– Вы знаете так же, как и я, – продолжал Росситер, – что основной симптом отравления моноокисью углерода – ослабление способности реально мыслить. Наоми, без сомнения, не отдавала отчета в том, что делала.

Уиллоус задумался, вспомнив заброшенную лесную дорогу, пятна свежей смазки на траве, разрыхленную землю и следы от колес какой–то машины. Он знал, что при движении в горах легко повредить выхлопную трубу, отсюда и повышенная опасность отравления окисью углерода…

– Хорошо бы узнать, – сказал он, – кто привез ее в горы. И где был этот человек, когда она решила пойти купаться.

– Вероятно, ушел куда–нибудь в лес, – предположил Росситер, – покуривал соломку, потягивал пиво, а может, просто дремал под деревом.

– Обнаружены у нее следы алкоголя или других наркотиков?

– Никаких.

– А симптомы того, что она занималась сексом?

– Нет, ничего подобного не было обнаружено.

– Тогда что же ее тайного спутника так обеспокоило? Худышка ныряльщица и малолетний преступник – подумаешь, какое дело!

– Может, он был женат.

– Или профессиональный убийца.

– Будем надеяться, что это не так, – сказал Росситер. По тону его голоса можно было догадаться, что сам–то он не верит в подобную возможность.

И Уиллоус вдруг понял, что Росситер позвонил вовсе не потому, что он просил его об этом, а просто хотел проинформировать, что департамент Сквемиша ККП закрыл дело Наоми Листер.

Уиллоус поблагодарил Росситера за помощь, резко оборвав его на полуслове и повесив трубку, открыл свою записную книжку и аккуратно изложил в ней суть недавней беседы. И все же тот факт, что в крови Наоми Листер был высокий уровень окиси углерода, обеспокоил его.

…Когда Уиллоус вернулся, Клер Паркер прогуливалась по комнате, занимаемой отделением полиции. Она подошла к охладителю воды и налила себе стакан. Закончив пить, Паркер вылила последние несколько капель воды из бумажного стакана, перевернув его вверх дном, поставила на голову и прошлась, покачивая бедрами. Уиллоус улыбнулся, и Клер, сделав реверанс, поставила стакан на место. Уиллоус, заперев стодолларовую банкноту в нижний ящик стола, собрался на дежурство.

Мэнни жил на Тридцатой Восточной в тени парка королевы Елизаветы. Его выцветший одинокий дом находился неподалеку от стадиона Нэт Бейли, где жили в основном канадцы. Когда на стадионе проходили игры, Мэнни мог слышать шум и возгласы любителей спорта даже при закрытых окнах.

Юниор проехал со скоростью пять миль в час мимо пустого стадиона и повернул налево. Выхлопы черного «транс–ама» мягко лопались позади него. Было воскресное утро, половина одиннадцатого. Он прибыл чуть раньше, чем предполагал.

Улица перед домом была пустынной. Ни автомобилей, ни детей, никого. Юниор слегка нажал на тормоза, й передние колеса ударились о край тротуара. Автомобиль вздрогнул. Юниор въехал на тротуар и уперся в высокую деревянную ограду. Доски затрещали и раскололись, лишь одна, неожиданно оторвавшись от других, попала в соседний двор.

Юниор нажал на газ. Большой восьмицилиндровый двигатель взвыл. Колеса с мощными шинами «транс–ама» примяли траву, вывернув ком земли, раскидав гальку и мелкие камни по дороге. Юниор ощутил запах жженой резины. Затем автомобиль подпрыгнул, рванулся и тут же был отброшен назад. Обеими руками поворачивая руль, Юниор ухитрился выровнять машину прежде, чем она ударилась о стену дома.

«Транс–ам» замер. Колени Юниора стукнулись о рулевую стойку так сильно, что у него потекли слезы. Двигатель выключился. Ругаясь, Юниор потянулся за кольтом «магнум» в перчаточное отделение, но вместо этого, почувствовав, что сильно устал, упал на руль и закрыл глаза.

Мэнни вышел на террасу в халате из искусственного шелка и с чашкой рисовых чипсов в левой руке. Он увидел черный «транс–ам», нелепо приткнувшийся у стены дома, построенного его отцом, дыру в ограде и разрушенный газон. Выронив чашку с едой, Мэнни сбежал вниз и, перепрыгнув через газон, рванул дверь «транс–ама», содрав ноготь с большого пальца.

