегда, насобирают целый мешок мусора, а важное упустят. Он достал из кармана рулетку, вытянул сантиметров десять ленты, приложив ее к двери рядом с отметинами, и стоял так, пока Даттон не отснял полпленки. Потом он измерил расстояние от земли до этих самых отметин, сантиметрах в пяти ниже замка. Девяносто девять сантиметров. Он поднял ногу. Каблук его ботинка коснулся двери сантиметра на четыре выше. Проделав несложный арифметический подсчет, Уиллоус узнал, что рост убийцы около метра семидесяти семи. Негусто, но все–таки.
– Все? – спросил Даттон.
– Пока да.
Приехали четверо пожарных с деревянной лестницей метров десять в длину. Они положили лестницу на лед, и самый маленький из них уже занес ногу через каменный бордюр, окружавший водоем.
– Подождите! – крикнул им Уиллоус.
– Вы не хотите, чтобы мы его достали?
– Я сам.
Пожарник снял желтую резиновую перчатку и погладил усы, – совсем как у моржа. Он промолчал, но был явно недоволен. Уиллоус перелез через бордюр и осторожно ступил на первую ступеньку лестницы. Лед затрещал. Уиллоус распластался на лестнице и осторожно пополз.
– Джек, улыбочку! – заорал Даттон. Пожарники засмеялись, и Оруэлл с ними вместе. Лед под ним стонал и скрипел, но Уиллоус подобрался уже достаточно близко, и окоченевший труп абсолютно голого Кенни Ли был хорошо виден. Худой и костлявый, он весь был в ледяном панцире. С носа и мочек ушей свисали сосульки, на плечах огромными бородавками пузырились застывшие капли, на спине будто висел ледяной рюкзак, на голове – шапка изо льда. Рот Ли был широко открыт, словно, умирая, он отчаянно кричал, и крик был забит ледяным кляпом. Темные глазницы казались комками застывшей грязи.
Никаких внешних ран видно не было, да при подобных обстоятельствах это не имело значения.
Хорошо, что Уиллоус догадался привязать на пояс топор.
Почти полчаса он трудился, вырубая труп изо льда, промок до нитки, ободрал в кровь костяшки пальцев, а лицо саднило от осколков льда, разлетающихся под ударами топора во все стороны.
Он обхватил труп обеими руками и попытался вытащить его на прочный лед.
– Эй, тебе помочь? – крикнул Оруэлл.
Уиллоус не ответил. Он топором расширил прорубь, набрал побольше воздуха и прыгнул в воду. Господи Боже! Голый Ли весил, должно быть, килограммов шестьдесят, не больше. Но в своем ледяном одеянии он был раза в два тяжелее. Уиллоус наклонил труп так, чтобы он лег на лед, потом, приподняв, вытолкнул его из проруби. Полицейские и пожарники зааплодировали. Это действовало Уиллоусу на нервы. Взобравшись на лестницу, он подполз по ней к месту, где находилось тело, и с силой толкнул его обеими руками; оно пронеслось через весь водоем и стукнулось о каменный бордюр.
Уиллоус медленно пополз по лестнице обратно, неловко перелез через бордюр. Его руки закоченели. Тело не слушалось, он не мог сдержать дрожь.
– Отличная работа, – сказал Оруэлл, – Даттон, наверное, тысячу снимков сделал.
Паркер отвезла Уиллоуса в департамент уголовного розыска, высадила у главного входа и отогнала машину в подземный гараж. Уиллоус спустился на лифте в цокольный этаж. В его шкафчике лежала смена чистой одежды, но руки так дрожали, что он не мог справиться с замком, набрать нужный код, и он попросил об этом проходившего мимо полицейского. Сняв мокрую одежду, Уиллоус нырнул в горячую ванну.
Когда через полчаса он вошел в свой отдел, на его столе стояло маленькое чучело пингвина. Он оглядел всех, кто был в комнате, но встретился взглядом только с Паркер. Остальные следователи, а их было пятеро, сделали вид, что не заметили, как он вошел. Уиллоус вынул из ящика стола нож для бумаг, вспорол пингвину брюхо, оторвал голову и бросил весь этот ворох в корзину у стола Эдди Оруэлла.
– Что ж, неплохо, – заметила Паркер – Как себя чувствуешь? Голодный?
– Да, немножко.
– Ничто так не возбуждает аппетит, как хороший заплыв.
– Откуда это тебе известно?
– Пойдем перекусим, – улыбнулась Паркер.
Они отправились в кафе «Овалтин» на улице Хастингс, прямо за углом департамента уголовного розыска, и сели за столик в глубине зала. Официантка, женщина лет шестидесяти с редеющими волосами, посмотрела на Паркер и спросила, как всегда:
– Чай и булочку с черникой?
Паркер улыбнулась и кивнула. Уиллоус заказал полный завтрак: яичницу, сосиски, тосты.
– Кофе?
Он утвердительно кивнул.
– Сию минуту, – ответила официантка. Полицейские обычно не отличались щедростью. Но этот, особенно если он с напарницей, мог оставить хорошие чаевые.
– Янг, похоже, не слишком обрадован, особенно идее осушить водоем, – сказала Паркер.