В этот момент Юниор открыл глаза. Через тонированное стекло лениво покосился на Мэнни, затем протянул руку и нажал хромированную кнопку. Окно опустилось.

Мэнни сунул голову внутрь машины и спросил:

– Что ты, дерьмо, делаешь у моего дома?

– Тук, тук, – ответил Юниор.

– Ты тупой дурак!

Юниор похлопал по соседнему сиденью.

– Давай прыгай сюда. Пришло время главного удара.

Мэнни сосал поврежденный палец, ощущая соленый вкус крови.

– Почему ты приехал так рано? – спросил он.

– Садись, – сказал Юниор и повернул ключ зажигания. Двигатель громыхнул, издав горловой ворчащий звук, который Юниору почему–то нравился.

– Дай мне минуту. Надо же одеться, хорошо?

– Прекрасно!

– Ты уберешься от моего дома, или я проколю твои паршивые шины.

– Не забудь проверить плиту и выключить утюг, – ласково сказал Юниор в ответ.

Он нажал кнопку, и быстро поднимающаяся стенка из тонированного стекла заставила Мэнни убрать голову из автомобиля. Губы Мэнни шевелились, но Юниор уже не мог его слышать. Забыв на время о Мэнни, он взял лист розовой бумаги под перчаточным отделением. Длинные прямые пальцы Юниора не были так подвижны, как у Миши, и сложить енота было для него совсем не просто. Но он упорно мял и гнул жесткий бумажный квадрат.

Постепенно бумага принимала форму маленького животного, но Юниор продолжал работать, стараясь, как учила его Миша, не останавливаться, пока работа не будет закончена.

Мэнни с треском ударил костяшками пальцев по стеклу, но Юниор не отреагировал. В конце концов, когда енот был готов, он бросил его на передний щиток и разблокировал дверь. Мэнни проскользнул в машину.

Он переоделся в пшеничного цвета куртку поверх темно–зеленой рубахи. Его светло–зеленые брюки поддерживались белым кожаным ремнем с большой латунной пряжкой, которая хорошо сочеталась с застежками на белых кожаных ботинках. Полированная латунь блестела так же, как семь золотых колец, которые Мэнни всегда носил, – три на левой и четыре на правой руке.

– Прекрасная экипировка, – одобрил, оглядев его, Юниор.

Мэнни кивнул, принимая похвалу как должное. Он закрыл дверь автомобиля, сел, расправил брюки и потянул ремень безопасности.

– Ты покупал ботинки и ремень одновременно? – спросил Юниор.

– Да.

– А что это за маленькие красные треугольники на твоей рубашке?

– Наконечники стрел.

Мэнни смахнул щелчком пылинки с отворота куртки и пристально посмотрел в ветровое стекло, в то время как Юниор, дав задний ход, снова проехал по газону, пробив еще одну дыру в ограде. Юниор взглянул на Мэнни, ухмыляясь, но тот промолчал, сделав вид, что ничего не заметил.

На самом же деле не просто заметил, но и затаил обиду, решив, что рано или поздно время Юниора придет. И тотчас роли переменятся. Мэнни будет лихо резать шины Юниора и в конце концов заткнет его проклятый рот.

Юниор поехал вниз по Мэйн и затем вдоль Хастингс, мимо монументальных зданий и ярких светофоров. Был второй день объединенных выставки и ярмарки, и потому вдоль улиц сновали полицейские с металлическими коробками, управлявшими работой светофоров. Боковые улицы и перекрестки были полны народа. Юниор разглядывал женщин, останавливая взгляд на тех частях их тел, которые интересовали его больше других, и с трудом пробирался вперед мимо разваливающегося громоздкого стадиона Эмпайр, памятников в бронзе, преодолевая милю за четыре минуты.

Наконец Юниор повернул на Кессиар. Когда они добрались до Второго Узкого моста, двигаться стало легче.

Слева стояли громоздкие элеваторы. На причалах аккуратно сложены лесоматериалы и конусы ярко–желтой серы – главного предмета торговли, которая велась в гавани.

Едва они достигли вершины моста, Юниор нажал кнопку, открыв солнечную крышу. Внезапный ветер ударил Мэнни, растрепав его заботливо уложенные волосы. Он невольно поднял руки, прикрывая прическу.